С отъездом Сереги жизнь в части перешла в обычное, монотонно-обыденное русло.
Прошло уже много лет. Сейчас уже мало кто вспомнит и командира части, и начальника политотдела, но память о Сереге живет до сих пор. Рассказы о его похождениях передаются из уст в уста, обрастая все новыми подробностями.
Возвращение домой
Февраль 1989 года. Советские войска уходили из Афганистана, но истерзанная, уставшая от войны страна вряд ли могла рассчитывать на передышку. Все понимали, что с уходом шурави война не прекратится, а скорее, наоборот, разгорится с новой силой и будет не менее жестокой и кровопролитной.
«Что будет дальше?» – этот вопрос как бы парил в воздухе, передавался из уст в уста, и никто на него не мог дать точного ответа. Сколько продержится у власти Наджибулла? Неделю, месяц, год?.. Наверно, лишь наше правительство питало на этот счет какие-то иллюзии, и поэтому в аэропорту Кабула продолжали приземляться самолеты с оружием и продовольствием.
Вместе с войсками уходила и спецкомендатура пограничных войск КГБ СССР, охранявшая советское посольство, торгпредство и ДСНК (Дом советской науки и культуры). Но само посольство не эвакуировали. Да и разве могло такое произойти? Тогда бы это уже походило на бегство.
Посольство, сокращенное до минимума, продолжало работать, и кто-то должен был охранять его, а также прилетающие в аэропорт самолеты.
Помимо комендатуры, этим занималась специальная группа из офицеров и прапорщиков пограничных войск, но она была слишком малочисленной, чтобы справиться с поставленной задачей в складывающейся обстановке. Поэтому решено было ее усилить, в том числе и за счет выводимой комендатуры. С этой целью в составе делегации во главе с председателем КГБ Крючковым В. А. из управления кадров ПВ КГБ СССР прибыл полковник.
Собрав всех офицеров и прапорщиков выводимой комендатуры и спецгруппы, он долго рассказывал об обстановке в стране, о тех задачах, которые на них ложатся, а также не скупился на обещания. Оно и понятно. Нужно было, чтобы как можно больше «комендатурских» согласилось остаться, а они почему-то такого желания не проявляли, несмотря на довольно-таки значительное повышение зарплаты.
Федор, думая о своем, почти не слушал полковника. Обстановку в Кабуле он знал не хуже, а остальное его, в общем-то, и не касалось. Ведь он входил в состав той самой группы, и его желания, оставаться или нет, уже никто не спрашивал. В Москве сразу предупредили: «Срок командировки – 2 года без отпуска. Отпуск получите по возвращении».
Федор сидел и вспоминал свой первый день в Афганистане.
Для него, жителя средней полосы России, окончившего военное училище в Ленинграде и прослужившего по его окончании семь лет на Дальнем Востоке, встреча с другим Востоком была откровением.
Он смотрел в иллюминатор самолета на проплывающие внизу горы и вспоминал, как он, получив назначение после окончания училища, прилетел в Приморье. Глядя на возвышающиеся вокруг сопки, он думал: «Наверно, это и есть горы? Почему их называют сопками?» Такими большими для него, жителя равнины, они казались.
Сейчас же он понимал, что сопки – это совсем другое.
Они радостные, веселые. Просыпающиеся весной фиолетово-розовым цветом багульника, а затем, покрывшись густой зеленью, они словно манят, зовут: «Зайди, окунись в мою прохладу, испей водицы из быстрой таежной речки, подивись многообразию растительного и животного мира».
Сурова и вызывающе холодна красота гор. Они словно давят на тебя своим величием, бросая высокомерный вызов: «Испытай себя, попробуй, покори!»
– Подлетаем, – сказал сосед, возвращавшийся в Кабул из отпуска.
Под крылом самолета Федор ожидал увидеть современный город, что-то наподобие Дамаска или Бейрута, часто мелькавших в то время в новостях по телевизору. Все-таки столица государства. Но Кабул больше напоминал большой средневековый аул, тот, что видел Федор в фильмах про басмачей в гражданскую войну. Лишь отдельными островками цивилизации выглядели сверху советское посольство, микрорайон, гостиница «Кабул» да еще несколько строений.
Федор заметил, как возле снижающегося самолета стали кружить два вертолета, разбрасывая в разные стороны светящиеся ракеты.
– О, нас встречают салютом, – восхитился он.
– Они нас собою закрывают, – пояснил сосед. – А ракеты эти – защита от стингеров. Помогает, но не всегда.
В аэропорту встречал офицер, на смену которого и прибыл Федор.
– Анатолий, – он протянул руку. – Если не против, совместим приятное с полезным. Проедемся по городу, по ходу я тебя в курс дела введу, да и заодно мне кое-какой бакшиш купить нужно.
– Бакшиш – это что? – спросил Федор.
– Бакшиш – это подарки для родственников. Раз ты прилетел, значит скоро домой.
– Я не против, а даже, наоборот, мне интересно.
Федор прильнул к окну. Эмоции переполняли его.
– Женщины в парандже, офигеть, и это в наше время.
– А ты думал, что с победой Великой Октябрьской социалистической революции во всем мире паранджу сняли?
– Ну да, примерно так и думал.
– Ты особенно женщин не разглядывай: не любят здесь это, можешь на неприятности нарваться, – предупредил Толик.
– Так они ж в парандже, что я там увижу?
– Все равно не любят.
– Толь, смотри, дед чешет в калошах, как у моей бабушки. Только бабуля их на валенки надевает, а дед на босу ногу.
– Они и зимой так ходят.
– А что мы им с Союза носки прислать не можем?
– Можем. Потом тебе же в дукане они их и продадут.
– А зачем мужикам такие длинные рубахи? Это же неудобно.
– Очень даже удобно, например, отправлять естественные надобности. Думаешь, зачем вон тот в сторонке присел?
– Чего, прямо в городе?
– А где? У них же нет общественных туалетов.
Перед ними ехала расписанная под хохлому, забитая людьми барабухайка.
– Классная машина, – оценил Федор. – Вот бы на такой по родной деревне.
– Ну да, все бы бабки, побросав семечки, соскочили бы с завалинок, чтобы с тобой покататься, – поддержал Анатолий.
– Толь, а почему он поворот не показал?
– Так ведь нечем. Ты разве не заметил, у него, кроме гирлянды разноцветных лампочек, другого электрооборудования либо нет, либо оно не работает.
– А как ты узнаешь, куда он поворачивает?
– Вот когда повернет – тогда и узнаю.
Вдоль улицы с обеих сторон плотными рядами тянулись маленькие обшарпанные магазинчики.
– Толик, а зачем их столько? Вон у нас один универмаг или универсам на всю улицу – и достаточно.
– Так они здесь живут в основном торговлей. Деньги появились – открываешь свой дуканчик.
Не знал тогда Федор, что пройдет всего несколько лет, и улицы наших городов покроются чередой таких же дуканчиков, гордо именующих себя павильонами и бутиками.
Они остановились около одного из них.
«Надо пару баночек чая купить», – сказал Толик.
В этом дукане продавали только чай, и его аромат был слышен даже на улице. Он продавался и на развес из больших тряпичных мешков, и в разноцветных металлических коробочках и картонных пачках, сплошными рядами лежавших на стеллажах вдоль стен.
Покрутившись в дукане и повертев различные коробочки и баночки, Федор сказал: «Сейчас» – и направился к машине. Толик с интересом наблюдал за ним.
Воспитанный в духе коммунистической морали Федор знал, что все лучшее производится и растет в Союзе. А если это у нас не растет, то завозится из других стран, но только самое лучшее. Получив инструктаж от знающего человека, он вез с собой две бутылки водки, черный хлеб, большую банку селедки, батон докторской колбасы и еще прихватил с собой пачечку чая, того самого, индийского со слонами. Достав последнюю, он протянул ее дуканщику. Тот корявыми пальцами расковырял, понюхал. Кривым желтым ногтем достал несколько чаинок, пожевал их, выплюнул и протянул Федору пачку назад, произнеся при этом тираду на непонятном языке.
– Что он сказал? – спросил Федор.
– Дословно сказать не могу, но если одним словом – «Говно», – ответил Толик.
– Пойдем отсюда, я у этого старого козла никогда ничего покупать не буду, – расстроенный Федор сел в машину.
Толик улыбнулся, но все-таки купил пару баночек «Липтона».
А Федора уже увлекла другая сцена.
На обочине дороги стояла арба, груженная дровами. Не такими, как мы привыкли видеть у нас в поленнице, а просто сваленными в кучу кусками стволов и сучьев.
Уже потом, прослужив здесь около года, Федор обратит внимание на такую же арбу, как бы невзначай остановившуюся недалеко от посольства. Указав на нее капитану царандоя[1], он попросит ее досмотреть. Двое духов, копавшихся возле повозки, поняв, что их заметили, не доделав толком свое дело, попытаются скрыться. Два реактивных снаряда, замаскированных под дровами, с незакрепленной арбы уйдут вверх, гораздо выше зданий посольства, а два, не сработав, так и останутся лежать на повозке.
Но не она сейчас интересовала Федора. Он с недоумением рассматривал весы возле нее. Они напоминали аптекарские, но гораздо больших размеров. Чашечками служили два сколоченных из досок щита. На одном из них лежал груз, на второй складывали дрова.
– Что они делают?
– Дрова взвешивают, они здесь дефицит.
– Охренеть, их бы с этими весами к нам в Уссурийскую тайгу.
Они подъехали к рынку, и здесь Федор изумился в очередной раз:
– Откуда в этой средневековой стране, в этих неказистых дуканчиках, такое изобилие? Двухкассетный магнитофон Panasonic, джинсовый костюм-варенка Montana… – От разнообразных цветастых упаковок рябило в глазах.
– В основном подделки из Китая и Гонконга, – пояснил Толик. Но все равно впечатляло.
– Ты чего делаешь? – спросил он, глядя на Федора, усиленно тыкающего кнопки на часах с калькулятором.
– Да вот, пытаюсь афгани в рубли перевести.
– А ты вон бачонка