Призывается врач
Robert Fludd, De Supernaturali, Naturali, Praeternaturali Et Contranaturali Microcosmi historia... 1619.
Роберт Фладд, О сверхъестественной, естественной, неестественной и противоестественной истории микрокосма. 1619 г.
МЕДИТАЦИЯ IV
Слишком мало назвать человека малым миром[111]; если и сравнивать его с некой фигурой на гербе, что в малом повторяет большое, то лишь Богу подобен человек, и более ничему[112]. Человек состоит из большего числа членов, большего числа частей, чем мир. Если все члены человеческого тела протянуть и распространить настолько, насколько велико то, что соответствует им в мире, то Человек был бы Великаном, а мир — Карликом, мир был бы лишь картой, а человек — миром[113]. Если б вены нашего тела протянулись в длину, словно реки, сухожилия стали бы подобны земным пластам, а мускулы, что бугрятся один над другим, превратились в холмы, кости — в каменные карьеры; если бы все органы наши увеличились до пропорций того, что соответствует им в мире, то вся Сфера воздуха не смогла бы стать окоемом для этой Человеческой планиды, а Небесная твердь едва вместила бы эту звезду; ибо во всем мире нет ничего, чему не нашлось бы соответствия в человеке, но человек наделен множеством органов, которые не имеют подобия в этом мире[114]. Продлите же это Размышление о сем великом мире, Человеке, настолько, чтобы помыслить, сколь безмерны создания, порожденные этим миром; наши создания — это наши мысли, они родились великанами: они простерлись с Востока до Запада, от земли до неба, они не только вмещают в себя Океан и все земли, они охватывают Солнце и Небесную твердь; нет ничего, что не вместила бы моя мысль, нет ничего, что не могла бы она в себя вобрать. Неизъяснимая тайна; я, их создатель, томлюсь в плену, я прикован к одру болезни, тогда как любое из моих созданий, из мыслей моих пребывает рядом с Солнцем, воспаряет превыше Солнца, обгоняет Светило и пересекает путь Солнечный, и шага одного им на то достаточно[115]. И так же, как мир рождает змей и гадов, зловредных и ядовитых тварей, червей и гусениц, снедаемых стремлением пожрать мир, произведший их на свет, — и всяких чудищ, обязанных своим обличием смешению черт столь разных родителей их, — так же и мы, которые сами есть целый мир, порождаем своих пожирателей — то есть болезни и недуги самого разного рода; ядовитые и заразные болезни, болезни, нас точащие и пожирающие, и болезни запутанные и разнородные, что сложены из иных хворостей[116]. И может ли мир назвать столь много ядовитых существ, столь много существ, его пожирающих, и многоразличных монстров, сколько мы — болезней, снедающих нас? О, богатство нищих! какой недостаток испытываем мы в противоядиях от болезней, когда у нас нет даже имен для них? Но у нас есть свой Геркулес, чтобы справиться с этими великанами, этими чудищами, — у нас есть Врач; на службе у него все стихии и силы мира внешнего, кои он призывает на помощь тому миру, что есть мы; он ведет в бой всю Природу, чтобы освободить человека. У нас есть врач, но мы не врачи себе. Здесь величие наше обращается в ничто, здесь нам отказано в достоинстве, коим обладает самая последняя тварь, что сама себе врач. Говорят, раненый олень, травимый охотниками, знает, как найти некую траву — странный род рвотного зелья, — съест ее, и стрела сама выйдет из раны[117]. Так же и гончий пес, преследующий оленя — если его одолеет недуг, он знает траву, которая вернет ему силы. Может, и верно, что спасительное средство — рядом с нами, ибо прочие создания всегда имеют таковое подле себя, и может быть, нет его проще и очевидней; но подле нас нет врача, и нет подле нас аптекаря, а ведь у всех иных живых существ те всегда рядом. У человека, в отличие от тварей, что ниже его, нет врожденного инстинкта, который помогал бы находить природное средство, которое сулит избавление от опасности; он, в отличие от них, не Врач и не Аптекарь себе. Вспомните же все, о чем шла здесь речь, и отвергните это: что останется от величия и масштаба человека, коли сам же он низводит себя до ничто, сам пожирает себя, так что остается от него лишь горсть праха; что останется от его парящей и всепроникающей мысли, коль сам же он ввергает себя в неведение могилы, где уже отсутствует всякая мысль? Болезни его — его собственное достояние, врач же — увы, сам себе не может он быть Врачом; болезни наши — они с нами, а за Врачом мы должны посылать[118].
УВЕЩЕВАНИЕ IV
Разве праведен я, как Иов? Но, как Иов, хотел бы я говорить к Вседержителю и желал бы состязаться с Богом[119]. Боже мой, Боже мой, скоро ль Ты вынудишь меня обратиться к врачу? И насколько предашь меня во власть врача? Но знаю — Ты Творец и материи, и человека, и искусства врачевания: а потому, обращаясь к врачу, разве удаляюсь я Тебя? Ведь одежды были сотворены Тобой не ранее, чем познал человек стыд наготы, но Врачевство Ты сотворил прежде, чем человек стал уязвим для недуга; Ты изначально наделил иные из трав свойствами целебными; провидел ли Ты тогда недуги наши? Не для болезней Ты творил нас, как и не для греха: но и болезни, и грех Ты провидел, однако провидение не есть предопределение. Так, Господи, промыслил Ты деревья, плоды которых употребляемы в пишу, а листья на врачевание[120]. И Сын Твой вопрошал: хочешь ли быть здоров[121]? И слова эти исторгают у больного признание, что он болен, что исцеление не в его власти. Не Тобой ли сказано: разве нет Врача[122]? Сказано, чтобы приняли мы Твои пути, чтобы склонились и умалились пред Тобой. Разве не говорит тот, кому открыта была Мудрость Твоя, об искусстве врачевания: Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими[123], — а о врачах: Продолжительною болезнью врач пренебрегает[124]. Все, все эти слова побуждают нас искать помощи, которую Ты посылаешь нам в наших недугах. Но также сказано Тобой: кто согрешает пред Сотворившим его, да впадет в руки врача[125]! Как же понять мне сие? Ты Сам, благословив, посылаешь нас ко врачу, а раз так, повиновение Твоим словам не может ложиться на нас проклятием. Но тот проклят, тот впадает в руки врача, кто, отвергнув Тебя, всецело вверяется врачу, лишь на него полагается, ему одному внимает и все, исходящее от него, приемлет и пренебрегает врачеванием духовным, дар которого дал Ты также и Церкви Своей: а потому впасть в руки врача есть грех и наказание за прошлые грехи; так впал в грех Аса, в болезни своей взыскуя не Господа, а — врачей[126]. Но, Господи, открой мне, как исцелить недуг мой, и увидишь, последую ли я тем указаниям; ибо, если исцелюсь я, это послужит к вящей Твоей славе, если же не исцелюсь — то обрету прощение, и помощь, какая мне дозволена. Чем же уврачевать недуг мой? Сказано: в болезни твоей не будь небрежен[127]. Но каково то прилежание, что угодно Тебе? — Молись Господу, и Он исцелит тебя[128]. О Боже, вот я — молюсь, молюсь словами слуги Твоего Давида: Помилуй меня, Господи, ибо я немощен, исцели меня, ибо кости мои потрясены[129]. Я знаю, что и сия болезнь ниспослана мне во имя милосердия Твоего, и недуг сей — дабы ниспослал Ты мне здоровье. Когда Ты более готов снизойти к нам, когда более преисполнен сочувствия, как не в наших несчастиях. Однако подобает ли молиться о ниспослании здоровья лишь тогда, когда мы больны? Врачевание Твое — глубже: Оставь греховную жизнь и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце[130]. Соделал ли я это, Господи? О да, Господи, да; Твоя благодать снизошла на меня, я отринул прошлые мои грехи, исполнившись священного к ним отвращения. Что же далее подобает совершить мне, Господи?. Сказано про следующий шаг во исцеление души и тела: Вознеси благоухание и из семидала памятную жертву и сделай приношение тучное, как бы уже умирающий[131]. И, Господи, милостью Твоей, я это сделал, малое из того малого, что ниспослано мне Тобой, принес в жертву тем, ради кого Ты это ниспослал: и ныне, в этом лечении, постепенно, я восхожу к этому: дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не удаляется он от тебя, ибо он нужен[132], я послал за врачом. Но да услышу я его входящего со словами Петра на устах: исцеляет тебя Иисус Христос[133]; я стремлюсь к тому, чтобы был Он подле меня, но вижу, что сила Господня должна быть явлена, чтобы я исцелился[134].
МОЛИТВА IV
Всемогущий, всеблагий Боже, Ты есть Бог всякой крепости и здоровья[135], ибо без Тебя всякое здоровье — лишь топливо, а всякая крепость телесная — лишь наддувные мехи греха; призри на меня[136], изнемогающего под натиском двух недугов, нуждающегося в двух врачах, коих Ты ниспосылаешь больному: да исцелит один из них тело мое, а другой да уврачует дух. И тот, и другой — да будут мне в помощь, во исполнение заветов Твоих и во славу имени Твоего, да почиет на них Твое благословение, ибо позволено мне Тобою и в том, и другом случае обретать помощь от пастырей человеческих[137]. Даже в Новом Иерусалиме, на Небесах, было Тебе угодно поместить Древо, которое есть древо жизни; и листья дерева — для исцеления народов[138]; сама жизнь пребывает с Тобой там, ибо Ты есть жизнь; недуг же и здоровье, что выпадают нам в юдоли сей, есть лишь орудия Твои. Врачевал Ты Вавилон, но не исцелился тот[139]; Боже, отними у меня упорство сие, отними это своенравие и непокорность — да услышу Дух, говорящий в душе моей, исцели меня, Боже, и буду здрав. И увидел Ефрем болезнь свою, и Иуда — свою рану, и пошел Ефрем к Ассуру, и послал к царю Цареву; но он не может исцелить вас, и не излечит вас от раны[140]. Храни меня, Господи, от тех, кто извращает искусство врачевания и, пользуя душу или тело, прибегает к средствам, что чужды и Церкви Твоей, и природе, какими Ты их создал. Суеверию не возродить здоровье душевное, ворожбе не восстановить крепость телесную: Ты, Господи, один лишь Ты — Владыка над душой и телом. Ты, Господь Триединый — Властитель обоим им, Сын же Твой — Врач, что их пользует и исцеляет: ранами Его мы исцелились, говорит ветхозаветный Пророк[141]; то есть от ран Сына мы обрели исцеление еще до того, как раны сии обагрились кровью под ударами бичей; ныне же, когда то, что воистину претерпел Он, воистину произошло, разве не безмерно увеличилась та сила целебная, что снисходит на меня и коей Он — исток. Есть ли в мире сем какая тварь, которой коснулся бы этот бальзам, а она не исцелилась? Есть ли сосуд столь пустой, что эта кровь не могла бы наполнить его? Ты обещаешь исцелить землю; но тогда лишь, когда обитатели земли той будут молиться, и взыщут лица Твоего[142]. Ты обещаешь исцелить их воды, но, говоришь Ты, болота их и лужи их не сделаются здоровыми[143]: так и возвращение мое ко греху, коли я вновь вернусь к способности грешить, прибавляя к грехам, отягощающим меня, грехи новые, Ты мне не простишь. Боже, исцели землю сиюz слезами раскаяния, исцели воды сии — мои слезы, да не будет в них горечи, да будут чужды они всякой слабости и унынию, и укрепи мою веру в Тебя, да будет она несокрушимой[144]. (Не было болезни неизлечимой или с трудом поддающейся исцелению, что устояла бы перед Ним, и исцелял Он мимоходом.) От Него исходила сила и исцеляла всех[145], множество людей (никто не остался неисцеленным) — Он исцелял их целиком и полностью, как Сам сказал о том[146], так что болезнь более не возвращалась; разве пройдет Вселенский Врач мимо этой обители болезни, пренебрегши посещением страждущего? разве Он не исцелит меня? не восстановит меня здоровым? Господи, я не ищу, что Ты скажешь мне через вестника Твоего, как сказано то было Езекии: Вот, Я исцелю тебя; в третий день пойдешь в дом Господень[147]. Не ищу, что скажешь мне, как Моисею, радевшему о Мариам, когда алкал Моисей ее немедленного исцеления: если бы отец ее плюнул ей в лицо, то не должна ли была бы она стыдиться семь дней? итак пусть будет она в заключении семь дней вне стана, а после опять возвратится[148]: но если угодно Тебе умножить сии семь дней (а семь есть число бесконечности[149]) на число моих грехов (а оно превышает ту бесконечность), если суждено дню этому свести меня во тьму, где пребуду, пока времени больше не будет[150], запечатай во мне духовное здоровье, наложив на меня печать таинств Церкви Твоей, что же до моего здравия телесного, которое преходяще, — да позаботятся о нем, по воле Твоей, те, кто будет мне в помощь в немощах моих, и пусть это будет к вящей славе Твоей и послужит вящим примером для тех, кто блюдет пути Твоих служителей, и обернется для них пользой духовной.