Позже, уже к вечеру, я услышал за окном свистки, крики и гул запускаемых двигателей. Тут же в палату вбежал Брюкнер.
— Пойдемте! — крикнул он. — 14-й корпус идет в наступление на Мариновку.
Меня все это отчего не трогало. Обойдутся и без меня. Не мог я встать и покинуть Рюлинга.
— Вам следует немедленно забрать снаряжение и идти! — повторил Брюкнер.
Я даже не пошевельнулся и ничего не сказал в ответ. Брюкнер, подойдя ближе, положил мне руку на плечо. Я с силой оттолкнул ее. Тот молча повернулся и выбежал из палаты.
Рюлинг открыл глаза, его лицо тут же напряглось. Я понял, что он сейчас испытывает страшную боль. Тут он, сморщившись, попытался усесться на постели, но снова упал на подушку. И так несколько раз. Флакон с темной кровью упал на пол и разлетелся на куски, трубочки, которыми было утыкано его тело, выскочили. Дыхание превратилось в череду булькающих звуков, мы с монахиней стали звать врача. Поддержав Рюлинга, я поднес к лицу выроненное им и найденное мною фото. Не знаю, то ли это было случайным совпадением, то ли на самом деле так, но его лицо будто разгладилось, и он успокоился. Пришел врач и сделал ему несколько уколов, тело Рюлинга обмякло, — прежде чем лекарство подействовало. Врач, постукивая по груди, пытался привести его в сознание, но тщетно. Рюлинг умер. Я воспринял это как фразу: «Ну, вот и все, Кагер. Теперь тебе уже незачем сидеть здесь. Тебе надо выполнять приказ. Так что давай-ка на войну, и я с тобой».
Колонна двинулась вперед в морозную ночь. Никто в нашем «Опель Блице» не проронил ни слова. С нами вместе ехали Кюндер с Дитцем, но мы видели, что и наши офицеры вымотались ничуть не меньше нас. Никто мне не напомнил о замене Цайтлера, а сам я об этом не заикался. Одним во взводе меньше, следовательно, меньше и ответственности, вот что тогда подумал я.
Колонна остановилась. Уже наступило утро, но было еще темно. Мы стали выбираться из кузовов прямо в метель. Выбравшись, побрели на позиции вермахта — там были и танки, и противотанковые орудия, обложенные мешками с песком бункеры и разветвленная сеть ходов сообщения и траншей. Офицеры приказали нам отправляться в траншеи и ждать новых указаний. 2-й взвод, пройдя несколько метров по вырытому в земле узкому проходу, натолкнулся на группу продрогших солдат вермахта в грязных и порванных шинелях. Усевшись на окаменевшую от мороза землю, мы оперлись о стенки траншеи. Какое-то время все молчали, потом заговорил один из солдат вермахта.
— Ну, разве нам не повезло? — саркастически вопросил он. — К нам на выручку пожаловали СС.
И тут же все не без издевки рассмеялись. Мы чувствовали себя не в своей тарелке, поскольку не знали, где находимся и что здесь происходит. В глазах Штотца и Бизеля проглядывала озабоченность.
— Где мы находимся? — спросил я.
В ответ солдаты вермахта расхохотались.
— У врат девятого круга ада, — ответил вермахтовец. — Как и все тут.
Снова смех, но уже потише. Я почувствовал, что хохочут все как-то вымученно, сдавленно. На самом деле им было явно не до смеха.
— Примерно в километре от владений русских, — пояснил другой солдат. — Сюда каждую ночь наведывается дьявол.
Когда темноту прорезал долгий, исступленный крик, все подняли головы. После паузы кто-то из вермахтовцев сказал:
— Угодил в медвежий капкан.
Все согласились, как мне показалось, ничуть не удивившись. Потом солдат вермахта объяснил, что русские массу времени потратили на то, чтобы спилить острые зубцы у медвежьих капканов. И вовсе не из гуманности. Просто когда в капкан с зубцами попадал ногой кто-нибудь из наших патрульных, ему отрывало часть ноги, и теоретически он мог уползти к своим. А капкан без зубцов просто ломал ногу, намертво зажимая ее, так что вырваться не было никакой возможности.
Крик раза три повторился.
— Ничего, недолго ему мучиться, — успокоил всех солдат вермахта. — Холод его быстро доконает.
— Верно, — согласился второй. — На холоде тянет в сон. И боль он снимает. Скоро он вообще ничего не почувствует.
— И сколько вы уже здесь? — спросил Крендл. И снова все тот же издевательских смешок.
— Сейчас какой год? Все еще 42-й? — спросил другой вермахтовец.
Я заметил, что теплые зимние шинели были только на нескольких солдатах. Остальные были вынуждены надевать поверх тонких летних шинелей мундиры. Почти ни у кого не было ни шарфов, ни перчаток.
— Может, он уже кончился? — спросил боец вермахта, указывая на сидевшего поодаль своего товарища в зимней шинели с обернутым шарфом лицом. Солдат неподвижно сидел и в нашей беседе не участвовал. Другой солдат, подобравшись к нему, потянул за шарф. Стащив его мы увидели, что к ткани пристала обмороженная кожа. Солдат, очнувшись, стал дико вращать глазами. Но, похоже, его товарищи избытком сочувствия явно не страдали.
— Если надумал загнуться, давай побыстрее — нам твоя зимняя шинелька очень пригодится.
Тишину нарушил звук близкого разрыва, и мы инстинктивно пригнулись. Может, снаряд? Но почему тогда мы не слышали орудийного выстрела.
Заметив изумление на лицах бойцов нашего 2-го взвода СС, вермахтовец пояснил:
— Мина «тупов». Эти сволочи русские обычными минами не пользуются. А такие мины укладывают всех в радиусе 10 метров.
— Скорее всего, это третий патруль нарвался, — пояснил солдат вермахта. — Им как раз время возвращаться.
Все, у кого были часы, взглянули на них. Все снова согласились, и снова на их лицах не было ни тени удивления. С другого конца траншеи прокричали:
— 5-й саперный взвод СС!
Мы, собрав снаряжение, стали уходить. Солдаты вермахта проводили нас насмешливыми взглядами.
Все собрались у грузовика «Опель Блиц», где Дитц объявил, что вчера в бою бесследно исчез полковник вермахта. При нем были документы особой важности. Из ОКВ и ОКХ пришло распоряжение срочно разузнать о его судьбе. В операцию по его поиску были включены все 12 саперных взводов СС. Нам предстояло обшарить значительную по величине территорию, прилегавшую вплотную к позициям русских, и попытаться отыскать полковника или следы его пребывания. 2-му взводу предстояло действовать в небольшом селе, располагавшемся в полутора километрах восточнее нашей передовой. Нам было приказано немедленно отправляться на поиски. Нас официально ввели в курс дела насчет мин типа «тупов» и медвежьих капканов. Предупредили и о том, что ни один из высланных патрулей вермахта не сообщил ни о полковнике, ни о следах его пребывания.
— Не сообщили? — переспросил Лёфлад. — Или же вернулись ни с чем?
Дитц предпочел пропустить мимо ушей этот вопрос. Задание было получено, и мы, периодически сверяя направление следования по компасу, отправились по заснеженным полям на его выполнение.
Первым заговорил Крендл.
— Да, надо было проситься во флот. Теплые коечки, горячая жратва.
— И не пережить всего этого? — не согласился Брюкнер. — Где твой дух первооткрывателя?
Лихтель заметил под снегом очертания непонятного предмета. Изучив его, мы поняли, что это есть тот самый медвежий капкан.
— Если у кого-нибудь что-нибудь поярче? Желательно красного или оранжевого цвета? — спросил я.
Пока я доставал из ранца запасную антенну для радиопередатчика, Лёфлад протянул мне красный конверт. Насадив конверт на антенну, я воткнул ее в снег рядом с капканом. Может, это сохранит жизнь кому-нибудь из солдат вермахта. А может, и нам самим, когда будем возвращаться.
Мы пошли на огоньки домов деревни, издали они привлекали нас, обещая тепло и покой. Сцена напомнила мне запечатленный на рождественской открытке зимний пейзаж, виденный мною дома во время отпуска. Встав на колени, мы оглядели деревню в бинокль и прицел снайперской винтовки Лихтеля. Стоило нам остановиться, как сразу же заявил о себе пронизывающий холод.
— Кто же ты таков? — проговорил Лихтель, изучая село через прицел.
— О ком ты? — спросил я.
— Да вот, посмотри, чуть севернее. Рядом с черной машиной.
Я заметил фигуру человека, очень походившего на советского офицера довольно высокого ранга. Он был в полушубке и меховой шапке и, стоя у двухэтажного дома, разговаривал с группой офицеров. Я тут же переключил «Петрике» на командирскую частоту.
— ССТБ, это 2-й взвод. В деревне русские офицеры. Высокого ранга. Четверо или пятеро.
В ответ прозвучал голос Кюндера. Судя по тону, он был доволен нами.
— Неплохие результаты, 2-й взвод. Нет ли среди них нашего полковника?
— Пока что не видно, гауптштурмфюрер.
— Продолжайте наблюдение, 2-й взвод. Вы неплохо поработали.
Мы невольно переглянулись.
— Он что, пьяный? — недоумевающе спросил Лихтель.
— Просто мозги отморозил, — заключил Крендл.
Очень долго никаких передвижений в селе не было. Разве что пара грузовиков проехала. Мы насчитали около десятка постовых боевого охранения русских.
Уже начинало светать, как из рации послышалось:
— ССТБ, это 4-й взвод, полковник вермахта обнаружен. Похоже, они приковали его цепями к танку «Т-34». Там у них 22 танка, 10 передвижных артиллерийских реактцвных установок, около 20 артиллерийских орудий, 10 противотанковых орудий и, наверное, человек 300 пехотинцев.
В ответ послышался голос Кюндера:
— Отлично, 4-й взвод. Оставайтесь на месте, продолжайте наблюдение и докладывайте.
И тут же снова, но уже обращаясь к нам:
— 2-й взвод, в точности опишите, что видите!
Я стал описывать деревню, но Кюндер, оборвав меня, потребовал указать, в каком доме находятся русские офицеры.
— Там что у них? Командный пункт? — нетерпеливо допытывался Кюндер.
— Возможно, гауптштурмфюрер. Думаю, что так и есть.
— Командиру 2-го взвода. Возьмите с собой одного человека и немедленно направляйтесь сюда для доклада.
Остальных оставьте наблюдать. В случае необходимости немедленно доложить.
— Я с тобой, — вызвался Крендл.
— Ни в коем случае, — отрезал я. — Ты остаешься здесь. Со мной отправится Брюкнер.