Ужин в семье Литвиновых начался с полного безмолвия и косых взглядов. Екатерина Андреевна, как обычно, сервировала стол и подавала горячие блюда, по готовности позвав всех к приему пищи. Александр Юрьевич, расстилая белую салфетку на коленях, сначала не поднимал глаз ни на сына, ни на Аню. После проигранного тендера им так и не удалось поговорить, и Литвинов-старший держал обиду на сына за то, что в такой нелегкий час он уехал с девушкой, не поддержав его. Александра Юрьевича в принципе злило то, что Николай наплевал на все запреты, оговоренные ранее, будто больше не боялся угроз. Он начал понимать, что с появлением Ани Костенко держать Колю в узде стало практически невозможно.
Аня сидела напротив Александра Юрьевича и ощущала тягостную неловкость. Его холодность настораживала ее, и она никак не могла разложить салфетку. Почувствовав, как рука Николая потянулась к салфетке, Аня перевела на него взгляд.
– Не волнуйся и чувствуй себя как дома, – успокоил Коля и уложил салфетку на ее колени. – Что тебе положить?
Аня оглядела заставленный блюдами стол и в растерянности приоткрыла рот. Екатерина Андреевна приготовила столько всего, что разбегались глаза. Они с Федей не привыкли к такому широкому пиру, какой устраивался в доме Литвиновых каждый день и считался для них нормой. И от этого чувство смущения и неравенства в положении нарастали с чудовищной силой. Краем глаза уловив ухмылку на лице Александра Юрьевича, Аня осознала, что ей ко многому придется привыкнуть, как бы трудно ни было.
– М-м, наверное, просто салат, – смутившись, ответила Аня.
– Уверена? – переспросил Николай, уловив ее замешательство. Ему было важно, чтобы она ощущала комфорт в этом доме.
Аня взглянула на запеченного окуня, стоявшего посередине стола, и кивнула. Первый ужин оказался для нее стрессом, и она не готова была налегать на тяжелую пищу. – У вас завтра игра, – прервал их Александр Юрьевич и, наконец, оторвал взгляд от тарелки. – Надеюсь, вы хорошо к ней подготовились?
Николай поставил тарелку, заполненную овощным салатом, возле Ани и принялся за окуня.
– Можешь не сомневаться. Сергей Петрович приложил максимум усилий. – Он сделал ударение на слове «максимум». – Хочешь посетить?
– Не сейчас, – отрезал отец. – У меня есть дела поважнее.
Николай ухмыльнулся. Семейный бизнес был для отца всегда важнее, чем сын и его увлечения.
– Что планируешь делать дальше? – поинтересовался Коля.
– Идти в атаку, – сказал Литвинов-старший. – Морозову отдавать проект я не собираюсь.
Опасения Николая подтвердились. Чтобы потешить свое самолюбие, Александр Юрьевич пойдет на крайние меры, которые могут отразиться и на семье. Коля посмотрел на Аню, взгляд которой потух от фамилии, прозвучавшей за столом.
– И как же ты собираешься вернуть проект?
– Ну… – Отец откашлялся. – К примеру, мило побеседовать с твоей дамой сердца и узнать то, что ты не смог выведать до тендера.
Корпус Александра Юрьевича выпрямился, а мышцы напряглись. Он перевел пристальный взгляд на Аню, со всей суровостью прожигая ее. Литвинов-старший будто пытался выбить ее из равновесия, но Николай, сжав под столом руку Ани, выкрикнул:
– Нет!
Александр Юрьевич продолжил, уложив приборы на полупустую тарелку:
– Отчего же? Ты впустил ее в наш дом, а я не могу и поговорить с ней?
– Не можешь. Эта тема под запретом.
– Юноша, сбавь темп, а лучше остановись вовсе! – Литвинов-старший поднял руки. – Никогда не знал, что тебе свойственны такая нежность и чуткость. В кого тебя превратила эта девчонка? – Он метнул гневный взгляд в сторону Ани. – Раньше твои глаза горели исключительно хоккеем.
– А твои сияли любовью к моей матери, и не было в тебе той желчи, что льется изнутри сейчас.
– Замолчи! – Отец стукнул по столу, и приборы, так аккуратно уложенные на тарелке, соскочили на скатерть.
– А ты не превращай наш ужин в поле боя. Для этого больше подходит твой кабинет. Нравится тебе или нет, но придет время – мы с Аней обручимся и построим свой дом! Если хочешь, чтобы для тебя, как гостя, там тоже было место, то тебе лучше сейчас принять ее в нашу семью.
Лицо Александра Юрьевича раскраснелось от злости, а щеки раздулись, словно воздушные шары. Его грудная клетка заполнилась воздухом настолько, что выпирала вперед. Он пытался сдержать воинственный пыл, но выходило не очень.
– Спасибо, что испортил нам ужин, – сказал Николай и поднялся со стула, бросив салфетку на стол.
Аня поняла, что Коля хочет ее увести, и, снисходительно посмотрев на его отца, встала вслед за молодым человеком. Как только они перешли в правое крыло таунхауса, Аня сбавила шаг и остановила Николая за руку. Слова, слетевшие с его уст в момент перепалки с отцом, обескуражили ее, поэтому, когда Коля обернулся, она спросила:
– То, что ты сказал, – это серьезно?
Николай подцепил указательным пальцем ее подбородок и прошептал:
– Более чем. Я испытываю это чувство впервые, и оно нравится мне. Не хочу, чтобы наше время заканчивалось.
Коля наклонился вперед, и их губы слились в нежном поцелуе. В окутавшей таунхаус тишине слышалось учащенное сердцебиение. Такое, какое бывает в момент осознания чего-то важного. В это мгновение Николай открыл для себя одну ценность: ему не хотелось отпускать Аню никогда и никуда. Вкладываясь в чувственный поцелуй, он видел будущее, в котором все пространство, свободное время и вся жизнь принадлежали ей. Его сердце теперь принадлежало только ей.
Отстранившись, Коля на короткий миг призадумался, а затем, неожиданно взяв Аню за руку, направился к выходу, захватив по пути верхнюю одежду.
– Куда мы идем?
Но Николай не объяснился. Махнул охраннику рукой и попросил выгнать «мазерати» за ворота. Он был настолько охвачен значимостью нахлынувших чувств, что слова не собирались в предложения. Все мысли подчинялись одному.
– Пристегнись, пожалуйста, – заботливо попросил Коля. – Ехать придется очень быстро.
– Мы куда-то сильно спешим? – поинтересовалась Аня, пристегивая ремень безопасности. Она по-прежнему находилась в легкой растерянности и не понимала, к чему такая спешка. Импульсивность ранее была Коле не характерна.
– Можно сказать и так.
Эти слова стали единственными, что прозвучали в салоне, пока автомобиль находился в движении. Высотные здания, подсвечиваемые салоны, бутики и рестораны стремительно проносились мимо них. Аня не поспевала рассматривать ночную столицу на такой скорости. Хотя в этом и не было особой нужды: она уже гуляла по этим улицам.
Когда шины заскрипели и двигатель затих, девушка осмотрелась вокруг. В глаза бросилась яркая неоновая вывеска тату-салона. Удивленно посмотрев на Колю, она спросила:
– Это и есть то место, в которое мы так спешили?
Освободив себя от давящих оков ремня безопасности, Николай взял ее руку и перевернул ее. Пальцы коснулись хрупкого запястья.
– Хочу, чтобы это, – он принялся указательным пальцем прорисовывать полумесяц, – отпечаталось здесь навсегда. Знаю, что все это сумасшествие, но разве не ты сделала полумесяц символом нашей любви?
Уголки ее губ вздернулись вверх. Аня, приблизившись к Николаю и накрыв ладонью его пальцы, прижалась к его разгоряченной щеке и прошептала:
– Раньше ты был безразличен к таким мелочам.
– Ты сделала меня таким. Ты научила меня проживать эмоции, и теперь я поистине счастлив, хотя вокруг нас творится настоящий хаос.
– Когда ты рядом, хаос не страшен.
– Я всегда буду рядом, – оставив влажный след от губ на щеке, Николай отпрянул от Ани.
– Тогда нам действительно стоит поспешить.
Тату-салон оказался необычайно светлым местом. Уже с порога ослепил свет подвесных ламп и зажужжала контурная машинка. На одном из белых кресел, какие бывают в кабинете стоматолога, лежала девушка и осматривала стену с ажурным граффити. Мастер без остановки наполнял очерченное пространство на ее ключице синей краской, и Аня напряглась, заметив, как из глаз незнакомки текут слезы. Она постаралась перевести внимание с девушки на неординарный дизайнерский интерьер, однако картины с черепами на холстах отнюдь не уняли ее тревогу.
– Вы к нам? – уточнил свободный мастер, достав стерильный набор с иглами.
– Да, – без колебаний в голосе ответил Коля. – Хотим набить парное тату.
Мастер, на коже которого не было свободного места от многочисленных татуировок, похлопал по креслу, приглашая жестом одного из них. А затем, выкрикнув кличку – так, по крайней мере, показалось Николаю, – вскрыл крафтовый пакет. Из-за двери подоспел другой мастер, отозвавшийся на странное прозвище.
– Приляг, красавица, – позвал он, и Аня, сглотнув, прилегла на кресло-кушетку. – В первый раз, что ли?
Аня кивнула. Николай к тому моменту уже закатал рукав черной водолазки, и его мастер обеззараживал запястье правой руки. На лице Коли даже не промелькнул страх, будто бы набить тату – плевое дело. Он обладал той выдержкой, которая не была присуща Ане, но ей хотелось бы иметь столько мужества и храбрости, сколько есть у него.
– Тоже на правом запястье? – осведомился мужчина и получил положительный ответ. – Тогда выбирайте эскиз.
– Полумесяц, – в унисон сказали они.
На их кожу был нанесен состав для переноса изображения, а после приложен распечатанный эскиз полумесяца. Как только рисунок перенесся на запястье, машинки зажужжали, а иглы принялись набивать контур.
Минуты летели одна за другой, пока на запястьях отпечатывался символ светлой и чистой любви. Мужчины мастерски выводили контуры полумесяца, периодически делая паузу, и заполняли пустое пространство краской. Николай не чувствовал боли, так как привык и не к такому, и все время следил за Аней.
Когда контурные тату-машинки остановились, а иглы перестали пробивать кожу на запястьях, Коля и Аня вышли на улицу. На небе рассыпались мелкие звезды. Их было так много, и они мерцали как алмазы. Серебристая луна взошла на темно-синем небе. А вместе с ней прочно закрепилась та первая любовь, казавшаяся сначала чуждой и ненужной. – Не могу поверить, – обнимая Николая за шею, лепетала Аня. Прохладный ветер трепал ее волосы, но это не имело значения в момент, когда внутри разгоралось пламя. – Неужели мы правда сделали это?