Терроризм был тогда не таков, как ныне. Сегодня, для того чтобы устрашить министра или губернатора и добиться нестабильности власти, закладывают бомбу в жилой дом, населенный ни в чем не повинными городскими обывателями, или берут в заложники детей на школьном празднике. В начале XX века бомбы предназначались самим государственным чиновникам, генералам, министрам. А при случае – и государю императору, как однажды уже случилось за четверть столетия до описываемых событий.
И террорист тогда был – не полуграмотный горец, подталкиваемый на дело бешеными деньгами или религиозным фанатизмом, а, чаще всего, рафинированный интеллигент, выходец из образованных слоев разночинства, готовый за далекие перспективы «всеобщей свободы» пожертвовать в равной степени и своей мишенью, и собой. Решивший для себя сакраментальные вопросы «кто виноват?» и «что делать?» в пользу крови.
При хороших правителях революции не происходят. Об этом стоило бы помнить тем историкам, которые ныне сожалеют о временах Николая II. Но убийство, даже окрашенное в романтические тона перспективой благих перемен в обществе, остается убийством. Уголовным преступлением – с точки зрения Закона. Смертным грехом для человека с совестью в душе. А переступить через совесть во имя идеи всегда непросто…
Штабс-капитан Корпуса корабельных инженеров В. П. Костенко был еще молод. Но уже видел Цусиму. Мало кому из знатоков военной истории не известна ныне его неоднократно переиздававшаяся книга о путешествии броненосца «Орел» – через три океана, в составе Второй Тихоокеанской эскадры, с проигранной битвой в финале.
К 1908 году на счету инженера Морского технического комитета Российского Адмиралтейства стоял не только этот трагический поход и недолгое пребывание в японском плену, но и активное участие в деятельности Лиги восстановления флота, несколько небезынтересных, хотя и странных, проектов боевых кораблей и… немалый опыт подпольщика.
Еще до Цусимы, в студентах, он связал свою жизнь с антиправительственным кружком и теперь возглавлял боевую организацию эсеров-террористов, одну из секций «Центрального военно-организационного бюро социалистов-революционеров».
В 1908 году Костенко приехал в Англию – по заданию МТК Адмиралтейства наблюдать за постройкой на британском заводе Виккерса броненосного крейсера для Российского флота.
Крейсер уже был спущен на воду и стоял у заводской стенки судостроительной фирмы «Бирдмор» в маленькой шотландской гавани Далмуир – пригороде Глазго. Странный это был корабль. Крупный – 16 тысяч 933 тонны водоизмещением и 160 с лишним метров длиной, – он немногим уступал по размерам новейшему на тот момент британцу «Индомитэблу», линейному крейсеру нарождающейся дредноутской эпохи военного судостроения. Но «Индомитэбл» нес в четырех тяжелых башнях восемь страшных для любого крейсера, кроме линейных, двенадцатидюймовых орудий. А в облике русского корабля так и бросались в глаза все признаки уходящей в прошлое прежней военной доктрины.
Главный калибр – четыре 10-дюймовые пушки с длиной ствола в 50 калибров, достаточно дальнобойные, имеющие почти равную с английскими 12-дюймовыми орудиями скорострельность. Восемь восьмидюймовых орудий в четырех бортовых башнях, расположенных на длинном спардеке «коробочкой», – как у германского «Блюхера». Двадцать скорострельных 120-миллиметровых «стволов» в бортовых казематах. Такая формула вооружения, с использованием трех базовых калибров артиллерии, была характерна для последних представителей додредноутского класса и осенью 1908 года, когда крейсер готовился отбыть в Россию, смотрелась уже, по меньшей мере, слабовато.
Просвещенная Европа уже во всю прыть проектировала боевые корабли с турбинными ходовыми системами. При этом новый крейсер для России был заказан с обыкновенными паровыми машинами тройного расширения – мощностью около 20 тысяч лошадиных сил. В результате при неплохих с точки зрения гидродинамики обводах рассчитывать от него на скорость свыше 21 узла было грешно. А ведь в эту пору для броненосного крейсера считался нормой полный ход в 24 узла и даже выше!..
Бронирование корабля рассчитали английские конструкторы. Но – с учетом требований Российского Адмиралтейства – так, чтобы успешно противостоять в бою обстрелу фугасами с дальнего расстояния. По опыту Русско-японской войны известно было, что враг, как правило, старается в начале сражения вывести тебе из строя артиллерию, дальномеры и командный мостик, покорежить трубы – чтобы не было тяги, а значит, и скорости, – деморализовать экипаж обширными пожарами, отравить едким дымом и устроить массовые потери в палубной команде от осколочных ранений. А топить, пробивая броню, можно уже потом, когда противнику нечем будет целиться и стрелять. Когда у нактоуза встанет последний не убитый лейтенант из механиков. Когда недавно грозная боевая единица флота, гордость и надежда державы, будет представлять собой несуразную горящую мишень, не способную к активному сопротивлению…
Цусимскую «шимозу» никак и никому не позабыть! И чтобы впредь избежать в бою подобных ситуаций, МТК русского Адмиралтейства решил так: впредь броневая защита боевого корабля должна закрывать на корпусе максимальную площадь, даже если придется в некоторых случаях жертвовать ее толщиной.
В результате главный броневой пояс заказанного в Англии крейсера должен был иметь толщину около 150 миллиметров, в самой толстой части – 180 миллиметров. Артиллерийские башни, барбеты и рубки прикрыли восьмидюймовыми плитами. Тридцатисемимиллиметровой броней защитили палубу – по максимуму площади.
Год спустя, наблюдая нового флагмана Российского флота, возглавляющего колонну броненосцев на морском параде в Ревеле, вице-адмирал Нилов с усмешкой покрутил ус:
– В Цусиму бы его, ей-богу! Вот бы «Микасе», должно быть, не поздоровилось… Что поделать, умеют у нас на Руси готовиться к войне, проигранной вчера!
С фактом не поспоришь. Как ни странно, эти слова, пожалуй, – лучшая характеристика для корабля, опоздавшего на свою войну.
Нарекли новый крейсер «Рюриком» – в память о герое Русско-японской войны, погибшем в неравном бою под Фузаном 1 августа 1904 года.
Осенью 1908 года, впервые познакомившись с крейсером «вживую», а не по чертежам, инженер Костенко увидел в нем прежде всего не будущего защитника интересов державы, а флагмана грядущих революционных бурь. Того, кому, возможно, предстоит покончить в России с монархией. Или хотя бы лично с монархом…
Это стараниями скромного офицера Кронштадского Корпуса морских инженеров в кубриках «Рюрика» не переводилась доставляемая с берега от революционно настроенных русских эмигрантов нелегальная литература. Это он приводил на борт эсеровских пропагандистов под видом навещающих моряков родственников. Он подружил палубных с унтер-офицером Алексеем Новиковым-Прибоем, тоже в прошлом участником Цусимского сражения, баталером «Орла», талантливым литератором и… профессиональным подпольщиком-террористом. Он же во время увольнительной на берег познакомил на потайной «явке» матросов с представителями эсеровского ЦК – Савинковым и Азефом… Кто же тогда мог знать, что Азеф – провокатор, сотрудничающий с царской охранкой!
В конце концов, цель была почти достигнута: в экипаже «Рюрика» сложился крепкий революционный кружок. Два-три десятка молодых и горячих ребят, недовольных правлением Николая II.
По прибытии «Рюрика» в Россию неизбежно будет парад с царским смотром. И наверняка государь, как бы ни мало он смыслил во флотских делах, захочет познакомиться с новым крейсером поближе. Что, если в это время злосчастного самодержца и кончить?
Вопрос встал о способе цареубийства.
Поначалу Борис Савинков предложил, чтобы теракт провел профессионал, опытный подпольщик, умеющий и самодельное взрывное устройство изготовить, и скрыться после акции. Даже кандидат из числа эсеров-эмигрантов имелся. А если не он, то Савинков и сам готов был взяться за исполнение задуманного.
Но каким образом революционеру «со стороны» проникнуть на корабль и укрыться до времени высочайшего смотра. Переодеться в матросскую форму мало: надо еще и найти такое место для долгого пребывания, чтобы офицеры там бывали пореже…
Место вроде бы было даже найдено. В кормовом отсеке ниже ватерлинии, под румпельным отделением. Там, у самого днища, промеж длинных сильных валов винтов, конечно, темно, тесно и холодно. Зато оттуда вверх ведет узкий вентиляционный канал – длинная труба со скобами-ступенями внутри для удобства обслуживания. И проходит этот канал прямо за переборками кают-компании и адмиральского салона. Если дождаться, когда во время императорского визита государя пригласят в кают-компанию или к адмиралу и подорвать в вентиляционной системе бомбу, наверняка погибнет и сам царь, и находящаяся при нем свита золотопогонников…
Просто удивительно, насколько наивно выглядит этот, прямо скажем, откровенно дурацкий план. Надо совершенно не представлять себе жизни боевого корабля, чтобы предложить этакое…
Во-первых, не бывает корабельных помещений, где офицеры не бывают совсем. Льяла у днища, рулевые и румпельные отсеки – не исключение.
Во-вторых, физически достаточно трудно даже закаленному в подпольной борьбе конспиратору проторчать неделю или даже больше в полутемном холодном отсеке, где не выспаться толком и где питаться придется одной водой с сухарями. Хватит ли потом силы и здоровья у террориста пролезть по трубе с бомбой в нужное место?
В-третьих, неизвестно, в первый ли день по прибытии на русскую Балтику будет злосчастный императорский смотр. А то, может, царь через пару недель приедет?..
В-четвертых, взрыв бомбы в вентиляционном канале может и не убить конкретно императора. Зато исполнителя теракта прикончит почти с гарантией, да и немало непричастного к ненавистной власти народа на борту поубивать может.