Но из клещей Элизабет не так-то легко было вырваться. Когда Гарри наклонился, чтобы чмокнуть ее в щечку, она ухватила его за лацкан пиджака на удивление сильными маленькими пальчиками:
— Так ты поможешь мне с постановкой?
И Гарри сдался, он не мог устоять перед соблазнительной художественной задачей — участвовать в первой постановке пьесы самого Бенито Муссолини!
— Так и быть, помогу!
Петра
Гарри имел большой опыт по созданию спонсорских фондов для разнообразных художественных проектов. Сколько выставок было им открыто, сколько спектаклей поставлено! Его успеху способствовали многие факторы: тонкое понимание искусства, умение очаровывать, его красота и богатство, являющееся гарантией его честности. И на этот раз он умело организовал финансовую поддержку спектакля по пьесе итальянского диктатора. Состав спонсоров был пестрым — одних как раз привлек образ автора, других — участие Архива Ницше, третьих — национальное тщеславие, желание быть первыми в создании спектакля по пьесе человека, имя которого было у всех на слуху.
Оказалось, что непросто было найти режиссера. Конечно, Гарри не мог согласиться на посредственного постановщика, но все истинные мастера театра были ненавистниками фашизма. И наверняка недоброжелателями итальянского дуче. И все же графу Гарри удалось привлечь известного режиссера с именем к постановке спектакля по пьесе Муссолини «Наполеон», но тот согласился только при условии, что его имя останется неизвестным публике.
Сговориться с веймарским театром, на сцене которого должна была идти пьеса Муссолини, тоже было непросто. Эту задачу взяла на себя Элизабет и блестяще выполнила — что подтверждает: за последние годы она стала одним из столпов города. И даже, возможно, интернациональной звездой. Ведь недаром к ней зачастил посол Италии, господин Орсини. Недавно она пригласила Гарри на обед, который давала в честь посла. Глядя на своего почетного гостя снизу вверх — с возрастом Элизабет стала совсем крошечной, — она произнесла речь, в которой сравнила Муссолини с Бисмарком.
Из дневника графа Гарри
Печальный новогодний вечер. Последний вечер одного катастрофического года и начало другого. Возможно, еще более катастрофического. После ужина я лег спать в состоянии отчаянной депрессии.
И вот, через два года после того, как я согласился помочь Элизабет с постановкой пьесы дуче, в газетах появились объявления о спектакле. Я отправился в Веймар вечерним поездом. Все вагоны были заполнены молодчиками «Стального шлема» — они ехали в Кобленц на какой-то праздник. Их серая униформа мало отличается от униформы рейхсвера. Всю дорогу они распевали «Вахту на Рейне», «Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес» и другие патриотические песни. В Веймаре они высыпали на платформу, оттесняя других пассажиров, в полурасстегнутых мундирах, пьяные, шумные, не знающие дисциплины. Один взвод регулярной армии способен справиться с таким сбродом.
Лу
Лу очень любила свой дом в геттингенском пригороде, но все же иногда на нее наваливалась необъяснимая тоска, которая заставляла ее вызывать такси и мчаться в город. Там она, сливаясь с толпой, без особой цели бродила по магазинам, забегала на пару сеансов в кинотеатр и заканчивала свой выезд в свет посещением любимого итальянского кафе. На этот раз, в ожидании заказанных ею ньекки с горгонзолой, она лениво перебирала газетные листки, оставленные кем-то на соседнем стуле. И неожиданно увидела набранное крупным шрифтом объявление о спектакле по новой пьесе Бенито Муссолини «Наполеон».
Оказывается, Бенито пишет пьесы! А как понять утверждение, что пьеса новая? Неужто он среди своих государственных дел находит время для сочинительства? Лу стала внимательно изучать объявление, изрядная часть которого под крупным шрифтом была заполнена текстом, набранным более мелкими буквами. Она с интересом прочла, что это первая постановка пьесы дуче на немецком языке, и будто есть большая надежда на то, что знаменитый автор может лично приехать в Веймар на премьеру.
Лу слегка кольнуло, что главную заслугу в постановке пьесы Муссолини в элитарном веймарском театре газета приписывает неизменной паре недругов Лу — графу Гарри Кесслеру и директору Архива Ницше, Элизабет Фюрстер-Ницше. Интересно увидеть либерала Кесслера в роли продюсера пьесы главаря итальянских фашистов. Ради одного этого стоило бы съездить в Веймар. А может, и вправду съездить на премьеру и даже, если удастся, заглянуть в глаза Бенито? Интересно, помнит ли он ее? Вряд ли — он, по слухам, дам меняет по три в день. Но поехать все равно стоит.
По дороге домой она, еще сидя в такси, продумала все детали будущей поездки. Первым делом завтра с утра надо будет заказать три билета на спектакль — себе, Маришке и ее парню Юнгеру. Главное — заполучить билеты, а в согласии Маришки Лу не сомневалась. Только бы не опоздать — на такую приманку, как имя дуче, должны слететься все немецкие снобы. Наверняка не только его поклонники, но и ненавистники тоже, даже скорей — именно ненавистники, чтобы увидеть собственными глазами и законно обругать. Нужно спешить, хоть время еще есть, до премьеры остается почти месяц.
Петра
Элитарный веймарский театр не похож на другие театры — он предназначался не для простой публики, а для избранной и был возведен одним из эрцгерцогов для себя лично и для своих верных вассалов. Галерка для студентов и второй партер для среднего класса отсутствовали. Все обито алым бархатом, а кресла спускаются вниз к сцене элегантным амфитеатром, создавая в центральном проходе пологую лестницу из широких ступеней. Для эрцгерцога и его свиты над сценой расположены комфортабельные ложи с глубокими креслами и столиками для закусок.
Лу
Муссолини на премьеру не приехал. Но Лу не пожалела, что затеяла поездку в Веймар. Во-первых, она провела несколько приятных часов в обществе Маришки и Юргена, а ведь после смерти Райнера Маришка стала последней любовью Лу. Во-вторых, пьеса Бенито оказалась не такой уж плохой, вернее, даже просто хорошей, и Лу было приятно вспомнить их несостоявшееся приключение на озере. В ее памяти хранится немало воспоминаний о блестящих поклонниках, но поклонник и одновременно диктатор там только один — правда, если не считать Старика, который тоже оказался диктатором, хотя и не поклонником.
Но главное, — даже не в-третьих, а в первом из первых, — она стала свидетелем невероятного исторического спектакля, сплавившего воедино ее незабвенного Фридриха с самым страшным монстром современности. Немного обидно, что это действо было срежиссировано не ею, законным соавтором великих идей Фридриха, а наглой самозванкой, даже не понимающей, каким аппаратом мышления она оперирует. Ей это удалось при помощи сильного союзника, отвратительного извращенца графа Гарри Кесслера, отлично все понимающего, но с ходу невзлюбившего Лу. Он сделал свой выбор и предпочел Элизабет. Возможно, если бы он любил девочек, а не мальчиков, все сложилось бы иначе.
Но это свершилось уже много лет назад, и Лу сегодня даже не слишком огорчалась, хотя было немного унизительно сидеть в восьмом ряду, среди простых смертных, тогда как самозванка Элизабет горделиво восседала в бывшей эрцгерцогской ложе среди сильных мира сего. Странно, графа Кесслера Лу рядом с ней не заметила — неужто его усадили где-то в партере? Нет, он, скорее, не хочет слишком громко афишировать свою роль в создании этого сомнительного спектакля.
Заиграла музыка — что-то хорошее, уж не Рихард ли Штраус? Имя композитора нигде не написано — небось, тоже не хочет привлекать к себе внимание. Когда мелодия стихла, зашуршал занавес, и представление началось. Оно не очень захватило Лу, скорее, по причине внутренних неурядиц, потому что Маришку и Юргена спектакль просто потряс. Режиссура предусмотрела слияние действия в один длинный акт: возможно, опасаясь отсутствия главной приманки в виде итальянского дуче, организаторы не хотели, чтобы изрядная часть публики ушла во время антракта. Спланировано было правильно — злодеи добились своего, они коварно убили великого французского императора, и представление было окончено при полном зале.
Зазвучали дружные аплодисменты. И под их четкий ритм откуда-то сверху, из последних рядов амфитеатра, вниз к сцене по пологим ступеням сбежал моложавый человек в коричневой кожаной куртке с букетом алых роз в руках. Его верхнюю губу украшали маленькие усики, а блеск куртки соперничал с блеском ярко начищенных сапог. Он поднес букет Элизабет, и зал ахнул — все узнали лидера набирающей силу национал-социалистической партии Адольфа Гитлера.
— Благодарю вас за вашу роль в постановке пьесы моего друга Бенито Муссолини, — произнес он внятно.
Потрясенная Элизабет вскочила на ноги, прижимая к сердцу букет, который был ненамного меньше ее крошечного тельца. И Лу подивилась ее жизненной силе — ведь ей далеко за восемьдесят, а она сумела организовать постановку этого очень неплохого спектакля. Неудивительно, что она выиграла у Лу партию за наследие Фридриха Ницше. «А сейчас постарается еще выиграть партию за симпатии нацистской партии. И если судить по языку жестов, то обязательно выиграет», — подумала Лу, наблюдая, как Гитлер любезно подает руку хрупкой фрау Ницше, чтобы помочь ей спуститься в зал по ступенькам ложи.
Как Лу ни всматривалась в лица публики, в поле ее зрения так и не попало лицо графа Кесслера, хотя его роль в постановке пьесы друга Гитлера была широко известна. Где же он? От кого спрятался?
Элизабет
Элизабет шла вслед за Адольфом, высоко подняв голову и не глядя под ноги, хотя страшно боялась оступиться. Она уже была не так молода, как когда-то в Парагвае, где могла часами шагать по опасным тропкам среди болот. Теперь, далеко за восемьдесят, она сама удивлялась, как ей удается идти в ногу с молодым народным вождем — но ее мощная интуиция подсказывала, что в ее жизни должен случиться новый с