Серебристым пушистым снегом
Я укрою твой дом на пригорке.
За окном скулящая вьюга
Заскребется в закрытые двери,
Я возьму твои нежно ладони
И душевным теплом согрею.
Если в доме поселится грусть,
Пеленою тоски укутав,
За окном зарыдает дождь,
Чью-то боль в проводах запутав,
И, казалось, нет больше сил,
Поселилась в душе безнадежность.
Прикоснулась рукой к виску,
Лбом уперлась в стекло… Безысходность.
Настежь двери – чуть слышный шаг.
Захлебнувшись, гроза остыла.
В незнакомых чертах – теплота.
Злую ночь звезда осветила.
Взгляд в глаза – ты все сразу поймешь,
Стихнет боль, потерявшая силы.
Я вернусь к тебе, я прорвусь…
Из того параллельного мира.
В шестьдесят я занялся йогой…
В шестьдесят я занялся йогой
И, решив в позу лотоса встать,
Завязал свои ноги бантиком,
А обратно не смог развязать.
Бились долго врачи с экстрасенсами.
Как быть с лотосом? – им не понять.
Лишь собравшийся срочно консилиум
Смог решение мудро принять.
Но назло крикунам-злопыхателям
Я займусь завтра йогой опять,
Ведь немного уменьшился в талии
И уверенней начал дышать.
Особенности первой поездки на охоту
Охотник из меня никудышный. Можно сказать, вообще никакой. Хоть родился и вырос я в селе, где от родного дома до леса рукой подать, охотников в нашем роду не было. Тихая охота – это да. Походить с корзинкой по лесу в нашей семье все любили. Но самым большим увлечением была рыбалка, и мои воспоминания о детстве и юности – это, прежде всего, я с удочкой на речке или озере. Судьба всегда была благосклонна к этому моему увлечению. Наверное, поэтому по окончании военного училища в Ленинграде и получении направления в пограничные войска она забросила меня не просто в рыбные места, а в самый эпицентр рыбной жизни, туда, где она проводит свои самые крупные тусовки – на Сахалин, а затем и на Курильские острова. Я бы мог долго и увлеченно рассказывать о том, как одетый в брачный наряд лосось… о том, как в лунном свете морской прибой, лениво перебирающий прибрежный песок, становится серебристым от подошедшего на нерест косяка корюшки. Тогда, зайдя в воду по щиколотки и опустив в нее руки, вы почувствуете, как рыба бьется о ладони, проскакивает сквозь пальцы, оставляя на них аромат свежего огурца. Зимой же при ловле той же корюшки можно не заморачиваться с наживкой, прицепив к удочке штук пять крючков и повесив на них малюсенькие разноцветные кусочки японского презерватива. Об увлекательной ночной ловле кальмара, о том, как… Но, впрочем, рассказ-то мой не о рыбалке, а об охоте. Так вот, после десятилетнего скитания по Сахалину и островам Курильской гряды я получил назначение в один из пограничных отрядов на российско-китайской границе, который разбросал свои заставы по огромному массиву уссурийской тайги.
Добравшись под вечер до управления отряда и зная, что здесь служит мой давнишний закадычный друг, я не смог удержаться от желания нанести ему неожиданный визит. Генкина жена, открывшая дверь, всплеснув руками от удивления, убежала на кухню накрывать на стол, мы же в зале, поудобней расположившись в креслах, выплеснули друг на друга кучу новостей, воспоминаний и впечатлений. Наговорившись о служебных делах и вспомнив всех наших общих знакомых, перешли к увлечениям.
– Так я вроде как не охотник.
– Да ты что? – Генка смотрел на меня с явным недоумением. – А, ну да, ты же в основном на море обитал. А там какая охота? Но когда вокруг тебя тайга и мужик не охотится – это нонсенс! Это же живое общение с природой! Это азарт! Адреналин! Это как секс… Даже лучше! Во, – он взглядом указал на вошедшую в комнату жену. – Она, женщина, во мне видит мужика-добытчика. Я ей кусок мамонта принести обязан!
Огрев Генку полотенцем, та ушла обратно на кухню.
– С кабаном мы вообще на равных. Неудачный выстрел – подранок, и пиши пропало. Порвет, как Тузик грелку. – Прижав к щекам согнутые указательные пальцы и склонив голову, Генка сделал движение в мою сторону, изображая матерого секача. Выглядело убедительно.
Я продолжал его подзадоривать, типа – ты мне еще охотничьи байки расскажи. Но постепенно своей страстью Генка разбудил заложенные далекими предками, но пока дремлющие во мне инстинкты, и я мысленно был уже там, в тайге, соревнуясь с сильным и быстрым зверем в выносливости, хитрости и сноровке. В общем, к концу вечера я уже созрел на покупку карабина, а через пару дней Генка познакомил меня с местным председателем общества охотников и рыболовов. Дмитрич был со мной в одном воинском звании – майор, но по возрасту гораздо старше. Впрочем, как мне объяснили, на охоте воинское звание значения не имеет – все решает бригадир. Бывало, что и генералы безропотно выполняли все указания Дмитрича. Со слов Генки я узнал, что он очень неохотно принимает в бригаду новичков, но тут ничего не поделаешь – служба есть служба. Сегодня ты в этой части служишь, завтра уезжаешь в другую, поэтому смена членов бригады неизбежна. Также Генка мне поведал, что больше всего Дмитрич не любит, когда командир навязывает ему взять с собой на охоту кого-либо из вышестоящих начальников или прибывших в часть проверяющих. В этих случаях он тупит. Бригада выезжает на какой-нибудь живописный берег речки, и охота превращается в ее имитацию с упором на рыбалку и отдых на природе. В обществе охотников и рыболовов я состоял и на предыдущем месте службы, правда, все мое участие в нем сводилось к уплате членских взносов. Но зато теперь как военнослужащему это давало мне право покупки сразу нарезного оружия. Урезав семейный бюджет и выслушав нарекания жены, я приобрел карабин «Тигр» с коротким стволом. Оставалась только его пристрелять на стрельбище и ждать открытия охотничьего сезона.
Старенький, потрепанный, изрядно поколесивший по приморским дорогам «Урал» весело урчал перед гаражами. Его, давно выработавшего свой амортизационный срок, уже собирались списать в утиль, но умелые заботливые руки заменили поношенные, увядающие от старости органы на новые, свеженькие, пахнувшие заводской смазкой. Подварили, закрепили, почистили. Скряга, зампотех части, долго упирался, но, сломленный напором бригады охотников, после задушевной беседы с употреблением горячительных напитков, дал добро на дальнейшую эксплуатацию машины и даже выдал все необходимые запчасти на ее восстановление, держа в уме все будущие блага от дружбы с охотниками. И вот теперь благодарный за вторую подаренную жизнь «Урал» возбужденно дрожал от нетерпения в предвкушении увлекательной поездки. Я уже удобно разместился в КУНГе, когда появился Дмитрич. По-хозяйски осмотревшись, он обратился ко мне:
– Так, молодой, показывай, что с собой из еды взял?
Я безропотно развязал вещевой мешок.
– Запомни, на охоту ничего мясного не берут. Мясо там добыть нужно, – поучал меня Дмитрич, отбрасывая в сторону тушенку и баночки каши с мясом.
– А чем закусывать будем? – пожав плечами, я отнес консервы Генке в гараж.
– Забыл тебя предупредить, – усмехнулся Генка, взглянув на банки, и протянул мне солдатский малахай. – На вот, возьми – дарю!
– Зачем он мне?
– Мало ли, – ехидно усмехнулся Генка. – В своей шапке поедешь, а в нем охотиться будешь.
Сборы уже подходили к концу, когда у гаражей появилась жена Дмитрича, Любовь Ивановна.
– Что, браконьеры, опять бедных животных убивать? Да чтоб вы до леса не доехали… Чтоб у вас колеса отвалились… – напутствовала она нас в дорогу.
Под это «благословение» машина тронулась. Мне было как-то неловко, но меня очень удивило, что охотники к этому напутствию отнеслись спокойно, как к должному – никто не спорил, не ругался.
– Любовь Ивановна – вегетарианка. Она обожает всю живность, от кошки до крокодила. Поэтому в части ее называют Гринпис, – объяснили мне мужики. – Она частенько приходит проводить нас на охоту. Мы уже привыкли. Причем заметили: если Любовь Ивановна не пришла, то на охоту можно не ездить, удачи не будет, пустыми вернемся.
– А как же Дмитрич?
– Парадокс жизни, – развели руками мужики. – Вот говорят: «Родился в рубашке». Дмитрич появился на свет в глухой сибирской деревушке, сразу с ружьем. В его семье все мужики – охотники. Эта страсть, передаваемая от одного поколения другому, пришла к ним из глубокой древности, еще с охоты на мамонтов. Вот и Дмитрич с детства в тайге. Не может без нее. А Любовь Ивановна полная противоположность. У нее даже на таракана рука не поднимается. И ничего, вот уже не один десяток лет живут вместе весело и счастливо.
Машина, притормозившая на КПП в ожидании, когда наряд откроет ворота, уже тронулась, набирая ход, когда мы услышали стук в дверь КУНГа. Открыв ее, мы увидели бегущего Сашку. Правой рукой он придерживал сползающий с плеча огромный рюкзак. Левой зажимал под мышкой карабин в чехле.
– Привет, Санек, – поздоровались с ним охотники. – Ты чуть не опоздал. Давай поднажми.
Высунув головы из двери, мы стали спорить между собой.
– У него все получится, – утверждал Генка.
– Нет, не догонит, – покачал головой я.
– Ставлю на Сашку, – орал Толик.
Сашка поднажал и, практически догнав машину, изловчившись, забросил рюкзак в кузов, но в это время «Урал» прибавил ход, и разрыв между Сашкой и дверным проемом стал резко увеличиваться.
– На «отлично» время вышло, – констатировали мужики. – Давай, Сань, соберись. Попробуй еще раз.
Но по сползающей на лоб шапке, по заплетающимся ногам было видно, что новый рывок Сашке не под силу, да и машина тем временем все набирала скорость.
– Сейчас я вам колеса продырявлю, – остановившись, Сашка достал карабин из чехла.
– А ведь продырявит, – закивали мужики и стали неистово колотить по стенке КУНГа.
Из кабины притормозившей машины вывалился недоуменный Дмитрич.
– О, Санек, – удивился он. – А твоя сказала, что ты не едешь на охоту.