ана и тем морякам, которые пополнили экипаж в межвоенное время…
Словом, пресловутый «цусимский синдром» проявился по полной программе – в систематических нарушениях уставной дисциплины, в пренебрежении некогда молодцеватым внешним видом, в многочисленных случаях ситуационного неподчинения офицерам. Не груда неубранного угля после бункеровки на палубе – так пьяная драка на берегу в ближайшей увольнительной!..
Чего стоит один из эпизодов в самом начале боевой работы в составе соединенной эскадры Джеррама – еще вместе с «Аскольдом». На запрос «Аскольда» о месте пребывания «Жемчуг» отправил в эфир радиограмму с координатами – открытым текстом!
Дальнейший их диалог по радиотелеграфу трудно уложить в сознании:
«Аскольд» (кодом):
– Настоятельно требую прекратить выход в эфир открытым текстом!
«Жемчуг» (открыто):
– Все равно здесь, кроме нас с тобой, русского языка никто не понимает!
«Аскольд» (кодом):
– Могут понимать, например, германские разведчики.
«Жемчуг» (снова открыто):
– Начхать…
Вы поручитесь за адекватность напарника, который так отвечает? Лично я – нет. О таких, как «Жемчуг», говорят – «ошалел от войны». Да только ли от войны?..
Мог ли нынешний командир «Жемчуга», князь Черкасов, как-то предотвратить этот уже развившийся моральный надлом? Если и мог, то, вероятно, не слишком-то и хотел.
Для этого командира существовало два мнения – свое и неправильное. Хмурый, заметно прихрамывающий после болезни сустава ноги, он порой весь поход пассивно проводил в своей каюте. В своего рода добровольной изоляции от не понимающей такого поведения кают-компании, от откровенно посмеивающейся над «сычом кривоногим» команды.
Кстати, командирам часто придумывают прозвища. Макарова, например, называли по-домашнему – «Бородой». Но пойдут ли на смерть в бою за «сычом» – большой вопрос!..
Свое назначение командовать кораблем с не устраненной до конца ходовой неисправностью Черкасов воспринял как личное оскорбление, ни за что ни про что прилетевшее из Главного штаба. Он считал свой крейсер откровенно небоеспособным. В смысле вообще не способным на что-то серьезное. И часто запрещал даже реагировать на встречные дымы на горизонте, хотя Устав предписывает в этом случае поднимать тревогу и вызывать расчеты к орудиям…
Не сработавшись с офицерами и матросами «Жемчуга», князь Черкасов мучился одиночеством. Пожалуй, единственным человеком, который его принимал и понимал в этом мире, была любимая супруга. И во время похода, зная о предстоящей стоянке в Пенанге, соскучившийся князь… пригласил жену в гости, прямо указав в письме домой, где они могут встретиться.
Между прочим, такие письма часто перехватываются вражеской разведкой. И став достоянием шпионов, могут выдать маршрут боевого корабля, пролить свет на замыслы командования…
Как только 14 октября княгиня приехала, командир снял для нее номер в береговой гостинице и просто перестал появляться на борту.
Последним его распоряжением по корабельному хозяйству, по жестокой иронии судьбы, оказался приказ убрать снаряды из кранцев первой подачи. Дескать, при ремонте не стоит снаряженный боезапас держать непосредственно у орудий, да и погода стоит теплая, гильзы под солнышком нагреваются…
Правда, старший офицер крейсера Н. В. Кулибин для двух пушек велел боезапас оставить.
«Эмден» пришел под утро, в самую сонную «собачью вахту» – около 4 часов 50 минут. Впрочем, поначалу никто в порту не понял, что это именно «Эмден». Светлой тенью на черной штилевой волне рисовался аккуратный остроносый силуэт четырехтрубного крейсера под британским флагом.
Сонный створовой дежурный – французский миноносец «Мюскэ» – вяло поморгал «союзнику» ратьером и, даже не спросив позывного, допустил пришельца в гавань…
«Эмден» забрался в Пенанг за стоящими в порту транспортами и вовсе не рассчитывал найти здесь какие-то боевые силы, кроме миноносцев. И вдруг…
…Плоский, узкий трехтрубный силуэт с тонкой единственной мачтой. Стволы легких орудий зачехлены. На мостике – шезлонг с мирно отдыхающим вахтенным. И – ни огня в иллюминаторах, ни дымка над широкими трубами…
Не опознать в сонно замершем на внутреннем рейде корабле ветерана Цусимы, на весь Дальний Восток знаменитого дерзостью нрава и непризнанием никаких мыслимых авторитетов, было просто невозможно. А ну как и он со своим боевым опытом опознает «Эмдена» – пусть и с фальшивой трубой, и под британским флагом?..
Вот сейчас грянут на весь рейд тревожные «колокола громкого боя», полоснет по черной воде кинжальный луч «пятимильного» прожектора… И будет бой.
И Бог знает, чем этот бой для «Эмдена» кончится. Рейдер вынужден прекращать охоту даже при минимальных повреждениях, а уходить ремонтироваться германскому крейсеру просто некуда – Циндао уже в осаде, до других баз не хватит дальности. Значит, надо бить первым. Торпедами. И лучше бы – сразу насмерть. А если не получится, то хоть шкуру свою, слишком тонко бронированную для русских 120-миллиметровых снарядов со столь малой дистанции, подороже продать!..
…Вахтенный офицер «Жемчуга» мичман А. К. Сипайло заметил пришельца слишком поздно. Но успел послать вестового к старшему офицеру – сообщить о появлении на рейде нового корабля. Потом, если верить мемуарам французских моряков, «Жемчуг» попробовал задавать новому соседу вопросы ратьером в коде Антанты:
«Жемчуг»:
– Ваш позывной?
«Эмден»:
– Корабль его величества «Ярмут».
«Жемчуг»:
– Что вы тут делаете?
«Эмден»:
– Веду постановку на якоря…
Диалог этот, если он имел место быть, происходил на дистанции меньше одного кабельтова. И в черной воде уже скользила, не замеченная вахтенными «Жемчуга», – несмотря на серебряный ореол пузырей, – первая торпеда.
Она была выпущена, согласно вахтенному «Эмдена», в 5 часов 18 минут. И не попасть просто не могла.
Взрыв раздался в кормовой части «Жемчуга» – на уровне границы рабочего и румпельного отделений. Центральное машинное, кормовое котельное отделение, бункер боезапаса 120-миллиметровых орудий, румпель и рулевой отсек оказались затоплены почти моментально. Больше четверти водоизмещения – одним ударом! Борьба за живучесть оказалась совершенно невозможна из-за «холодного» состояния энергетики. Расчеты встали к орудиям, но кранцы первой подачи были полны только у двух пушек, а электромоторы, подающие снаряды из погребов, уже не действовали…
Судьба оставила «Жемчугу» право всего на несколько выстрелов. Артиллерийский офицер Ю. Рыбалтовский пытался лично командовать кормовым плутонгом. Ему довелось выжить, но его данные о двух попаданиях по «Эмдену» в скоротечном ночном бою не подтверждаются германскими источниками.
Носовое орудие «Жемчуга» было уничтожено прямым попаданием германского фугаса. Погиб весь расчет. Вахтенный мичман А. К. Сипайло был тоже убит на месте.
«Эмден» развернулся другим бортом и с расстояния двух кабельтовых выпустил вторую торпеду. По всей видимости, она вызвала детонацию еще не затопленного носового снарядного погреба – взрыв выбросил в ночные небеса почти 150-метровый столб огня и дыма. А когда через несколько секунд осело оранжевое пламя, лишь обломок мачты торчал из-под черной воды…
Выскочив из тесного кольца островного атолла, «Эмден» походя расстрелял французского дежурного – «Мюскэ». Успел вытащить из воды несколько его моряков. И скрылся во мраке…
Стрельба и взрыв боезапаса «Жемчуга» разбудили весь город. В том числе – и князя Черкасова в береговой гостинице.
На момент прибытия в Пенанг в составе экипажа «Жемчуга» числилось 335 моряков. Один офицер и 80 матросов были убиты непосредственно в момент нападения «Эмдена». Еще семеро умерли от ран. Девять раненых офицеров и 113 матросов смогли выжить.
А князь Черкасов попал под суд за преступную халатность – вместе со старшим лейтенантом Н. В. Кулибиным. Обоих разжаловали в рядовые.
Хитрый «Эмден» не намного пережил своего противника. Конец удивительной рейдерской одиссее, достойной пера Рафаэля Саббатини, положил у острова Киллинг британский крейсер «Сидней», из Австралии. Это была его единственная победа – за всю долгую и полную опасностей жизнь колониального разведчика.
Город Пенанг ныне называется Джорджтаун. И в белое кольцо кораллового атолла, в бывшую французскую акваторию, русские корабли почти не захаживают.
Могила «Жемчуга» – на мелком песке чужой гавани, в коралловых зарослях, за многие мили от русских вод. И некому приспустить над ней флаги.
«Рюрик II». Флагман Балтики
Испепеляющие годы,
Безумье ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны до дней свободы
Кровавый отсвет в лицах есть.
Проигранная война как тяжелая болезнь – даже если осталась в прошлом, не может не иметь серьезных последствий…
В начале XX столетия Россия тяжко переболела проигранной войной. И тени погибших под Порт-Артуром и Цусимой, безмолвно вставшие за спиной стареющей монархии, надолго стали одним из самых главных определяющих факторов в ее судьбе.
…Если личный героизм солдат и моряков на поле боя ничего не может изменить в неудачном исходе сражения, значит, ошибка допущена еще до первого выстрела.
В штабе? Или выше?..
Добавим к этому экономический кризис, жестокость властей по отношению к собственному народу, неурожаи, недостойный великой державы застой в техническом прогрессе, падение уровня жизни трудового населения.
И мятежи сотрясали страну.
Революция 1905–1907 года не добилась свержения существующего строя. А после подавления царским правительством открытых народных восстаний многие решительно настроенные организации ушли в подполье и снова, как в восьмидесятые годы XIX столетия, начали подтачивать ненавистный режим террором.