— Много мыслей?
— Нет, гудит как от тысячи пьяных пчел.
— Что‑то не видел я никогда пьяных пчел. Ни одной. Не то, что тысячу.
— А трезвых часто наблюдал? Так, чтоб с ульем? Со всей байдой. Изнутри. По–серьезному.
— Нет, — засмеялся Игорь. — Тоже не видел. Разве что по ящику. Но то, что мед не с фруктовых деревьев в виде варенья добывают, знаю. Вижу, тебя уже отпускает. Шутишь. Это нищак. Сейчас одиннадцать. Немного времени есть. Можешь еще, если надо, минут пять посидеть.
— Хохмы хохмами, а действительно немного легче. Пять минут это хорошо. Ты мне тут что за шнягу про Высшие силы пропарил?
— Какую? Ты чего, Виктор? — удивился Сека. — Ничего о Высших силах я тебе не говорил. Мы с тобой про валютник весь вечер базар вели. Сейчас берем тачку и обменник, ага…
— Обменник обменником, это я помню. Еще пару минут, и будем выдвигаться. Хотя, я помнится, возражал…
— Поначалу.
— Ну да, как раз поначалу. — Ключник покосился на Секу, но мысль развивать не стал. — Тачку, кстати, нашел?
— Да сколько угодно. Хоть двадцать.
— Не сомневался. Что их тут ходить выбирать? Под каждой девятиэтажкой по десять штук стоит. Про дела эти страшные, мистические…
— Мистические?
— Вот когда ты уже уходил, пропарил о том, что жрецы верховные не занимаются нами. Типа западло им…
— А, вспомнил. Боги слишком далеки от людей, что бы делать им добро или зло. Это?
— Точняк.
— Так это не я. Это Эпикур.
— А это кто еще такой?
— Это… — Сека взглянул на часы. — Вставай, по дороге расскажу. Это философ был такой. Древнегреческий.
— Философ ― это который много треплется, типа все объясняет…
— Да. Природу вещей. — Сека с сомнением взглянул на семенящего рядом Виктора, но продолжил: — Эпикур был, вообще, головастый мужик, и его феня звучит примерно так. Пей, гуляй, заботься о себе, чтоб все у тебя в жизни было в кайф, а остальное все побоку.
— Клево.
— Короче, мы с тобой, Виктор, чистейшей воды эпикурейцы.
— Кто? — Ключник остановился и непонимающе уставился на Игоря.
— Его последователи, — Сека потащил напарника дальше. — Он эту мульку как будто специально под правильных пацанов писал. Делать можно только то, что не в напряг.
— Все остальное в падлу…
— Примерно так. По уму все, короче, у него. Вон, смотри, в «кармане» у третьего подъезда последняя стоит, «Хонда». Видишь?
— «Прилюд»? Купе?
— Не знаю, какой прилет, но купе. Белая.
— Да, она. Белая. Модель «Хонда» — «Прилюд» называется. Видишь, Игорь, ты в машинах, я в философах… Все мы малехо чего‑то не догоняем.
— Ладно, специалист. Давай сюда свой «Привет». Мне‑то что? Хоть «Салют» называй, лишь бы ездила. На вид машина довольно приличная.
— Неплохой аппарат, — кивнул Ключник. — Постой здесь на шухере. Я моментом эту банку сковырну.
— Удачи. Аккуратно там…
— Не учи ученого, гражданин… философ.
Сека огляделся по сторонам. Неподалеку на скамейке бухали алкаши. Трое. Не страшно. Можно сказать — «свои». В смежный дом торопливым шагом шмыгнула женщина с хозяйственной сумкой. Поздновато для покупок. Уже перевалило за одиннадцать. Поэтому и торопится. Метрах в семидесяти прогуливалась парочка. Старо как мир. Он и она. Сека выразительно хмыкнул, представив диалог современных столичных влюбленных:
«- Как я люблю тебя, пупсик мой драгоценный! Что нам подарит твой папа на свадьбу?
— А я тебя еще больше люблю, мусик мой распрекрасный! С подарком все будет понятно сразу после того, как он переговорит на эту тему с твоими родителями. Нужна определенность. Все должно быть в соответствии с нормами. Паритет.
— Именно, так и не иначе! Как ты права! Нужная фишка. Как‑то надо решать с брачным контрактом любимая моя!
— Пойдем, так сейчас обычно делают все серьезные люди, по усредненной схеме делегирования полномочий, в соответствии…»
Развить мысль не удалось. Рядом затормозила машина. Сека от неожиданности вздрогнул. Это был Ключник. Из водительского окошка выглядывала его довольная и относительно трезвая физиономия:
— А? Каково? Это тебе не эпикуроеврейцами людей называть… Меньше двух минут и ― «колеса» наши. Садись.
— Нехило, Витя! «Эпикуроевреец!» — Игорь быстро обогнул капот и забрался на пассажирское сиденье. — Вперед.
— Есть полный вперед. — Ключник неторопливо вырулил к повороту и свернул в соседний двор.
Спустя несколько минут, направляемый указаниями Секи, Ключник припарковал «Хонду» в нужном месте.
— Вот то небольшое, отдельно стоящее здание, и есть обменник. Левее уже закрытого супермаркета.
— Вижу. И народ на улице вокруг… тоже вижу… Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Шесть человек.
— Шестого можно не считать. Он уже сел в машину и трогается, — хохотнул Сека.
— Все тебе шуточки.
— А ты не перебивай. У меня все продумано. Только слушай и запоминай. Видишь, от дверей валютника до проезжей части метров восемь, не больше. Надо поставить машину…
— Понятно. На кратчайшее расстояние. — Протрезвевший Ключник начал снова нервничать. Сека предусмотрел и это: быстро оценив внутреннее напряжение Виктора, достал из внутреннего кармана курточки плоскую флягу и, открутив крышку, протянул напарнику:
— Точняк. Именно так ее надо и поставить. Хлебни.
— Му–у-у–у, — скривившись как от зубной боли, с негодованием закрутил головой Виктор. — Не хочу.
— Надо. Для конспирации. А то ты совсем не похож на пьяного. Как ты будешь на трезвом лице гримасы алкаша корчить?
— Да как‑нибудь, — попытался по инерции возражать Виктор, но флягу взял и нехотя приложил к губам.
— Пей, пей. — Сека подтолкнул донышко фляги вверх, и водка пошла в горло Ключника сплошным потоком. Рот полностью заполнился сорокоградусной жидкостью. Кадык заработал быстрее.
— Ты чего, Игорь? — Виктор, пару раз кашлянув, отдал флягу хозяину. — Чуть не захлебнулся.
— Ничего, ничего. Веселее будет. — Сека приложил горлышко к губам и с наслаждением допил остатки водки.
— Нашел веселье, — пробурчал Виктор, утираясь рукавом рубашки.
— Смотри дальше, — игнорируя его замечание, продолжал Сека. — Цирик прогуливается по залу, но базируется слева от входа. Здесь у него стоит кресло, в котором он отдыхает. А сама касса ― справа по ходу. За стеклом. Как везде. Мы заходим, немного кружим по залу…
— А если там кто‑то уже бабки меняет?
— Становимся в очередь, ждем. Хотя заходить будем в пустой обменник. Это мы отследим. — Сека с укоризной поглядел на напарника. — Еще из машины. Ты проходишь ближе к кассе, крутишь в руках двадцатку баксов и ждешь моего сигнала.
— Какого?
— Сигналом к действию тебе будет упавший на пол охранник. Сразу же разбиваешь стекло…
— Чем?
— Вот этим. — Сека извлек из внутреннего кармана куртки две скрученные трубочкой газеты. Одну протянул Виктору.
— Вот этим, средством массового оболванивания народа? Голимой брехней и по стеклу? — Ключник принял газету с ухмылкой, но, как только она легла в его ладонь, посерьезнел. Развернув неестественно тяжелый газетный лист, обнаружил там короткий, но толстый прут арматуры.
— Печатное слово, оно большой вес имеет. Особенно в нашем деле, — усмехнулся Игорь. — Извини, трубы не нашел. Арматура диаметром восемнадцать миллиметров подойдет не хуже. Главное, чтоб из газеты она у тебя не торчала или, упаси Бог, не выпала на пол. Охранник сразу же за «волыну» схватится.
— Это понятно, — бережно заворачивая в газету стальной прут, кивнул Ключник. — Газет в руках ни у кого страха не вызывает, а попробуй без нее такую железяку пронести по улице…
— Ну, допустим, особой паники не будет, но насторожится любой, к которому ближе, чем на три метра, подойдешь. Так что поаккуратнее.
— Угу. С этим ясно. Ты вот все время говоришь: «Крутишь в руках двадцатку баксов, крутишь»…
— И что? У тебя что, нет двадцати долларов? — сделал удивленное лицо Сека, достал бумажник, протянул подельнику купюру. — Держи. Вот эту бумажку и будешь тыкать в рожу и охраннику и кассирше.
— Я не об этом. — Виктор почему смутился, принимая у Игоря деньги.
— А о чем?
— Почему именно двадцать? Не десять, к примеру, или не пятьдесят, не сто?
— Ты в этом смысле? Разницы в принципе особой нет. — Сека снова засмеялся. — Но откуда у алкашей сто баксов? А десять для полного кутежа получивших зарплату работяг и дошедших уже до такой кондиции… Маловато будет. Двадцатка в самый раз.
— Понятно. — Виктор спрятал купюру в нагрудный карман рубашки. — Дальше я выгребаю кассу. Выбегаем на улицу. Садимся в «Прилюд» и двигаемся вон туда. — Он махнул рукой в нужном направлении.
— Все верно. Бросаем «колеса» — и домой. Ты там что‑то заикался на счет телок, — Сека толкнул напарника плечом и подмигнул: — Переделим бабульки и вызовем хоть десяток. А?
— Легко, — негромко вздохнул Виктор и завел двигатель. — Едем?
— А то! Песню придумал?
— Какую песню? — не понял Ключник. Он осторожно выехал из микрорайона и припарковался возле интересующего бандитов объекта.
— Как это какую? Которую в обменнике петь будем.
— А–а-а–а-а–а, — протянул Виктор, всматриваясь внутрь пункта обмена валюты и не замечая ничего подозрительного. — Нет. А ты?
— Вроде все чисто. Идем. — Сека сунул в руки подельнику целлофановый пакет и открыл дверцу. — Конечно, я придумал. Мы будем петь песню про молодого коногона.
— А это еще зачем? — уже на подходе к двери зашептал Ключник, вертя в руках пакет.
— Угадай. — Весело подмигнул Сека. И без паузы добавил. — Алтушки туда будешь складывать. Убери сейчас в карман. С газетой аккуратней. Достань двадцатку. Делай пьяное лицо. — Он потянул ручку двери на себя и запел. — А молодого коногона…
— Несут с разбитой головой… — подхватил Ключник, вытащил доллары и последовал за Игорем.
Ввалились во внутрь. Там было все именно так, как описывал Сека. Маленькое, чистенькое, хорошо освещенное помещение. С одной стороны кресло, в котором читал газету охранник преклонного возраста с огромным газовым пистолетом на широком ремне.