– Сегодня вечером я отважился на разговор с отцом и матерью, – начал Леша, сглотнув ком в горле. – Рассказал о том, что застал отца за изменой, когда приходил к нему на работу. В итоге меня посчитали лжецом. Мать обижена на меня за то, что я из-за вдруг возникшей ненависти к отцу поставил под сомнение их семейные узы. Отец поставил мне ультиматум: или я приношу ему свои извинения, или я больше не смею переступать порог нашей квартиры. Как видишь, извиняться я не собираюсь.
Николай был ошарашен тем, что услышал. Его мозг будто бы отказывался воспринимать происходящее. Он всегда считал Веронику Миронову умной и гордой женщиной, которая не станет терпеть оскорбительные поступки по отношению к себе. Тем более ради мужчины. Но ошибся. В этот вечер Литвинов сделал для себя новое открытие. Оказывается, влюбленные – безумные слепцы. А любовь – проблема человеческого существования. Она постыдна, если человек не может донести ее до конца. Какой смысл кричать о любви всему миру, если не способен пронести ее через всю жизнь? Он не понимал.
Мгновение спустя Николай сказал:
– Можешь жить у меня столько, сколько захочешь. Я попрошу Екатерину Андреевну постелить тебе в гостевой комнате.
Глава 6
До вторника Леша пробыл у Коли. Его родители никак не пытались с ним связаться, словно уход сына из дома – нормальное явление. Миронову хотелось бы найти их поведению оправдание, однако после долгих раздумий он перестал пытаться. Просто не видел толку. За дни, что Леша жил у Литвинова, он словил себя на мысли о том, как сильно начал ненавидеть собственного отца. Чувство отвращения зародилось в нем еще в тот день, когда он застал Михаила в кабинете с коллегой. И чаша его чувств пополнилась жгучей злобой оттого, что тот выставил его лжецом. Оказавшись в таком положении, Миронов начал лучше понимать Николая, у которого вражда с собственным отцом тянулась годами.
– По-прежнему ждешь звонка от матери? – поинтересовался Коля, спускаясь по лестнице со второго этажа и заворачивая в гостиную.
Там, на диване, прокручивая телефон между пальцами, сидел Миронов. Экран его мобильника то зажигался, то погасал. Левая нога, приподнятая на носок, подрагивала от отбиваемой чечетки. Звонка от матери он действительно ждал вопреки их недомолвкам: сегодня состоится игра с «Панте-рами». Обычно Вероника Миронова посещала каждую игру «Снежных Барсов», отпрашиваясь с работы на несколько часов. Но в этот раз даже не позвонила, чтобы попросить достать ей билет на матч. Николай знал, что звонка не последует, но своими догадками не рушил чужие надежды.
– Наверное, зря я это делаю, она не позвонит, – резко подскочив с дивана, бросил Леша. Его мобильник тут же переместился в задний карман джинсов, а рука скользнула по волосам.
Литвинов подошел к нему и похлопал по плечу. Он вдруг ощутил вину за то, что побудил друга раскрыть горькую правду. Возможно, если бы Леша смолчал, в семье Мироновых не было бы того разлада. Но повернуть прошлое вспять было невозможно.
– Не кори себя, ты поступил честно.
– Если бы я мог вернуться в прошлое, то снова сказал бы правду. Проблема в том, что моя мать наотрез отказывается видеть очевидное. И в этой ситуации мне жаль ее. Не понимаю, почему она не поверила… Неужели я где-то ошибся? – Миронов повернул голову влево, туда, где стоял Литвинов.
– Скорее, ошиблась твоя мать. Иногда мы просто боимся отпускать то, что так дорого. Человеческий мозг склонен к построению иллюзий, которые прочными корнями заседают в голове. Как бы там ни было, я уверен, что время вылечит все.
– Хотелось бы в это верить, Коль, – прошептал Миронов. – Но, чтобы высечь ненависть к отцу, одного топора будет недостаточно, верно? – Он повернулся и уставился на Литвинова.
Николай замер и не знал, как на это реагировать. Язык, словно скобами, приковало к нижней челюсти, и он стал неповоротливым. Коля закусил внутреннюю часть щеки и тяжело вздохнул. Он давно не задумывался о том, как можно наладить испорченные отношения с отцом. Какой инструмент нужен, чтобы разрушить ту неприступную стену, что выросла между ними?
– Убивать ненависть нужно еще в зародыше. Тогда и топора не потребуется, – ответил Литвинов после раздумий. – Если затянуть, то и бульдозер не поможет… – Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, а костяшки побелели.
Смысл этих слов расшифровывать не пришлось: Миронов уловил суть с первого раза. Пусть и говорилось это завуалированно, но Литвинов имел в виду собственную ненависть к отцу, которую уже ничем не изгнать из его скрытой души. Она пустила корни по всему телу и срослась с непробиваемой стеной, которая когда-то была возведена по наитию. Леша поднял глаза на Колю, словно надеялся прочесть в них еще что-то, но Литвинов отвел взгляд в сторону. Откровенностей на сегодня было достаточно.
– Скоро игра. Нам пора выдвигаться, – проронил Николай, глядя в окно.
Там, во дворе, садовник выравнивал верхушки деренов[7], которые осенью стали еще более привлекательными: листья постепенно меняли окрас с зеленого на желтый и бордовый, а на некоторых кустах белыми бусинами висели мелкие ягоды. Массивные ножницы в его сморщенных ладонях отсекали ненужные отростки. Садовник работал так бодро и энергично, словно это не составляло большого труда. И Коля подумал о том, как было бы хорошо, если бы и в жизни от всего непрошеного, что балластом тянет вниз, можно было избавиться так же мгновенно.
Николай простоял так около минуты, прежде чем развернуться и молча направиться к выходу. Он пытался отогнать навязчивые мысли, что незваным гостем оказались у него в голове: играть против «Пантер» нужно на трезвый ум. Тумблер, отвечающий за отключение эмоций, справлялся с этим превосходно. Хотя, сколько себя помнил Николай, этот рычаг практически всегда находился в одном и том же положении: нейтральном, на границе положительных и отрицательных эмоций.
Оказавшись за порогом со спортивной сумкой на плече, Николай притормозил и обернулся, чтобы узнать, идет ли Леша за ним. Ощутив легкий толчок в плечо и дыхание в затылок, он двинулся к машине, которую уже подготовили к поездке и подогнали к воротам. Молодые люди увидели Александра Юрьевича. Минск охватили деньки бабьего лета и слепящего солнца, и он решил поработать в беседке. На сегодня у него не было встреч или документов на подпись, поэтому над проектами Литвинов-старший надумал поработать дома. Завидев вдалеке Колю и Лешу, Александр Юрьевич выкрикнул:
– Без победы не возвращайтесь!
На его лице сверкнула улыбка. Александр Юрьевич только хотел казаться вежливым и добрым, пока у них гостил Леша, чтобы не рушить репутацию семьянина.
– Кажется, Александр Юрьевич сегодня в хорошем настроении, – отметил Миронов, когда они подошли к черной «мазерати».
– Только кажется. Очередная маска, – бросил Литвинов и нырнул в салон.
Двуличность отца его раздражала. Наедине с Николаем Александр Юрьевич никогда не был таким любезным, как в другом окружении. Стоило даже экономке зайти в момент горячего спора, как Литвинов-старший сразу становился мягче, будто бы не способен поднять руку на единственного наследника. Александр Юрьевич был деликатен и уважителен со всеми, кто так или иначе мог пригодиться ему и в бизнесе, и в жизни в целом.
Дорога до арены прошла в абсолютном безмолвии. Коля внимательно следил за хаотичным движением автомобилей и старался не угодить в пробку, а Леша практически каждую минуту зажигал экран мобильного телефона. Даже после состоявшегося разговора Миронова все же не покидала надежда. Он уже не мечтал о звонке матери и ее приходе на хоккейный матч, просто рассчитывал хотя бы на короткое сообщение с пожеланием удачи. Но за пятнадцать минут, что они добирались до ледовой арены, Леша ничего не получил.
– Сможешь сосредоточиться на игре? – поинтересовался Литвинов, украдкой заметив нервозность Миронова. – Да, – поджав губы, ответил Леша. Хотя беспокойные мысли о матери заполонили его голову.
– Если не уверен, то сообщи об этом Сергею Петровичу. Он поставит Федю в рамку на два периода.
Миронов кивнул, и они синхронно вылезли из салона. В «Минск-Арену» пришлось заходить через черный ход: основные двери блокировали шумные болельщики, по венам которых растекался адреналин перед предстоящей схваткой. Фанаты напевали речевки, держали плакаты с поддерживающими фразами, натягивали на себя хоккейные джерси, кепки и шарфы фирменной расцветки «Снежных Барсов». Одним словом, атмосфера была волнующей и настраивающей на энергичный хоккей.
Как только Коля с Лешей переступили порог раздевалки, послышались радостные возгласы. Николай удивленно изогнул бровь, недоумевая из-за такой бурной реакции. Суть возгласов и аплодисментов ему была неясна, как и Леше. Зато сокомандники восклицали громко и весело.
– Звезда сегодняшнего дня, – защебетал Ильин.
– Прости, что? – переспросил Коля, поставив сумку на скамью.
– Литвинов, ты что, не проверяешь социальные сети? Да о тебе говорит весь интернет, – вклинился Федоров.
– В каком смысле? – Николай немного насторожился. Неужели что-то плохое, из-за чего снова возникнет конфликт с отцом? Его лицо исказилось в напряженной гримасе.
– Видимо, нет, – сказал Ильин и потянулся на полку за мобильным телефоном. – Смотри.
Николай с разрешения Пети Ильина взял гаджет в руки и устремил взгляд на экран. На странице ХК «Снежные Барсы» была выложена его фотография с прошлого матча со «Стальными Волками», где он во время остановки игры смотрит на табло в центре арены, и длинный текст. Коля пробежался глазами по содержимому поста и осознал, что в сети размещено интервью, которое брала Аня. Литвинов не видел в этом ничего такого и был бы спокоен, если бы не резонансные комментарии. Юные фанатки «Снежных Барсов» буквально заспамили вопросами, как можно стать дамой его сердца. Кто-то даже пошутил, что хотел бы стать клюшкой, чтобы ощущать прикосновения Николая, или тем самым табло, чтобы только смотрели так же.