Честно говоря, Рожественский был близок к нервному срыву. В течение всего похода эскадра – разнотипная, шумная, отягощенная необходимым, но очень уж бестолковым транспортным «обозом», подвергающаяся «наездам» английских дипломатов за «Гулльский инцидент» – держалась лишь на его железной воле. Удастся ли сохранить эту волю на последнем океанском переходе? Может, еще одна авральная угольная бункеровка в открытом море, еще одна ходовая авария у неопытного новичка или износившегося в штормах старослужащего корабля, еще одна вскрытая за обедом протухшая в тропиках банка консервов – и весь с таким трудом отлаженный механизм боевого соединения начнет попросту «сыпаться»?
«Дмитрий Донской» – опытнейший, как сказали бы в новые времена, «отличник боевой и политической подготовки» – и тот проявляет заметное падение дисциплины, его моряки начали дерзить офицерам и стабильно попадают в «кутузку» после каждой увольнительной в Носси-Бе. Тот же «Ослябя» был вообще близок к бунту, когда стараниями береговой интендантской службы, закупившей для эскадры некачественные продукты, получил к обеду хлеб с тараканами и солонину «с душком»…
Пришлось адмиралу лично распорядиться отправить тухлятину за борт, а свежее мясо дорого купить у французских колонистов и чернокожих пастухов-сакалавов на Мадагаскаре. И долго в тот день под бортом «Осляби» пировали акулы – им-то и гнилую солонину слопать нипочем!
В Петербурге доводам адмирала не вняли. Николай II, которого ряд современных поклонников монархии часто характеризует как мягкого и миролюбивого правителя, личным письмом сообщил: никакого мира подписано не будет. Нет Порт-Артура – ступайте во Владивосток и генеральный бой врагу непременно дайте! А чтобы вам легче было это сделать, во Владивосток по железной дороге будут для вас направлены эшелоны с дополнительным боезапасом. Что же до подкреплений, то будут они и у русской эскадры: в Индийском океане вас догонит 3-й боевой отряд под флагом контр-адмирала Небогатова.
К слову, в состав этого отряда вошли старый однобашенный броненосец «Николай I», в боевом отношении уступающий даже «Сисою», ровесник «Дмитрия Донского» «Владимир Мономах» и… три представителя совершенно не приспособленного к эскадренному бою в открытом море класса броненосцев береговой обороны. От такого «подкрепления» Рожественский отказывался даже во время формирования эскадры в Либаве, а теперь ему предлагалось все-таки найти этим «болванам», как он выразился, работу в почти безнадежном бою…
Интересно: когда писалось это письмо, неужели некому оказалось положить перед русским монархом географическую карту? Неужели некому было обратить внимание высоких штабных чинов на то, что по пути во Владивосток узкой щелью меж японскими и корейскими берегами лежит Цусимский пролив? И пройти его можно только с боем, поскольку нет такого японского командира, который в сложившихся условиях не сядет именно там со всем своим флотом в засаду…
Считающийся знаменитым современный морской историк Сергей Переслегин несколько лет назад выдвинул версию: трагедия Цусимы была, мол, следствием стратегической ошибки Рожественского. Якобы надо было рвануть с эскадрой вокруг Японских островов и выйти к русским водам у Шикотана! Удалось же это вырвавшемуся из Порт-Артура «Новику»…
Что же, в наши дни, командуя, скажем, соединением кораблей с газотурбинными ходовыми, а лучше – стаей атомных подводных лодок, можно было бы поступить и так. А если под твоим началом толпа ПАРОХОДОВ, пусть даже и боевых, придется где-то брать уголь. Именно где-то брать, а брать его и негде, кроме как покупать в колониях союзников. До сих пор эскадра Рожественского бункеровалась в открытом море с борта немецких углевозов, грузилась в колониальных портах с французских барж. Каждый раз на погрузку давалось мало времени, а закупка стоила много денег. Тратится же уголь в бою и на больших ходах неимоверно быстро. Поэтому увеличивать расстояние перехода за счет мнимой безопасности и переть вокруг Японии Рожественский просто не мог себе позволить. Это расстояние невозможно преодолеть эскадрой в один переход между угольными погрузками.
Как это удалось «Новику»? Во-первых, одиночный мелкий крейсер может промышлять рейдерством, обирая на топливо японские почтовые и каботажные пароходы. Во-вторых, под конец перехода он пользовался не углем, а дровами. Заготовил в уединенной, далекой от населенных пунктов бухте на Хоккайдо. Эскадру численностью в 38 вымпелов таким способом не прокормить – это и ежу понятно!
Путь был только один. Крестный путь через Цусиму…
«Ослябя» вновь возглавил 2-й броненосный отряд. Но 11 мая, за четверо суток до предполагаемого прихода в Цусимский пролив, адмирал Фелькерзам умер. Старого флотоводца доконала обычная перемена климата, простуда закончилась легочной инфекцией, и сердце не выдержало лихорадки. Запаянный в цинковый гроб, с тяжелым колосником, привязанным в ногах савана, заместитель командующего ожидал торжественных похорон, лежа в корабельной бане, где его обмывали. А на гафеле фок-мачты броненосца по-прежнему полоскался под влажным ветром его флаг: «Ослябе» было приказано сохранить кончину адмирала в секрете от остальной эскадры. Рожественский опасался деморализации команд перед решающим сражением. Фактически в командование отрядом вступил командир «Осляби» капитан I ранга Владимир Иванович Бэр. Кстати, именно этот офицер в свое время принимал в Америке с верфи Крампа легендарного «Варяга» и в экипаж «Осляби» был переведен после перехода крейсера в Порт-Артур.
Утром 14 мая при входе в пролив эскадру начали преследовать японские крейсера. На самом деле еще затемно эскадру обнаружил вспомогательный крейсер «Садо-Мару», так что маршрут, курс и скорость кораблей Рожественского никакого секрета для адмирала Того не составляли уже несколько часов. Потом на горизонте впереди возникли и дымы неприятельской линейной колонны… Бой назревал жестокий и яростный, малейшая ошибка могла стоить жизни многим.
Русская эскадра поначалу шла двумя кильватерными колоннами: впереди флагманский «Князь Суворов» с тремя однотипными сотоварищами, в пеленг ему «Ослябя» под флагом покойного Фелькерзама со всеми остальными боевыми кораблями. Сзади под охраной крейсеров отряда О. А. Энквиста тащился многочисленный транспортный конвой: буксиры, бункеровщики, два медицинских транспорта и злосчастный ремонтник «Камчатка». Миноносцы – числом 9 штук – перебегали туда-сюда по флангам. Скорость соединения была невысока – плавно поднималась от 8 до 12 узлов. Рожественский не спешил, стремясь угадать планы неприятеля. Он лишь приказал при появлении главных сил перестроиться в единый кильватер.
«Ослябя» притормозил, пропуская вперед броненосцы «Бородино» и «Орел». И в это время, в 13 часов 49 минут, «Суворов» сделал первый залп. Ответный огонь был открыт уже через две-три минуты, и японские броненосцы, пытающиеся устроить русской эскадре классический «кроссинг Ти», по всей видимости, лучше всего наблюдали в этот момент именно «Ослябю». Во главе второй колонны, чуть в стороне от «ведущего квартета», он четко рисовался на горизонте, поскольку выглядел за счет высоты борта даже крупнее флагманского «Суворова»…
Когда строй был все-таки выровнен и броненосец начал снова набирать ход, у «Осляби» было уже несколько попаданий японскими 305-миллиметровыми снарядами в носовую часть. Бак дымился. Первая башня смогла сделать всего три выстрела, прежде чем один из снарядов вонзился прямо в ее левую амбразуру и практически уничтожил весь расчет вихрем огненных осколков. Следующий снаряд разорвался у носовой переборки жилой палубы. Борт был широко вскрыт, и хотя большая часть пробоины была надводной, при наборе хода нос стало заливать. Сказалось и то, что броненосец перед боем бункеровался углем в Камранге и принял намного больше нормы: перегрузка увеличила осадку и сделала корабль гораздо тяжелее на ходу. Волна с наветренного борта била в пробоину, затопления начали распространяться поверх носового скоса броневой палубы.
Через модернизированную перед самой войной систему вентиляции вода из первой полуподводной пробоины проникла в подбашенное отделение, в бункер боезапаса носового 152-миллиметрового плутонга. В носовом отделении динамомашин и в торпедном отсеке оказались заблокированными несколько моряков. Чтобы выпустить их оттуда, силач-матрос Чернов с риском для жизни проник в задымленный и частично затопленный отсек и с помощью лома и кувалды смог вскрыть деформированные люки.
Обстрел продолжался. Не прошло и пятнадцати минут, как «Ослябя» лишился стеньг фок-мачты, трубы были иссечены осколками, мостик превращен в груду развалин, в носу зияли четыре крупные пробоины. Появился крен на левый борт и дифферент на нос.
Потом крупный снаряд – вероятно, десятидюймовый от «Кассуги» – проник в угольную яму по левому борту ниже ватерлинии и разорвался там, вынося переборки. Была стремительно затоплена запасная крюйт-камера, в которой также хранился дополнительный запас топлива. При росте дифферента надводные пробоины уходили в воду, и это усугубляло положение броненосца. С левого борта уже была выбита вся малокалиберная артиллерия, горели под шимозным обстрелом катера и шлюпки на рострах, три казематных 152-миллиметрового орудия также были уничтожены. Из оставшихся пушек броненосец вел слабый нестройный огонь.
В 14 часов 20 минут нос «Осляби» уже опустился в воду до самых якорных клюзов. Словно в предсмертном изнеможении, дымя пожарами, корабль покинул кильватерную колонну, выкатившись на циркуляции вправо. В этот момент лейтенант Саблин – вахтенный офицер и командир «дивизиона живучести» – доложил, что в носовых отсеках и на жилой палубе левого борта сдержать затопления не удается ни перекрытием переборок, ни заделкой пробоин подручными средствами.
Владимир Иосифович Бэр распорядился оставить попытки спасти корабль и поднимать экипаж на палубу. Первыми – раненых и обожженных. А сам, получив тяжелое ранение еще при первых залпах, начал привязывать себя к поручням искореженного мостика, чтобы разделить с «Ослябей» его неминуемую страшную участь.