Последние 48 часов существования Ставки расписаны по часам в нескольких книгах, и один из основных источников — мемуары самого Станкевича. В них я нашел зарисовку, которая иллюстрирует роль Тадзио в этой круговерти событий. В ночь на 19 ноября, за несколько часов до того, как остатки войск Ставки окончательно сдадутся красным, в гостиничном номере прапорщика Гедройца им была спешно организована встреча, на которой решалось, как лучше вывезти генерала Духонина из Могилева в безопасное место. Присутствовал сам Духонин. После некоторых обсуждений Духонин отказался воспользоваться машиной, которую предложили ему помощники. Распустив последних пять-шесть офицеров, которые оставались с ним, он прикрыл генеральские эполеты плащом (по улицам уже бродили мятежные солдаты) и вернулся в свой кабинет. Тадзио и Станкевич выскользнули из-под носа у большевиков и разошлись в разные стороны. Через два дня мятежные солдаты опознали Духонина на железнодорожной станции и линчевали на месте.
След Тадзио можно обнаружить уже в Киеве 4 января 1918 года. Рачкевич и его коллеги приезжают в Киев в это же самое время, что наводит нас на мысль, что «Начполь» не терял связи со своим блистательным агентом. И действительно, через два дня Тадзио назначается заместителем начальника разведки «Начполя». Однако обстоятельства не позволили ему тут же приступить к исполнению новых обязанностей.
Через неделю началась битва за Киев между большевиками и войсками, хранившими верность Центральной Раде Украины. Тадзио тут же стремится оставить свой кабинет и идти на передовую. Он добивается освобождения от исполнения обязанностей «на время боевых действий» и собирает команду польских добровольцев — менее двадцати человек, — над которыми принимает командование. Артиллерист по образованию, он вооружает свой небольшой отряд полевым артиллерийским орудием, которое вскоре окажется как нельзя кстати. Через несколько дней Тадзио получил приказ возглавить оборону железнодорожной станции «Киев 1», важного для большевиков пункта, который они пытались захватить при помощи бронепоезда. В представлении к кресту «За храбрость» Тадзио так говорится о последующих событиях: «Во главе своего небольшого подразделения он пять дней удерживал станцию, отражая атаки превосходящей силы противника. Точным огнем единственного находившегося в его распоряжении артиллерийского орудия он вывел из строя бронепоезд большевиков. Затем он захватил поезд и поставил на него своих добровольцев. Под его личным командованием поезд стал [на три последующих дня] основным звеном обороны станции. Получив приказ оставить станцию, он в полном боевом порядке вывел свое подразделение».
Вот какие подвиги скрывались за легкомысленным рассказом Тадзио о своих военных трофеях: сапогах для верховой езды и ведре варенья. Крест «За храбрость», которого он был удостоен в 1921 году, отражает подлинный масштаб его заслуг как командира и отваги.
«Крест независимости» был вручен ему уже в 1932 году как высшее признание его военных заслуг. В том числе и его роли в обороне Киева. «Начполь» пишет просто: «Во время осады Киева он продемонстрировал физическую отвагу и холодный рассудок». Много лет спустя пани Рачкевич, которая во время осады была рядом с мужем, вспоминала, как Тадзио бегал туда-сюда под огнем, «иногда без всякой необходимости. Но он, конечно, был очень смелый».
Теперь я понимаю, что роль моего отца на раннем этапе борьбы Украины за независимость имеет историческое значение. Строго говоря, это один из первых примеров активной помощи, которую поляки стихийно оказывали украинцам в борьбе за их независимость. Сегодня, когда после кровопролитных событий 1940-х годов и последующих десятилетий враждебности эти два народа пытаются идти навстречу друг другу, память о маленьком отряде польских добровольцев под командованием прапорщика Тадеуша Гедройца, сражавшемся при обороне Киева, «матери городов русских», должна послужить ориентиром для будущего.
25 января Тадзио сдал командование, вернулся в «Начполь» и остался в Киеве вести подпольную работу против большевистской оккупации, вошедшей в историю как «красный террор». Тадзио, бывалый офицер разведки, теперь получил признание как умелый воин и командир с талантом к импровизации. Он вернулся к своим обязанностям начальника разведки, тайно служившей делу Польши.
После заключения Брестского мира в марте 1918 года военные действия между Россией и Германией прекратились. Германские войска вошли в Украину и не выказали особого сочувствия к польским инициативам.
В начале апреля Тадзио получил высокое назначение в штаб генерала А. Осиньского, верховного главнокомандующего польскими вооруженными силами на Украине, состоявшими из двух армейских корпусов, Второго и Третьего, в которые из русской армии переводились люди, заявлявшие о своем желании служить польскому (или скорее польско-литовскому) делу. Перед лицом нараставшей враждебности Германии и Австрии подразделения интенсивно переформировывались. Тем временем Первый польский корпус под командованием генерала И. Довбор-Мусницкого, самый большой и эффективный из трех легионов польской армии, расположился под городом Бобруйск в Белоруссии, откуда он пытался достичь временного соглашения, modus vivendi с немцами. Географическая отдаленность от польских подразделений была препятствием, необходимо было установить сообщение между Киевом и Бобруйском — Минском. Прапорщик Гедройц играл активную роль в этом рискованном мероприятии под прикрытием. Еще до прихода немецких оккупационных войск 1 марта 1918 года он первым установил связь между Киевом и Бобруйском — Минском, пройдя через большевиков, чтобы доставить важные документы. Этот подвиг тоже отмечен в представлении к «Кресту независимости».
Находившееся в Киеве польское командование имело основания подозревать, что Германия планирует расформировать все три польских корпуса на востоке. Будущее Первого корпуса вызывало особенные опасения, потому что его командир (генерал Довбор-Мусницкий) был втянут в односторонние переговоры и считалось, что он занял довольно мягкую позицию. Киевские поляки решили, что необходимы срочные меры. Был разработан план заменить гибкого Довбор-Мусницкого на человека, который будет в состоянии противостоять немцам. На эту роль был избран блестящий молодой польский полковник Пшемыслав Бартель де Вейденталь, скрывавшийся в Киеве под псевдонимом «Барта». Необходимо было прикрытие, поскольку немцы считали его опасным и уже шли по его следу.
Гром разразился в начале мая. После решающего сражения (11 мая 1918 года), в котором германцы захватили в плен генерала Осиньского, Второй корпус был разбит наголову. Тем временем австрияки распустили Третий корпус (находившийся на начальной стадии формирования). Было принято решение тайно провезти Барту в Бобруйск, устроить переворот, сместить Мусницкого и попытаться высвободить Первый корпус из «объятий германцев». Прежде всего надо было провезти Барту по наводненной уже разыскивавшими его немцами территории, а проехать надо было более 300 километров. Задача не из легких и возможность для Тадзио совершить свой последний — и самый невероятный — из трех восточных подвигов. Где-то 14 мая прапорщику Гедройцу удалось пересечь находившиеся в руках германцев Украину и Белоруссию в сопровождении полковника Барты, переодетого его денщиком. Операция прошла успешно и должным образом отмечена в представлении к «Кресту независимости».
Заговор по спасению Первого корпуса, тем не менее, провалился. Мусницкий был восстановлен, а его подразделения демобилизованы германскими властями 26 мая. Однако для поляков это не стало полной катастрофой: им было предложено репатриироваться в Польшу, и большинство из них, более 23 тысяч, оказались в регулярной польской армии, формировавшейся под командованием Пилсудского.
Тадзио отказался от репатриации: у него оставалась работа в Киеве, как официальная, так и подпольная. Пришло время сворачивать деятельность «Начполя», и 30 мая 1918 года Тадзио стал членом комитета, которому была поручена эта задача. 1 июля он был назначен секретарем комитета. Параллельно он занимался оказанием помощи польским беженцам в Белоруссии. Все это вместе отнимало много сил и давало Тадзио возможность свободно перемещаться по огромным пространствам Белоруссии и Украины, что позволяло ему выполнять подпольные задания: вывозить в безопасное место людей из распущенных польских подразделений (главным образом, злосчастных Второго и Третьего корпусов, но кого-то и из Первого). Их требовалось найти, собрать в группы, которые не привлекали бы к себе внимания, и вывезти либо к союзникам в Мурманск, либо на Кубань, к Черному морю. Людей нужно было перевозить на огромные расстояния, по территориям, контролируемым либо враждебными германцами, либо еще более враждебными большевиками. Эти заслуги тоже были отмечены в представлении к «Кресту независимости». «Начполь» не скупится на похвалы и отмечает «невероятную энергию, выносливость и организаторские таланты князя Гедройца». В конце ноября 1918 года, когда работа была закончена, он наконец покидает Киев и вскоре после этого появляется в Варшаве при своем друге Владиславе Рачкевиче.
В начале лета 1919 года он приезжает в Вильно (Вильнюс) и принимает назначение вице-губернатором воеводства. Его репутация шла впереди него и, подозреваю, помогла ему завоевать сердце Ани Шостаковской. Их свадьба, состоявшаяся 10 сентября 1919 года в кафедральном соборе бывшей столицы Великого княжества Литовского, стала первым событием в светском календаре послевоенного Вильно.
Глава 8По ту сторону Оксуса
Матери, видимо, тяжело далось решение ехать в Среднюю Азию летом 1942 года. Она всегда считала своим первым долгом оставаться как можно ближе к мужу, и теперь она собиралась пренебречь этим долгом. Но обстоятельства изменились. Она знала, что отца нет ни в польской армии, ни в посольстве. Если он был еще жив, он мог быть где угодно от Архангельска до Камчатки. Одна она не могла бы предпринять поиск такого масштаба. А уверения польских властей, что они действуют от ее имени, давали ей надежду. В этих обстоятельствах она решила, что следующая по значимости задача для нее — вывезти детей из Советского Союза, то есть предпринять путешествие из Николаевки через Новосибирск до Ташкента и далее к афганской границе. Ответ на вызов из Гузара был шагом в этом направлении. Это, конечно, было рискованно, но у нее были бумаги от польской армии, и она предполагала, что они обеспечиваются гарантиями советской власти. На самом деле это было совсем не так, и хорошо, что она не знала, насколько ухудшились советско-польские отношения с того момента, когда были выписаны эти бумаги.