К счастью, шхуна оказалась достаточно легка, чтобы быть попросту отброшенной спутной волной. «Эден» отделался сломанным бушпритом и легкими повреждениями надводного борта в носовой части. Он даже отказался от предложенной русскими помощи, утверждая, что сам доберется до Борнхольма.
– Ну и оставьте его тут! – выругался Маньковский, – в конце концов, сам виноват!
Но в море не принято бросать пострадавших, даже если они влипли в нехорошую историю по собственной глупости. С антенны «Рюрика» на береговые станции в Дании был передан нешифрованный сигнал о происшествии, и отряд продолжил путь, полностью уверенный, что в случае необходимости «Эден» так или иначе будет спасен.
Пройдя проливами Каттегат и Скагеррак, отряд пересек Северное море, и 24 июля на Спитхэдском рейде был встречен русским консулом в сопровождении военно-морского атташе в Англии капитана I ранга Л. Б. Кербера.
Атташе организовал экскурсию для гардемаринов по главной базе Королевского флота в Портсмуте, где мальчикам показали, в том числе, и строящиеся новейшие дредноуты, для которых уже начали завозить в заводской арсенал артиллерию главного калибра. Наверное, в этот миг будущие офицеры в полной мере смогли оценить слова Максима Федоровича Шульца о том, что поединок с британским линкором, вооруженным десятком 305-миллиметровых орудий, на дистанции 30 кабельтовых, скорее всего, кончился бы для «Рюрика» поражением…
Развлечений на стоянке в Портсмуте русским предоставили немало. Для нижних чинов местный театр давал бесплатные музыкальные спектакли. В береговых казармах флотского учебного отряда каждый вечер накрывали банкетные столы. Но через три дня пришла пора прервать «внеплановые каникулы» и сниматься с якорей.
В пути броненосец «Слава» потерпел аварию. Ни с того ни с сего вышли из строя питательные донки нескольких котлов. Из-за этого эскадренный ход пришлось уменьшить сначала до восемь, а затем и до шести узлов. Впрочем, задерживать отряд «Слава» был не намерен, его офицеры предлагали разделить отряд и просить для броненосца ремонта в Гибралтаре. Адмирал поддержал это решение, прекрасно понимая, что, по сути, все равно, будет эскадра «устрашать» австрияков одним или двумя додредноутскими линкорами, а вот опаздывать на парад по случаю полувекового юбилея правления черногорского короля в любом случае не стоило…
К вечеру у «Славы» отказало еще четыре донки. Оставление броненосца в Гибралтаре стало попросту неизбежным.
После короткого захода во французский Алжир эскадра перешла в Адриатику и к 2 часам пополуночи 15 августа прибыла в австрийский порт Фиуме. Здесь кораблям предстояло бункероваться, привести себя в порядок перед парадом и принять на борт делегатов из числа русских сухопутных военных, назначенных для участия в торжествах.
17 августа на борт «Рюрика» поднялись полковник В. С. Вейль и капитан А. Н. Лебедев – офицеры 15-го стрелкового полка имени короля Николая Черногорского. А сутки спустя в Фиуме прибыли русские великие князья Николай и Петр Николаевичи. Участие двух родных дядьев государя в предстоящем параде объяснялось тем, что оба они были женаты на дочерях черногорского короля и теперь торопились на «семейное торжество».
К счастью для «Рюрика», царские родственники выбрали для путешествия в Черногорию не его, а «Цесаревича». Присутствие на борту боевого корабля августейших особ, как правило, весьма утомительно даже для вышколенной команды…
Вместо выбывшего из отряда по причине аварии «Славы» 18 августа в эскадру пришел броненосный крейсер «Адмирал Макаров». Очередной русский корабль, строившийся по лишь слегка измененному проекту ветерана Русско-японской войны – порт-артурского «Баяна». Он даже не входил в гавань Фиуме и остался поджидать своих сотоварищей у острова Касса. И правильно: кого теперь в Австрии можно удивить или припугнуть откровенно слабым для своего класса крейсером?
19 августа русская дипломатическая эскадра вошла на рейд черногорского порта Антивари. Набережная была запружена народом, казалось, встречать русских вышел весь город. И был полагающийся по церемониалу салют. И долго отзывались эхом орудийным залпам нависшие над гаванью отроги знаменитых базальтовых клифов, давших название этой маленькой, но гордой стране…
На следующий день были составлены списки делегаций русских моряков для участия в торжествах на берегу. От каждого корабля предписывалось направить в столицу – город Цетинья – по восемь офицеров, шесть гардемаринов и три десятка матросов.
Пышные торжества продолжались с неделю. «Цесаревич» – единственный линкор в отряде – удостоился посещения самого юбиляра. Ордена и медали, именные часы и другие ценные подарки старый король, чья власть во многом держалась за счет русского политического и военного покровительства, раздавал экипажам буквально ящиками. Во время «открытого визита» стоящий у причала в Антивари «Рюрик» подвергся нашествию нескольких тысяч (!) интересующихся горожан.
Наконец 25 августа парадные церемонии завершились. Но лишь в Фиуме отряду удалось вздохнуть свободнее: великие князья с супругами и многочисленной свитой приняли решение возвращаться на родину по железной дороге…
От праздника порой устаешь не меньше, чем от сложной учебно-боевой программы! А если еще учесть и без того антимонархические настроения части команды «Рюрика», «Цесаревича» и прочих участников похода…
Впрочем, на данный момент все недовольство николаевским правлением до поры еще было наглухо задраено под свинцово-серую броню. Еще не пришло время ненависти.
В Фиуме вышел неприятный дипломатический инцидент. С рассветом следующего дня на рейд пришел австрийский крейсер «Кайзер Карл VI» – под флагом местного главнокомандующего. Австрийский флагман не мог не заметить, что на стоянках в бухте находится русский отряд, и с подъемом флагов вяло отсалютовал русскому адмиралу. Но то, что было дальше, как-то плохо вяжется с понятиями о мировых традициях военно-морского этикета.
По правилам, при встрече на рейде двух командующих из разных стран тот из адмиралов, кто младше по званию или чинопроизводству, едет к соседу в гости первым. Контр-адмирал Маньковский и поехал. Однако у трапа «Кайзера Карла» катер «Цесаревича» был встречен фалрепным офицером, который заявил, будто «Его Превосходительство Морской министр адмирал Монтекукколи очень занят и принять господина адмирала Маньковского в данный момент не может». Полагающегося по этикету салюта при этом не было. А духовой оркестр на шканцах «Кайзера Карла» вместо сигнала «Захождение» играл арию из кальмановской оперетты.
Маньковский рассердился не на шутку. И велел, что если «этот любитель оперетт все же захочет увидеться, тоже “завернуть” его от трапа, не салютовать и не оказывать никаких почестей, соответствующих его должности министра и княжескому титулу».
Часам к 15 князь Монтекукколи все же подъехал на катере к «Цесаревичу» и извинился перед Маньковским. Тот извинения принял. Но заставил «Кайзера Карла» салютовать Андреевскому флагу как положено. И надменный австрияк еще с добрые полчаса оглашал окрестности раскатистыми холостыми залпами…
Четыре дня эскадра по очереди бункеровалась в австрийском порту с борта зафрахтованного российским консулом транспорта «Пенарт». Погрузка угля мешками и корзинами – тяжелый труд. Порой под чумазый трехпудовый куль подставляют плечо даже офицеры. А жесткое требование командования проводить бункеровки как можно быстрее нередко приводит к тому, что во время лихорадочного аврала происходят несчастные случаи.
3 сентября в 8 часов к борту «Пенарта» подошел для бункеровки «Рюрик». И во время подачи грузовой стрелой связки угольных мешков из трюма парохода на палубу крейсера один мешок отцепился, и, упав с высоты, насмерть убил молодого унтера.
Травмы той или иной степени тяжести на аврале – дело, в принципе, не редкое. Но чтобы дошло до смертельного исхода!.. По поводу гибели на бункеровке унтер-офицера Дмитрия Курилко назначенная адмиралом особая офицерская комиссия провела расследование. Вывод был однозначен: причина трагедии в недооценке самим пострадавшим опасности работы под стрелой. Недавно произведенный в унтеры молодой моряк неаккуратно навесил связку на стрелу и не вовремя вышел под нее, чтобы подобрать пустой мешок с палубы.
Похороны русского парня на австрийском военном кладбище в Фиуме заставили высокие чины в золотых погонах на время оставить дипломатические распри. Австрийский морской министр прислал Маньковскому официальную бумагу с соболезнованиями и денежное пожертвование для семьи покойного. За гробом, плывущим на плечах товарищей над узкой мостовой старинной улицы, шли вместе моряки русской и австрийской эскадр. Во время панихиды в местной православной церкви присутствовали русский консул и мэр города.
Из Фиуме отряд ушел 4 сентября, получив из Петербурга предписание направится на остров Крит – с целью принять участие международных военно-морских учениях. Здесь уже поджидал своего командующего покинувший австрийские воды раньше «Адмирал Макаров», вместе с канонерской лодкой «Хивинец» отрабатывавший стрельбы по неподвижным щитам. Интересный момент: во время этих стрельб в качестве плутонговых командиров у пушек стояли гардемарины.
После учений отряд направился было в Неаполь, но заход в итальянские воды оказался сорван: город был на карантине. Холера! Причем портовые власти почему-то не разослали предупреждение об эпидемии по телеграфу, как полагается. И если бы не флагманский «Цесаревич», получивший накануне от русского консула радиотелеграфное сообщение, эскадра узнала бы о карантине по факту прибытия…
В 1903 году как-то раз в подобной ситуации оказался знаменитый «Варяг». С великим князем на борту, под вымпелами лейб-конвоя, он вошел на рейд китайского Шанхая. Салютовал, как полагается, флагу города, спустил под правый – парадный – трап паровой катер, чтобы доставить князя в русскую миссию, где его уже ждали. Князь благополучно отбыл на берег… И тут по волнам необычно пустынного для шумного восточного города рейда невесть откуда прискакал комендантский рассыльный – моторный баркас. С известием об эпидемии…