Но то ли потому, что при прохождении мимо трибуны он забыл подать команду «Смирно, равнение направо!», то ли оттого, что вся колонна полка шла с ним не в ногу, Душмана опять прогнали с плаца.
Он, конечно, обиделся и какое-то время вообще не появлялся в районе плаца, но тяга к массовым мероприятиям взяла свое. На плац он уже не выходил, просто выбрал себе местечко на левом фланге строя, лежа наблюдая за действиями на плацу. И все бы нормально, он уже привык к своему месту, но тут замполита пробило произнести речь перед личным составом.
Очень понравилась эта речь Душману, задела за живое, вызвав бурю эмоций.
– Находясь на территории Афганистана, вы являетесь представителями армии, которая протянула руку помощи народам этой страны в их борьбе против империализма и внутренней реакции, – вещал замполит.
– Гав!.. Гав!.. Гав!.. – поддержал его Душман.
Строй волевым усилием подавил в себе смех.
– Будьте достойны той исторической миссии, которую возложила на вас наша Родина… – продолжил замполит.
– У… У… У… Гав!.. Гав!.. Гав! – не скрывал свои эмоции пес.
Строй не сдержался…
В очередной раз Душмана увели с плаца.
В сердцах замполит приказал группе сопровождения забрать собаку с собой и выпустить где-нибудь в кишлаке. Но командир оказался мудрее замполита. Понимая, что этот подросший, но все еще бестолковый веселый щенок как отдушина для солдат, тоненькая ниточка, связывающая их с далекой Родиной, с родным домом, отменил приказ замполита.
Вот только теперь собаку старались к плацу не подпускать, предварительно перед построениями привязывая возле столовой. Но выступления на плацу не прошли бесследно, солдаты стали к нему относиться с еще большей любовью, и обидные клички Душман и Дух сами собой трансформировались в Дюк или просто Дюха.
Наверно, так и жил бы Дюк при части. Бродил бы как неприкаянный, заглядывая в самые укромные уголки, если бы в часть для прохождения службы не прибыл Витька, паренек из далекой деревни в Новгородской области.
До боли в сердце напомнил ему Дюха Найду, собаку, с которой он вырос вместе, которая была для него и надежным другом, и охраной одновременно. Витька даже при прохождении комиссии в военкомате попросил, чтобы их вместе направили служить в пограничные войска, но в военкомате сказали, что нужно было учиться в школе служебного собаководства, да и старовата уже Найда для службы.
Дюха же каким-то своим собачьим чутьем понял, что это он его хозяин. Он нашел его. Теперь он следовал за Витькой по пятам и перебрался спать под его кровать.
Лишь выезжая за пределы части, Витька не брал Дюху с собой, и тогда пес целыми днями лежал возле КПП, дожидаясь возвращения колонны, еще задолго до появления ее в пределах видимости он знал, он чувствовал ее приближение и безошибочно определял машину, в которой едет Витька.
Однажды к Витьке подошел старший прапорщик Переверзев:
– Послушай, Соколов, Ней у нас уже старенький, тяжело ему, да и Федорову скоро на дембель, а когда еще новую минно-розыскную собаку пришлют? Дюха у тебя вроде толковый. Может, попробуем? С ротным я договорюсь.
После этого разговора все свободное время Витька с Дюхой стали учиться нелегкому саперному делу. Довольно быстро Дюха понял, что от него требуется. Все это ему казалось веселой интересной игрой. Всего-то по специфическому запаху нужно найти определенный предмет. И чем глубже прапорщик прятал этот запах, чем больше старался замаскировать его среди других, тем было интереснее.
Не понимал, не связывал Дюха этот немного напоминающий хозяйственное мыло запах тротила с бедой и болью.
Не понимал и тогда, в первом своем выходе по сопровождению колонны. Когда идущий впереди с Неем Федоров остановился, вернулся, пропуская вперед его с Витькой.
Он быстро нашел этот запах. Но отчего так разволновался, так побледнел Витька? Отчего на него рыкнул Ней, когда он, виляя хвостом, подбежал к нему похвастаться находкой?
Позднее, уже когда на его счету была не одна найденная мина, не один фугас, колонна попала в засаду.
После тяжелого кровопролитного боя, мало что понимая, ошарашенный, смотрел Дюха на происходящее вокруг.
Горящие машины, Витька, несущий на руках тело друга, крики, стоны, кровь, слезы в Витькиных глазах и этот, с примесью гари, немного напоминающий хозяйственное мыло, запах. Запах горя, запах войны.
Понял Дюха, что это не игра, а если и игра, то игра со смертью, и нет у него права на ошибку. Ведь следом идет Витька. А Витька, он и не хозяин вовсе, нет. Он друг. Нет, он брат.
Ведь это он отдавал ему крайний кусок, порой оставаясь голодным сам. Ведь это он при обстрелах закрывал его от пуль, прижимая к земле. Ведь это с ним холодными ночами в горах они согревались, прижавшись друг к другу.
А еще любил Дюха положить голову Витьке на колени, и Витька, теребя его за ухом, рассказывал, как он стащил у отца ружье и они с Найдой в первый раз пошли на охоту. Как влетело ему потом от бати. Но после этого случая отец научил его стрелять и стал брать с собой на охоту. Рассказывал про свой первый достойный трофей, когда Найда выгнала на него годовалого кабанчика. Про красоту лесных озер, где они с Найдой плавали наперегонки. Про дурманящий запах сосны и плачущие весной березы.
Слушал Дюха и удивлялся: «Разве может быть иною природа? Без этого жаркого, изнурительного солнца, от которого нет спасения даже в тени, без гор и без песка, который лез в глаза, забивался под шерсть и скрипел на зубах?»
Дюха ревновал Витьку к Найде, но совсем чуть-чуть, самую малость, ведь это было там, в совсем другой жизни.
Говорят, год жизни собаки равен семи человеческим. А на войне? Давно уже ничего не осталось от того веселого бесшабашного щенка. Дюху уже и на плац не тянуло, хотя знал: если бы пришел, не прогнали бы. Уже уехал по замене замполит, хотя, в общем-то, они подружились и тот с улыбкой вспоминал Дюхины «комментарии» и даже приводил его солдатам в пример: «Вот добился Дюк своего и уже возглавляет колонны и вовсе даже не на плацу».
Витька готовился к дембелю. Он даже матери написал: «Скоро приеду, и не один».
Мать поняла по-своему, побежала к соседке с новостью: «Витька из армии с невестой приедет». Стала в ответном письме расспрашивать: «Кто она? Как там да что?» Пришлось Витьке подробно описать свою «невесту», лишь про их с Дюхой работу промолчал.
Плохо спал Витька этой ночью, можно сказать, вообще не спал. Тяжелый разговор с ротным состоялся накануне. Хотя разговора-то и не было как такового. Просто капитан подсел к нему в курилке, расспросил, как дом, как здоровье матери и, погладив Дюху, сказал: «Сколько жизней солдатских спас, а сколько еще может спасти».
И все, встал и ушел. Да и нужно ли было что-то еще говорить?
Лишь под утро, приняв решение, забылся в коротком сне Витька, а после обеда подошел к ротному: «Товарищ капитан, я решил остаться на сверхсрочную. Ведь война скоро закончится, вон уже все о скором выводе говорят, да и старший прапорщик Переверзев ждет своего сменщика. Вот только в отпуск маму навестить съезжу».
А через пару дней было обычное сопровождение колонны. Подъехав к опасному участку дороги, колонна остановилась. Саперы спрыгнули с головного БТРа, быстро развернувшись в боевой порядок, двинулись, прощупывая и осматривая каждый сантиметр дороги.
Выйдя из-за поворота, Витька чуть приостановился, внимательно осмотрелся вокруг. Все спокойно, ничего подозрительного, но непонятно откуда и по какой причине возникло чувство опасности.
«Все хорошо, все нормально», – успокаивал себя Витька. Дюха вел себя спокойно, значит, на дороге все в порядке.
Поправив автомат, сделал еще несколько шагов, но чувство тревоги росло с каждым шагом. Остановился, левая рука, поднятая вверх – «Внимание!» – и тут же, совсем рядом, заплясали песчаные фонтанчики.
Еще не расслышав звуков выстрелов, Витька метнулся на обочину, увлекая за собой Дюху.
Залегли, пропуская над собой ворох пуль. Чуть переждав, Витька приподнялся, чтобы оценить обстановку.
Похоже, они одни на этой стороне дороги. Двое, Витька даже не сумел разглядеть кто, остались лежать на ней, остальные залегли с той стороны. «До пулеметчика метров пятьсот-шестьсот», – прикинул Витька. Местность открытая: не подберешься. Впрочем, впереди, чуть правее ложбинка, ведущая в том направлении. До нее метров шестьдесят, одним рывком не преодолеешь. Витька мысленно разделил это расстояние на три участка.
«Дюха будет мешать, еще под пули залезет», – подумал он. Отыскал торчащий из земли валун, крепко обвязал вокруг него поводок. Стянул с себя бронежилет. С ним особо не побегаешь и не поползаешь, а сейчас нужна быстрота.
Дождался, когда пулемет смолк, рванул вперед. Пробежав шагов двадцать, упал, отполз метра на три в сторону, не давая пулеметчику пристреляться, укрылся за камнем. За дорогой поняли его намерения, поддержали огнем. Дождавшись, когда пулеметчик переключился на тех, что за дорогой, Витька сделал второй рывок, и опять все прошло удачно. Пулеметчик среагировал, когда он уже успел укрыться, вспахав очередью землю перед его укрытием. Обдав песком и мелким камнем, пули рикошетом ушли в сторону.
До заветной ложбинки осталось-то всего метров двадцать. Витька выжидал и радовался, что ребята его поняли, старались прикрыть своим огнем. Выбрав, как казалось, удобный момент, он вскочил, сделал несколько шагов, но сильный удар в правое плечо опрокинул на землю. Он пытался еще подняться, отползти в сторону, но резкая боль только вырвала стон и отключила сознание.
«Это неправильно! Так не должно быть! Ведь мы же все время вместе!» – рвалось и кричало собачье сердце.
Поводок натянут как струна, потрескивает, но не сдается. Дюха следил за каждым Витькиным движением. Скулил, рыл под собой землю, в кровь разодрав лапы об острые камни. А Витькин стон – он сильнее, громче любой команды «Фас!»