– Литвинов, ни я, ни Паша не виноваты, – встрял Ильин. – Дело в тебе. Ты постоянно требуешь от нас чего-то на льду. Это чтобы не оплошать перед влиятельным отцом? – Он указал на пластырь, прикрепленный к левой скуле.
– Так, стоп! – выкрикнул Сергей Петрович. – Это уже чересчур. Ребят, давайте высказываться только в мягкой форме и не переходить на личности. – Он положил руку на плечо Коли, заметив, как тот нервно перебирает пальцами. – Достаточно, капитан.
Слово передавалось по кругу, пока все мнения не были услышаны. Высказывания были разными, но на грубость больше не переходили. К Литвинову не возвращались, чему он был рад. Тема отца явно не касалась разлаженности команды. К концу всем стало легче: недомолвок не осталось. И Сергей Петрович надеялся на то, что высказанные мнения будут учтены и благоприятно повлияют на исход следующих игр. Звягинцеву не хотелось, чтобы в октябре они оплошали: терять Литвинова он был не намерен.
Николаю не спалось. Он продолжил сидеть у костра, когда все разошлись по палаткам. Прутом Литвинов чертил какие-то узоры на земле и размышлял над словами Сергея Петровича.
Из раздумий его выдернул девичий визг. Он тряхнул головой, чтобы отогнать мысли, и обернулся. Там, выскочив из палатки, визжала Костенко и, завидев Николая, с криком помчалась к нему. Литвинов встал и приобнял ее. Расстояние между ними сократилось до миллиметра.
– Т-ш-ш, – прикрыв ее рот ладонью, зашипел Коля. Аня рукой упиралась ему в грудь. – Команду разбудишь.
– Я не могу там спать, – зашептала Костенко, когда Николай убрал руку.
– Почему?
– По мне ползало огроменное усатое насекомое! Это было ужасно! – Аня, отпрянув, встряхнула руками, будто бы пыталась что-то с себя сбросить, вызвав улыбку на лице Литвинова. – Я есть хочу…
Николай удивленно вскинул бровь и ухмыльнулся. Все-таки эта девушка казалась ему по-детски забавной.
– Есть? Так поздно?
Костенко обиженно посмотрела на него, будто не понимала, к чему такие глупые вопросы.
– Когда я нервничаю, то всегда хочу есть.
– Но мне нечего тебе предложить, – Николай пожал плечами. – Вечерние запасы съедены.
– Зефир! – воскликнула Аня и подняла указательный палец вверх. – Можно пожарить на костре зефир!
– Думаешь, углеводная бомба нивелирует воспоминание об усатом насекомом?
Костенко толкнула Литвинова в плечо. Она надеялась на каплю сочувствия и сострадания, ведь с детства ужасно боялась насекомых, но вместо этого получала подтрунивания в свой адрес.
– Ты словно робот без чувств! – с укором выпалила Костенко. – Я рассчитывала на поддержку!
– Это называется сдержанность, – спокойно ответил Литвинов и отправился за пачкой зефира, лежащей в сумке с продуктами.
Аня присела на складной стул и подставила руки к огню. Несмотря на то, что на ней была теплая черная толстовка и жилетка, ночная прохлада отзывалась в ее теле. Вкупе с холодом ее немного потряхивало от того, что какое-то усатое насекомое ползло по ее руке несколько минут назад. Теплота, исходящая от языков пламени, помогла ей согреться и успокоиться.
– Не представляю, как можно плавить зефир. И тебе повезло, что пачка осталась нетронутой, – сказал Николай, присев на стул. В руках у него был чистый шампур и шуршащая упаковка со сладостью.
– Ты никогда не пробовал жареный зефир?
– Нет. Я вообще ни разу в жизни не ел ни фастфуд, ни сладости. Отец запрещал, – нанизывая зефир на шампур, сказал Коля.
Аня расширила глаза от изумления.
– Какое упущение! Попробуй обязательно!
Николай вытянул руку вперед. Шампур с нанизанным зефиром повис над костром. Разогреваясь, угощение увеличивалось в размерах и меняло окрас с белого на коричневый, когда капли плавящегося зефира стали падать в костер, Николай отдернул руку от огня и протянул шампур девушке. Аня, взяв его в руки, откусила тягучий и воздушный зефир, отдающий теплом, и прикрыла веки.
– Чего ты так на меня смотришь? – поедая лакомство, спросила Аня. Ее распущенные волосы немного липли к лицу, и она махом головы попыталась откинуть их назад. Николай смотрел на нее заинтересованным взглядом.
– Впервые вижу человека, настроение которого зависит от жареного зефира.
– Ты просто не знаешь, что это такое, попробуй! – сказала Аня, протянув ему остатки зефира, нанизанного на шампур.
Николай потянулся вперед и откусил немного. Зефир оказался настолько тягучим, что прилип к нижней губе. Сладость, растворившаяся на языке, ему понравилась. Он признал для себя, что жареный зефир – вполне сносный деликатес. Коля откусил еще кусочек и застыл, когда Аня большим пальцем провела по его нижней губе. Его глаза рассеянно забегали по ее лицу, а пальцы вжались в собственные бедра. Неожиданная волна мурашек накрыла его. Откашлявшись, он выпалил:
– Боюсь, твой парень придет в негодование, если узнает об этом.
– Мой… кто? – выпрямившись, переспросила Костенко.
Николай кивнул в сторону стоящей поодаль зеленой палатки, в которой спал Любимов.
– Федя. Он же твой парень.
В ночной тишине раздался заливистый смех.
– С чего ты так решил?
– Ну, вы достаточно тесно общаетесь. Вы вместе живете. И он осыпает меня предупреждениями в твой адрес, – все так же серьезно говорил Николай.
– Это ничего не доказывает. Федя – мой лучший друг, не более, мы с ним из одного города. Думаю, ты знаешь, что в прошлом сезоне он играл за «Черных Драконов». Мы познакомились еще в Нижнем Новгороде. Я оканчивала последний курс Института филологии и журналистики, а Федя играл в местной команде в КХЛ. Институт организовал поход на стартовый матч сезона, там мы и встретились.
– А почему он ушел из «Черных Драконов»?
Аня отложила опустевший шампур в сторону и тяжело сглотнула. Ее губы вздрогнули, а щеки залились краской.
– Обстоятельства.
Какими должны быть обстоятельства, чтобы Любимов покинул успешную команду, а она поехала за ним? Шестеренки в мозгу пришли в движение. Литвинов воскресил в памяти поездку в Нижний Новгород, напуганный взгляд Костенко и ее заточение в номере отеля, когда «Барсы» выбирались на тренировку. Если Феди не было рядом, она никуда не выходила, словно боялась засветиться. Вспомнились Николаю и отрывки разговора, услышанного в раздевалке. «Когда мы будем в Нижнем Новгороде, держись всегда рядом. Помнишь, я обещал тебе, что вытащу из этого кошмара? Я всегда держу свои обещания.» Вопрос вырвался сам собой:
– Что напугало тебя в Нижнем Новгороде?
Аня долго смотрела на Николая, будто не могла решиться: рассказать или промолчать? Но заглянув в его глаза, которые в этот момент лучились добротой, она захотела выбрать первое.
– Неприятное прошлое, от которого я пытаюсь бежать.
Костенко думала, что парень станет расспрашивать, но тот, поджав губы, слабо кивнул. Если ему и хотелось узнать, что произошло с ней в Нижнем Новгороде, то он не смел нарушать ее личные границы.
– Тогда можно встречный вопрос? – поежившись на стуле, поинтересовалась девушка. Раз уж сегодня ночь маленьких откровений, то ей бы тоже хотелось утолить любопытство.
– Можно, – чертя прутиком круг на земле, ответил Литвинов.
– Я наблюдаю за тобой уже месяц. С того момента, как попала к вам в команду. Почему ты всегда сдерживаешь свои эмоции и показываешь их только на льду?
Николай задумался, действительно ли она хочет знать хотя бы полуправду того, почему он вынужден себя так вести? Даже полуправда может разрушить миф о «счастливой» жизни богатых людей, в который она верит.
– Когда ты сын известного человека, у других на твой счет всегда завышены ожидания, – начал Коля, глядя на догорающий костер. – Это касается и эмоций, и достижений. Ты можешь мечтать о чем-то особенном, только вот вынужден поступать по-другому. Ты хочешь что-то чувствовать, но другие могут истолковать твои эмоции неправильно. Сверху наваливаются и другие обстоятельства. В итоге ты перестаешь чувствовать.
– А хоккей?
– Даже в хоккее я вынужден быть марионеткой в чужих руках. Мне действительно нравится играть. Только для меня есть определенные правила. Если не следовать им, то мне не вскарабкаться на вершину. Без хоккея я вообще перестану что-либо чувствовать.
Такого ответа было достаточно. Оставалось только предположить, какие выводы сделала Аня: сначала ее взгляд потускнел, а потом на лицо вернулось спокойное выражение. Девушка смолкла и подняла голову высоко вверх. Растущий желтый полумесяц расположился на темно-синем небе, усыпанном многочисленными звездами. Дрова в костре уже не трещали, а языки пламени не разлетались по сторонам из-за поднявшегося ветра. Остались только черные угли. Где-то внизу, в воде, плавали байдарки и катамараны.
– Подожди, я кое-что принесу, – сказала Аня и исчезла.
Вернулась она с теплым пледом в руках. Присев обратно на стул и расправив плед, Аня протянула другой его край Коле. Их стулья находились достаточно близко, но все равно пришлось прижаться друг к другу, чтобы пледа хватило обоим. Укрывшись, они уставились на звездное небо.
– Знаешь, почему звезды падают? – склонив голову набок, спросила Костенко.
– Потому что при попадании в атмосферу Земли они сгорают из-за трения с воздухом. Это всего лишь падающие камни.
– Ну и зануда! – Она толкнула его в плечо, и Николай уловил запах лаванды, исходящий от длинных волос. – В тебе говорит голос науки. А древняя легенда гласит, что у каждого человека своя звезда. Она загорается на небе в момент, когда человек рождается на свет. Когда человек умирает, она угасает. В такой момент важно загадать самое заветное желание.
– Хочешь сказать, что падающая звезда способна подарить душе второй шанс?
– Не исключено. Фитилек еще может зажечься изнутри, даже если кажется, что силы угасли и весь мир против тебя. Главное – верить.
Николай ощутил, как ее теплая ладонь легла ему на грудь, в область сердца. Он сглотнул и постарался дышать не так прерывисто. Еще никто не находился рядом с ним так близко, как Аня. В этот момент он почувствовал нечто странное, что никогда ранее не испытывал: спокойствие и легкость рядом с другим человеком. Ключи, которые закрывали дверь в мир под названием «душа», медленно зашевелились в заржавевшей замочной скважине.