28 июля 1914 года началась Первая мировая война.
Хотя граф Гарри Кесслер назвал первый том своих мемуаров «Путь в бездну», даже в июле 1914 года ни он, ни его спутники, порхающие в вихре вальса из одной столицы Европы в другую, не догадывались, что это и есть путь в бездну. Они были так увлечены этим порханием, блеском, этим фейерверком выставок и премьер, что мысль о чем-то дурном не приходила им в головы.
Граф Гарри
Премьера балета «Легенда об Иосифе» состоялась в парижской опере 14 мая 1914 года. Она прошла при полном восторге зала, но граф Гарри был слегка разочарован — не все его высокопоставленные аристократические друзья-приятели явились в оперный зал. Гораздо бо́льшие надежды Гарри возлагал на лондонскую премьеру, которая была назначена на 23 июня в театре на Друри-Лейн.
Лондонский успех стал настоящим триумфом — о нем писали газеты, говорили во всех модных салонах. Однако третье представление балета, назначенное на 29 июня 1914 года, опять разочаровало графа Гарри. Королевская чета, которая должна была осчастливить спектакль своим присутствием, в последнюю минуту прислала свои извинения — их задержали семейные осложнения.
Вскоре стало известно, какие осложнения случились в королевской семье: в Сараево сербским студентом Гаврилой Принципом был убит наследник австро-венгерского императора эрцгерцог Франц Фердинанд. Известие об этой трагедии было очень огорчительным, но даже тогда никто не заподозрил, что это прямой путь в бездну.
Петра
Во Франции убийство эрцгерцога Франца Фердинанда прошло, можно сказать, незамеченным — все внимание было приковано к судебному процессу над женой министра финансов мадам Галлуаз, которая застрелила редактора парижской газеты «Фигаро» Кальметта за то, что он опубликовал ее личные письма. Услыхав эту новость, граф Гарри тихо возликовал — совсем недавно он сам собирался убить Кальметта на дуэли за его гнусную статью о Нижинском и Родене. И наверняка застрелил бы — граф был отличным стрелком, — если бы Роден не взмолился и не отговорил друга вызывать обидчика на дуэль, потому что тогда Гарри, как иностранного подданного, посадили бы в тюрьму за убийство. Теперь отважная мадам Галлуаз восстановила справедливость и 29 июня 1914 года была оправдана судом, что отвлекло всеобщий интерес французов от международных событий.
И никто не заметил, что Европа уже ступила на край бездны. И бездна смотрит ей в глаза, как и предсказывал Фридрих Ницше.
Граф Гарри
За обедом в «Савойе» Огюст Роден спросил графа Гарри:
— Я слыхал, что ты собираешься сегодня вернуться на континент?
— Давно пора, — ответил Гарри. — Меня ждут и в Берлине, и в Веймаре.
— Если ты подождешь до завтра, мы можем поехать вместе.
— Отлично! — воскликнул Гарри, и они на следующий день покинули Англию.
Перед сном Гарри написал в своем дневнике:
«Роден оказался прекрасным спутником. Всю дорогу через Ла-Манш старик был весел и остроумен и даже не подал виду, что страдает морской болезнью. Он сознался в этом только в поезде. На вокзале в Париже его встретила подруга, и мы расстались, почти не прощаясь. Он крикнул мне вслед:
— Встретимся в четверг у графини!
Я думаю, он имел в виду мою маму, в салоне которой по четвергам собираются интересные люди».
Но в салоне у графини Кесслер они не встретились — 28 июля 1914 года началась Первая мировая война.
На следующий день, не дожидаясь четверга, предусмотрительный Гарри поспешно отправил в Англию своих отчаянно сопротивлявшихся маму и сестру. С Огюстом Роденом он больше не виделся никогда — они вдруг оказались по разные стороны линии фронта: один немец, другой француз. Роден не дожил до конца войны, умер в 1917-м.
В 1918 году закончилась не только Первая мировая война, закончился и исчез навсегда тот удивительный неповторимый мир, который впоследствии был назван прекрасной эпохой.
Петра
Я не буду писать о Первой Мировой Войне. Это была страшная бессмысленная мясорубка, которая поглотила десять миллионов жизней и которая свелась к тупому многолетнему сидению в окопах под взаимным артиллерийским обстрелом.
В результате человечество осознало, что жизнь отдельного человека ничего не стоит — она и раньше стоила недорого, но все же не совсем ничего. Об этом написано множество книг — документальных исследований, исторических трактатов, воспоминаний и художественных романов. Поэтому я упомяну только об отдельных реальных фактах, которые связаны с моими героями.
Элизабет
Элизабет в глубокой задумчивости склонилась над финансовым отчетом. Радоваться было нечему — во второй год этой бессмысленной войны дела Архива обстояли из рук вон плохо: поток туристов уменьшился почти до нуля, пожертвования прекратились. Исправить ситуацию она не могла, хотя давно отреклась от своих первых восторгов после начала войны, пусть неожиданной и необъяснимой, но подающей надежду на торжество германского духа. Увы, надежда не оправдалась, германский дух не восторжествовал, а конца войны не предвиделось.
От грустных мыслей ее отвлек стук быстрых каблуков по давно не полированному паркету — в кассе Архива катастрофически не хватало денег. Элизабет подняла голову, и взгляд ее уперся в молодцеватый офицерский мундир, а вслед за тем она обнаружила улыбающееся лицо Гарри. Элизабет глазам своим не поверила — она знала, что граф уже почти год пропадал где-то в болотах на Восточном фронте.
— Гарри! Неужели это ты? — позабыв о своем солидном возрасте, Элизабет с живостью вскочила и повисла у него на шее. — Как тебе удалось вырваться из лап войны?
— Чудом! — с трудом высвобождаясь из ее объятий, ответил граф. И пояснил: — Мне очень нужно было повидаться с тобой.
— Чудо можно объяснить тем, что мне нужно было повидаться с тобой! Погляди вокруг. Что ты видишь?
— Я бы сказал, что наш дорогой Архив выглядит запущенным.
— Вот именно дорогой. Еще какой дорогой! У меня больше нет денег на его содержание. И даже одолжить не у кого, у всех деньги съела война.
Гарри прошелся по комнате и остановился возле окна.
— Что это за пятно на паркете?
— На днях был страшный ливень, а крыша протекает.
— Опять протекает! Для этого я увез тебя из Наумбурга, где крыша вечно протекала?
— Мне не до шуток, Гарри. И даже не до крыши. Что делать? Казна пуста, а до конца месяца нужно заплатить городской налог.
Гарри сел в крутящееся кресло и сделал несколько оборотов.
— Я же сказал тебе — произошло чудо. Мне так нужно было повидаться с тобой, что высшие силы вытащили меня из зловонного русского болота. А я уже окончательно пал духом. Ты даже не представляешь, какая это мука таскаться по бескрайним топям, то убегая от русской армии, то гоняясь за ней. Я даже осознал, что уже не так молод, чтобы целые дни топтать грязь промокшими сапогами. И вдруг пришел неожиданный приказ — графу Кесслеру срочно явиться в Берлин. И доблестный граф, позабыв о воинских подвигах, помчался в Берлин как на крыльях.
— И что оказалось?
— Оказалось, что меня перебрасывают в благословенную нейтральную Швейцарию.
— Зачем?
— Чтобы говорить там на всех известных мне языках со всеми известными мне дипломатами враждующих стран. А главное, выведывать у них тайные замыслы их военачальников.
— А ты умеешь выведывать?
— Думаю, что умею. Открою секрет: я недавно прочел в одной из газет прошлого века, что во время франко-прусской войны знаменитая красавица Алиса Линч обольстила французского главнокомандующего генерала Буланже и выведала у него какие-то важные военные тайны.
— И как тут замешан ты?
— Ты сильно изголодалась, дорогая, если забыла, что знаменитая красавица Алиса Линч — моя любимая мама, графиня Кесслер. Хотя вряд ли она посвятила генерала Буланже в эту деталь своей биографии. Я подозреваю, что ее способности передались мне вместе с красотой.
— Боже мой, действительно забыла! Про маму забыла, про красоту, конечно, нет. А пока ты все еще красивый, поскорей отправляйся в Швейцарию и употреби свои способности, чтобы разузнать все военные тайны и закончить эту нелепую войну!
— Ты заметила, что хотя я очень спешу, я все же решил заскочить по дороге к тебе в Веймар? Заскочил не просто, чтобы тебя повидать, а чтобы спасти Архив.
— Как же ты можешь нас спасти? Взять с собой в благословенную мирную Швейцарию?
— К чему такие крайности? Нигде нашего Фридриха не ценят так, как в его родной Германии.
— При чем тут Фридрих?
Вместо ответа Гарри протянул руку и поднял Элизабет с кресла — она совсем исхудала и стала легкая, как пушинка.
— Я с дороги проголодался. Пойдем вниз в буфет, выпьем по чашечке кофе, и я расскажу тебе дивную сказку.
— У нас в буфете давно уже нет кофе, — вздохнула Элизабет. — Да и поесть особо нечего, кроме постных булочек.
— Я это предусмотрел, — похвастался Гарри, помогая Элизабет спуститься по лестнице. Посетителей в буфете не было — что им там делать, если не предлагалось ни выпить, ни съесть? Не было даже буфетчика — он теперь работал только полдня, на жалованье за полный день денег у Архива не хватало.
— Воду вскипятить можешь? — Гарри открыл свою дорожную сумку и извлек оттуда несколько аккуратных пакетов. — Где тарелки? Сейчас я тебя накормлю, вот только дверь сперва запру, чтобы не вызывать ненужную зависть у других, лишенных этого великолепия.
Действительно, розовые ломтики ветчины, веером разложенные среди лимонно-желтых ломтиков сыра, выглядели соблазнительно, вот только вызывать зависть было не у кого: Архив был пуст, как бывает пуст музей во время войны.
— Это и есть твоя дивная сказка? — спросила Элизабет, с удовольствием надкусывая бутерброд с ветчиной.
— Нет-нет, это только пролог, — засмеялся Гарри, вгрызаясь в свой бутерброд с не меньшим удовольствием. — Я тоже изрядно изголодался в дремучих восточных лесах.