Ее лицо исказилось от гнева. Она не понимала, как муж мог прикрывать гнусные поступки семьей.
– Подкупая людей и изменяя мне с другими женщинами? – прикрикнула она.
– Эти люди лоббировали мои интересы. Мне пришлось так поступать, чтобы мы выбрались из нищеты, – на выдохе выпалил Александр Юрьевич. – Помнишь, как мы жили до рождения нашего сына? Девяностые были для нас тяжелым временем. Грабежи, мафия, обесценивание сбережений, пустые полки в магазинах, жизнь в хрущевке – это малая толика того, с чем нам пришлось столкнуться. Разве ты бы хотела такой жизни для нашего сына?
Слезы, стоявшие в глазах молодой женщины, ручьем полились по разгоряченным щекам. Вета даже не пыталась их убрать, позволяя платью промокнуть. Она помнила, как вышла замуж за человека, не имевшего при себе ничего, как они скитались по хрущевкам и питались консервами. Память ей в этом не изменила. Обида душила ее в эту секунду из-за того, что собственный муж не понимал, что ей не нужно такое богатство. Деньги были для нее мусором. Она хотела быть поистине счастливой с тем, кого любила. Но эта любовь разбилась о скалы поздним вечером, плавно перетекшим в ночь, когда Володя раскрыл все карты.
– Я хотела, чтобы, открыв «НИС-групп», ты оставался честен с собой и со мной, – скрежещущим голосом сказала она.
Александр Юрьевич обхватил ладони Веты руками и прижался к ним влажными губами. Он действительно сожалел обо всем, что случилось, и боялся ее потерять.
– Ты не должна была узнать об этом.
– Но узнала, Саша, – Вета отдернула руки и вытерла их о подол платья. – И все, что я хочу, – это поскорее уйти с сыном из этой квартиры. Нам не место в той империи, которую ты построил. Я хочу развод.
Одного мгновения хватило для того, чтобы резкие перемены отразились на лице Литвинова-старшего. Ярость пропитала каждую клеточку Александра Юрьевича, когда Вета обмолвилась о разводе и о том, что хочет забрать у него сына. Он вцепился в запястье жены мертвой хваткой.
– Отпусти меня, прошу, – взмолилась Вета, но Александр Юрьевич будто бы ее не слышал.
– И к кому ты уйдешь? К нему? – Он перевел суровый взор на Попова. – И не пытайся убедить меня в том, что у вас дружеские прогулки. Я вижу, как он на тебя смотрит.
– Я не понимаю, в чем моя вина, – лепетала Вета, пытаясь вырваться из цепкой хватки мужа. – Я никогда не изменяла тебе.
– Ты дала ему повод смотреть на тебя влюбленным взглядом! – Литвинов-старший ткнул пальцем в Попова. – Пока я работаю и пытаюсь принести деньги в семью, ты развлекаешься с человеком, которого я считал другом. И при этом учишь меня морали!
– Я обещала ему дружбу, но не более того! Я предана тебе и нашему сыну вопреки тому, что ты втоптал меня в грязь!
– Ты не уйдешь с моим сыном, – прорычал Александр Юрьевич. – Тебе придется смириться с моими поступками и жить со мной под одной крышей, если ты хочешь видеть Николая.
Губы Веты раскрылись и застыли. Она была обескуражена, и все, что пришло ей в голову, – это ответная угроза.
Повернув голову в сторону окна и сглотнув, она приняла рискованное решение.
– Если ты заберешь у меня сына, я выпрыгну из окна! – пригрозила Вета и в ту же секунду подбежала к открытому окну, взобравшись на подоконник.
Она уперлась обеими руками в деревянную раму и посмотрела вниз, а затем на мужа. От высоты потемнело в глазах. Голова пошла кругом. Ее вдруг охватило смятение. Она ощущала приближение мужа.
– Ну что же ты стоишь? Прыгай! Давай! – прикрикнул Александр Юрьевич и, ведомый охватившей его злобой, толкнул жену в спину.
Вмиг Вета полетела вниз, раскрыв руки. Она не кричала. Не могла. Последнее, что слетело с ее уст, – это имя сына.
– Мама! – послышался детский крик, заставивший Литвинова-старшего, как в замедленной съемке, обернуться. В дверном проеме стоял сонный и перепуганный Коля.
Николай ринулся вперед, но был перехвачен Поповым, вскочившим с дивана.
– Уведи его, быстро! – приказал Александр Юрьевич, и тому ничего не оставалось, кроме как повиноваться.
Николай что-то кричал и вырывался, но Владимир Андреевич старался не слышать его мольбы и усилил хватку. Он отнес Колю в спальню и, проигнорировав детскую истерику, запер дверь. Владимир Андреевич слышал, что Николай стучал маленькими кулачками и просил выпустить его. Растерянный и потрясенный, Попов выбежал из квартиры вслед за Александром Юрьевичем.
Николай ощутил, как сердцу стало тесно в грудной клетке от всепоглощающего горя. Эта боль раздирала все внутренности. Ладони вдруг заледенели. Обескураженность и огорчение были написаны на его побледневшем лице. Сердце упало, и он больше не питал безрассудную надежду, что по каким-то неведомым обстоятельствам отец невиновен. Отец убил его мать.
Крепко зажмурив глаза в попытке остановить поток слез, Николай спросил:
– Но почему я ничего не помню, раз видел, как погибла моя мать?
Владимир Андреевич с ответом не медлил.
– Ты был слишком мал, и твоя психика защитила тебя. Травмирующее событие было заблокировано. Возможно, в самых глубинах твоей памяти какие-то фрагменты все же остались, но их было недостаточно для того, чтобы составить целостную картину.
В этот момент весь мир для Коли остановился. Слова Попова роились в голове, порождая хаос из мыслей. Сжав пальцами переносицу, Николай сделал глубокий вдох, борясь с желанием закричать. Он не мог смотреть Владимиру Андреевичу в глаза.
– Почему вы не предотвратили ее гибель? – его тон был холодным.
– Я не мог, – отчаянно произнес Попов, пытаясь оправдаться.
Николай вскочил с дивана и свысока взглянул на врача. Его взгляд был суровым и прожигающим. На лбу вздулась вена, пульсирующая так, будто вот-вот лопнет. По ощущениям Коля готов был взорваться. Сжав кулаки, он проговорил сквозь стиснутые зубы:
– Вы сидели в кабинете отца и спокойно наблюдали за происходящим. Будь в вас хоть капля мужественности, вы бы не позволили моей матери оказаться на краю.
– Я…
– Убирайтесь, – Коля указал пальцем на дверь. – Я не желаю вас видеть.
Попов спорить не стал, понимая, в каких чувствах пребывает Николай. Он склонил голову в прощальном жесте и выбежал во двор, даже не оглядываясь. Когда он скрылся из виду, Аня подошла к Николаю со спины, обняв его и уткнувшись носом в футболку. Произошедшее потрясло ее не меньше.
– Как ты? – аккуратно спросила она, чувствуя, как тяжело вздымается его грудь.
– Такое ощущение, будто бы я сгорел изнутри.
На короткий миг в гостиной воцарилась тишина. Аня крепче прижалась к Коле, стараясь оказать поддержку, и он был ей чрезмерно благодарен. Когда-то Николай сказал ей, что будет всегда рядом, а теперь то же самое делала и она. Аня не отвернулась от него после того, как окончательно разочаровалась в Александре Юрьевиче. И это доказывало подлинность ее чувств.
– Как при всем том, что сделал тебе отец, ты остался таким правильным и добрым? – неожиданно спросила Аня. – Этот мир и так жесток. Если бы я распылял свои ресурсы на то, чтобы причинить людям вред, я бы ничем не отличался от своего отца, – честно ответил Николай. – Извини, но сейчас я хочу побыть один.
Аня молча кивнула и разомкнула сжатые в замок пальцы.
– Просто помни, что я люблю тебя в любом твоем состоянии и настроении.
Отдаляясь от лестницы и подходя к гостевой комнате, Аня слышала, как внизу раздался шум. Это с полок летели награды, которые так бережно натирала Екатерина Андреевна каждое утро и которые так ценил Николай.
Глава 18
В субботу, пятого ноября, «Снежные Барсы» вернулись с выездной серии. Не сказать, что она выдалась успешной, но и безрезультатной ее не назовешь: два матча из четырех им удалось выиграть. Хоккейные матчи на выезде всегда отличались особой сложностью. Не только потому, что оппонент на домашней площадке ощущал власть, но и потому, что у «Барсов» отсутствовала поддержка в виде болельщиков. Директор спортивного клуба не выкроила из бюджета средства на трансфер фанатов, поэтому команде пришлось несладко.
Недовольные итогами предыдущего матча «Пантеры» в этот раз взяли реванш, как и «Ледяные Короли». Они почти всухую раскатали «Снежных Барсов», и это сказалось на положении команды в турнирной таблице. Перед Звягинцевым стояла задача вывести их в плей-офф, и ему порой казалось, что это заведомо провально. Сергей Петрович видел рассеянность Феди и Коли, а также их взаимную неприязнь, но не мог выпытать, что между ними произошло. Тренер учил «Барсов», что личные проблемы не стоит выносить на лед, и Николай придерживался этого правила. Но вот у Любимова никак не выходило скрыть злобу в отношении капитана команды. Он то и дело задевал его при каждом удобном случае в раздевалке и на тренировке. В команде стали замечать, что произошло нечто неладное.
В один из дней выездной серии между Колей и Петей состоялся серьезный разговор, который обозначил определенные границы. Это произошло после того, как в автобусе по дороге в Москву Ильин посылал Ане многозначительные взгляды. Его не волновали итоги игры, ведь ехал он туда не как действующий хоккеист, а как наблюдатель. После вывиха выход на лед не светил ему ближайшие три месяца, и, поскольку одна цель стала ему недоступна, он последовал за другой.
В автобусе поведение Пети стало невыносимым для Коли, особенно в тот момент, когда тот решил подсесть к ним на заднее сиденье и в открытую начал флиртовать с его девушкой. В воздухе повисла неловкость. Аня не испытывала ни малейшего желания заводить разговор, но Ильин никак не унимался: то неудачно пошутит, то завяжет беседу про свою травму и тяготы нападающего, то невзначай коснется ее руки. Николай уже был вне себя от одного его взгляда, полного вожделения, не говоря уже о случайных прикосновениях и нарушении личных границ. Потому после приезда в Москву Литвинов позвал Ильина на разговор, чтобы наконец расставить все точки над i.
В тот день Петю впервые осадили и разбили его розовые мечты о скалы. Николай признался, что влюблен в Аню и что их отношения не просто забава, как то было для Ильина, а подлинные чувства, в которых прослеживается забота и уверенность. Сказал, что никто не посмеет относиться к Ане, как к игрушке на одну ночь, и уж тем более не решится манипулировать ею и давить на жалость. Его тон был весьма серьезен, а взгляд настолько суров, что Петя и не осмелился перечить.