…В 15 часов 55 минут 15 мая отряд Энквиста снова лег в дрейф – для скорбной церемонии прощания с моряками, погибшими в этом бою. Под молитву «Коль славен Господь в Сионе» тела жертв Цусимы, зашитые в чистую парусину, соскользнули по наклонным доскам в штилевую волну, навек присоединившись к тем, кто ушел на дно вместе с погибающими кораблями.
По окончании траурной церемонии Оскар Адольфович Энквист собрал офицерский совет и объявил, что, желая сохранить для державы три своих уцелевших крейсера, более не будет искать боя с японцами. А значит, о Владивостоке придется забыть и двинуться на ремонт в какую-нибудь нейтральную акваторию. Там корабли, скорее всего, будут интернированы, но гарантированно не попадут ни на дно, ни в японский плен.
В качестве вероятного пункта интернирования назван был американский порт Манила на Филиппинах.
После совета Энквист передал адмиральский флаг «Авроре». Ему показалось, что «Олег» поврежден сильнее. А «Аврора» к тому же потеряла убитым командира, несколько ее офицеров получили ранения. И присутствие штабных офицеров на ее борту отчасти компенсировало недостаток командных кадров.
В бою «Авроре» срезало крупным осколком часть фор-стеньги. И флаг контр-адмирала Энквиста, даже поднятый до топа этого обломка, смотрелся как приспущенный в знак поражения.
21 мая в кильватере за еле двигающимся «Олегом», у которого в девяти отсеках плескалась забортная вода, «Жемчуг» вошел в Манильскую гавань. Здесь на борт кораблей поднялись американские инженеры, и вывод их был однозначен: «Жемчуг» при авральной работе всей команды и береговых ремонтных партий сможет выйти в море через неделю или полторы. С условием вправления на место под кессонами или с помощью водолазного колокола поврежденного в столкновении с «Уралом» правого винта. «Олег» нуждается в заделке подводных пробоин и вряд ли будет способен к океанскому переходу даже через пару месяцев. Не меньше месяца надо бы провести в тихой гавани и «Авроре». А по местным законам, стоянка кораблей, участвующих в войне, в которой не участвует Америка, не может длиться дольше одних полных суток.
Воспользовавшись «форой» в 24 часа, Энквист по телеграфу связался с Главным морским штабом и получил «добро» на интернирование. Крейсера сдали жалкие остатки боезапаса и замки орудий в американский арсенал и приступили к ремонту. Раненых отдали на лечение в береговой госпиталь.
За исключением «Алмаза» и пары миноносцев, все-таки добравшихся до Владивостока, все остальные корабли Второй Тихоокеанской были либо на дне, либо в плену. В плен угодил и Рожественский – спасший его миноносец тоже капитулировал по инициативе штабного офицера, капитана I ранга Клапье-де-Колонга.
Три оставшихся в Маниле крейсера, по сути, оказались последней надеждой державы в этих водах. Стоит ли удивляться тому, что им приказано было выжить – даже ценой потери права на дальнейшее участие в завершающейся полным поражением России войне?
Комендант Манильского порта американский адмирал Рейтер разрешил русским морякам во время ремонта съезжать в увольнительную на берег. С того же «Жемчуга» разрешено было отправлять в город на прогулку по 20 человек в день.
На береговой почте у американцев можно было без проблем заказать газеты на русском языке. Штаб перенаправил в Манилу отосланные во Владивосток письма для экипажей «Олега», «Жемчуга» и «Авроры». Вместе с этими письмами по ошибке прислали и несколько вализ с почтой для «Суворова», «Бородино», «Сисоя»… Наверное, страшно и горько держать в руках конверт, адресованный давно погибшему товарищу по оружию. Энквист распорядился сохранить всю эту корреспонденцию невскрытой и по возвращении домой возвратить тем, кто ее писал.
Вести из России несли тревогу. Шел 1905 год, в разгаре была первая русская революция. Известие о восстании броненосца «Потемкин» могло подтолкнуть к бунту и экипажи интернированных крейсеров. С чего бы? А с того, что после проигранного боя любой его участник задается вопросом: почему так случилось? И если его сотоварищи по соединению сражались геройски, если за командирами не замечено откровенных ошибок, значит, дело в неправильном стратегическом планировании или в ошибочной политике правительства проигравшей страны. Трудно ли здесь прийти к выводу, что едва ли не главный виновник Цусимы – царь, не заключивший мир после падения Порт-Артура?
Впрочем, бунта в Маниле так и не случилось, хотя «Аврора» и получила пару дисциплинарных взысканий за нарушение нижними чинами Устава и пренебрежение распоряжениями офицеров. Заменивший погибшего командира капитан II ранга Аркадий Константинович Небольсин в рапорте Энквисту писал о том, что в условиях вынужденного бездействия во время интернирования многие матросы стали больше читать, и… кто знает, как удается им в этой забытой Богом Маниле добывать русскоязычную крамольную литературу! В ответ Энквист не нашел ничего лучшего, как проверить команду с местными полицейскими на предмет того, не закупают ли они вместе с политической прессой и оружие. Но толком ничего серьезного не нашли.
23 августа 1905 года, при посредничестве британского и американского правительств, в городе Портсмуте был заключен позорный для России мир с Японией. Ровно через месяц адмирал Рейтер известил Энквиста, что 19 сентября договор был ратифицирован, и вступил в силу дополнительный протокол об интернированных. Срок вынужденного пребывания в иностранных акваториях русских кораблей, завершивших ремонт, закончился, и можно забрать из арсенала замки орудий и снаряды.
Выход из Манилы состоялся утром 15 октября. «Аврора» и «Олег» получили распоряжение штаба вернуться через три океана на Балтику. А «Жемчугу» предстояло остаться в дальневосточных водах. Согласно подписанному мирному договору, потерявшая Ляотешань, Курильские острова и южную часть Сахалина Россия теряла и право на мощный Тихоокеанский флот. На Владивосток теперь могла базироваться только так называемая Сибирская флотилия – без броненосцев в составе. Флагманом ее предстояло стать герою обороны Порт-Артура, крейсеру 1 ранга «Аскольд». «Жемчуг» получил пост второго флагмана. Но руководить им обоим предстояло лишь некоторым числом миноносцев, канонерок и военных транспортов.
«Жемчуг» прибыл во Владивосток в октябре 1905 года. Год спустя после того, как впервые вышел в море – в составе ныне погибшей эскадры.
Неспокойно было в те дни на самом отдаленном восточном форпосте России. Гарнизон города находился буквально на грани восстания, почти каждый рабочий митинг в порту подвергался разгону с полицией и немногими оставшимися верными правительству войсками. До баррикад, как в Москве и Питере, еще не дошло. Но запросто могло бы дойти – при первой же попытке властей «заворачивать гайки».
По приходе в город крейсер встал в резерв, сопряженный с регулировкой ходовых систем и изучением последствий вторичных повреждений от шимозного обстрела. И командованию не удалось предотвратить тесный контакт моряков с портовыми мастеровыми. А вместе с рабочими-агитаторами на борт проникало и различное чтение революционного содержания – от листовок и прокламаций по текущему моменту до фундаментальных работ теоретиков социализма.
Год спустя после «Кровавого воскресенья», 9 января 1906 года, во Владивостоке прошел митинг, в котором участвовали не только рабочие порта, но и солдаты гарнизона и матросы зимовавших в городе кораблей. «Жемчуг» тоже отправил на митинг матросскую делегацию. Поминовение рабочих, убитых при попытке подать петицию Государю Императору, прошло в режиме «гражданской панихиды» – без священников, ведь каждому был памятен тот факт, что организатором погибшей демонстрации в Петербурге был провокатор из попов, пресловутый Гапон…
Полиция траурный митинг не тронула. Зато назавтра, десятого числа, попыталась запретить шумные рабочие собрания. И новый митинг перерос в масштабную демонстрацию протеста.
По городским улицам мутной приливной волной катилась пестрая толпа. Многие были вооружены. Полицейские кордоны тревожно грудились в переулках – болезненными пятнами на городской карте, словно синяки на избитой околоточным физиономии участника беспорядков.
После побудки у борта «Жемчуга» невесть откуда нарисовался чужой ялик, и двое незнакомых моряков позвали экипаж в город – на новый митинг. Кричали политические лозунги. Старший офицер крейсера капитан II ранга С. С. Вяземский не пошел на конфликт и попытался увещевать приготовившихся ко съезду на берег в увольнительную матросов. Командир, капитан II ранга Левицкий, тоже вышел на палубу. И обратился к готовым уехать в увольнительную с просьбой: вести себя осторожнее. Поскольку «в городе неспокойно, порой стреляют, могут и убить». Тем не менее все увольнительные в город все-таки поехали – в сопровождении унтер-офицера. А после фразы командира об осторожности многие еще и прихватили с собой винтовки.
К семи часам вечера, к сроку завершения времени увольнения, все уехавшие целыми и невредимыми вернулись на борт в полном порядке, как и полагается. И лишь утром из газет на крейсере стало известно, что столкновения с властями все-таки были и в городе погибло три десятка жителей.
Пятьдесят шесть участников антиправительственной демонстрации были ранены. И артиллерист «Жемчуга», лейтенант М. М. Домерщиков отдал на лечение пострадавших часть денег из вверенной ему корабельной кассы. Левицкий вынужден был отдать лейтенанта под арест за растрату казенных денег.
«Жемчуг» еще не раз принимал участие в политических выступлениях. И тогда во Владивосток привезли верные правительству казачьи части. Казаки довольно быстро взяли город под контроль, разогнав повстанцев по домам и казармам. А флотское начальство начало разбираться с поддержавшими политические выступления моряками.
Несмотря на то что еще год назад команда «Жемчуга» считалась молодой, многих участников Цусимы демобилизовали и постарались побыстрее отправить по домам. Десять самых активных бунтарей в июне 1906 года попали под суд. И разъехались по штрафным ротам.