– Все, что ты рассказал, не снимает с тебя ответственность. Ты облажался, – сказал без ложной ненависти Федя.
Николай, стоявший к нему спиной, промолчал, разглядывая, как ветер колышет декоративные кустарники в саду. Он не мог не согласиться – в том, что Аня сейчас в опасности, есть и его вина. Однако угрызения совести не продвинут их в поисках. Коля прекрасно понимал это, поэтому пытался размышлять холодной головой, как им поступить и с чего начать. Но сердце трепетно билось в груди, а на задворках сознания то и дело всплывали теплые и уютные вечера с девушкой его мечты. Не хочу, чтобы наша Вселенная схлопнулась.
– Расскажи, как тебе удалось вывезти ее из Нижнего Новгорода, – неожиданно для самого себя спросил Литвинов, все так же стоя спиной к Феде: смотреть в глаза ему было стыдно.
Федя на разговор о прошлом настроен не был. Его выдавала и дергающаяся левая нога, и сжимающиеся в кулаки пальцы, и пульсирующая на лбу вена. Он прокручивал в голове рассказ Литвинова и еще больше распалялся.
– Какой толк копаться в прошлом, – только и сказал Любимов, не глядя на Колю. Он буравил взглядом пол и, кажется, готов был сжечь дотла этот дом с треклятым Литвиновым. – Это ведь ничего не меняет. Или тебе любопытно, почему я это сделал и почему мы так близки?
Молчание. Любопытно ли? Нет. Мотивы Феди не вызывали никакого интереса. Подпитывало неравнодушие совсем другое. Коле хотелось знать, как такому простому парню удалось обвести вокруг пальца бизнесмена с большими связями. Вдруг получится использовать любую мелочь против Морозова во имя спасения той, от имени которой трепетало в груди?
– Нравится она мне, вот что. Только выбрала она тебя, – заключил Любимов, сделав акцент на последнем слове.
Николай развернулся на пятках и метнул взгляд в сторону Феди. Выяснять отношения он не желал: не было ни сил, ни желания. Что бы там ни было, он знал, что в Любимове Аня видит только друга. А что там чувствует Федя, Колю не волновало.
– Дружбы ведь между мужчиной и женщиной не бывает. Ты прекрасно это знаешь, – разоткровенничался Федя, впервые за это время поглядев на Колю. – Она позволяет дружить. А я продолжаю любить и принимать ее дружбу, потому что на большее не могу рассчитывать.
– Почему ты говоришь мне об этом? – на лице Николая сохранялось спокойствие.
– Ты хотел правды. Вот тебе и мотив моего поступка.
– Мне не нужен был мотив, – уточнил Коля. – Я просто хотел, чтобы ты рассказал, как смог ее спасти.
Федя ухмыльнулся. Ему хотелось уколоть Литвинова, да побольнее. Так, чтобы тот хоть на миг ощутил то, через что проходит сейчас он. Только вот никак не понимал, что проживают они одинаковые чувства. Кто из них любил сильнее, вопрос другой, но они оба переживали за девушку.
– После того, как умер ее отец, Аня обратилась ко мне за помощью, – продолжил Федя, когда Николай сложил руки на груди и, склонив голову, уставился на него так, будто одним взглядом хотел выпытать ответ на свой вопрос. – У нее как раз был дипломный период в институте, а у меня – плей-офф в разгаре. Я был в курсе того, что ее отец проиграл в казино все состояние, только вот не знал, что и ее тоже… – Он закусил губу и притих, пока Коля невзначай не приблизился к дивану и не пнул мыском кожаную спинку. – Она прибежала ко мне после матча, вся заплаканная. Где бы она ни пряталась от Морозова, он находил ее и привозил в дом, который по документам стал его.
На лице Николая заиграли желваки. Еще несколько минут назад он жаждал правды, чтобы крошечные детали сложились в единый пазл. Он хотел прийти к разгадке и найти ключ к решению проблемы, однако снова наткнулся на кол, распоров грудную клетку. Его вдруг передернуло от одной мысли, что Морозов прикоснется к ней. Она никогда не станет твоей. Я не позволю этому случиться. Ты не достоин дышать с ней одним воздухом.
– Сначала я хотел подождать окончания плей-офф, чтобы подыскать подходящую команду. Но медлить было нельзя. В следующем матче я специально нанес себе травму, чтобы выбыть из игры, а затем и расторг контракт с «Черными Драконами».
– Как вам удалось покинуть город без его ведома? – дожимал Коля.
– Когда Аня сдала экзамен и защитила диплом экстерном, мы решили действовать. Выезжали ночью, воспользовавшись услугами нашего общего знакомого. Меняли автомобили в каждом городе. За день до выезда я обналичил банковскую карту, чтобы не светить ею в магазинах и на заправке. Вот и все, – Федя развел руками. – С границей проблем не возникло, потому что в ночь, когда мы ее пересекали, на посту работал друг нашего общего знакомого. Он без вопросов пропустил нас, поэтому мы оказались здесь. Я утолил твое любопытство?
Николай раздраженно закатил глаза.
– Это было не любопытство, а…
Договорить Коля не успел, так как в гостиную вошел отец. Верхние пуговицы его хлопковой рубашки были расстегнуты, а сам он нервно потирал шею, будто мучился от удушливого волнения. Николай сверкнул глазами, словно прогоняя прочь, но Александр Юрьевич был непоколебим. Наглость отца изумляла. Мало того, что происходящее – результат его необдуманных действий и личной выгоды.
– Подойди сюда, – попросил Литвинов-старший. – Нужно поговорить.
Николай хотел ответить каким-нибудь резким словом, но пресек свои мысли: в гостиной сидел чужак, при котором не стоило распалять конфликт. По крайней мере, это было бы неуважительно.
– Может, расскажете и мне? Похищение же произошло по вашей вине, – бесцеремонно сказал Федя, закинув руку на спинку дивана.
Александр Юрьевич прикусил щеку и почти спокойно ответил:
– Юноша, вы находитесь в чужом доме. Соблюдайте правила приличия.
– О, а вы знаете, что это такое? Я думал, что этому дому чуждо такое понятие, – наигранно продолжал Любимов. Он глумился.
– Николай, если сейчас он не перестанет мне дерзить, охрана вышвырнет его отсюда! – Александр Юрьевич махнул указательным пальцем перед лицом сына, ожидая, что тот встанет на его сторону.
Но Коля не желал разговаривать один на один с отцом. Попросту боялся, что не сдержит себя и сделает то, о чем потом глубоко пожалеет. К тому же он считал, что Федя может стать слушателем их беседы, потому произнес:
– Успокойся и скажи, зачем сюда пришел.
Александр Юрьевич вздохнул, желая возразить, но осознание того, что он сейчас находится не в том положении, чтобы выдвигать условия, противиться не стал. В глубине души Литвинов-старший чувствовал вину за содеянное, потому жаждал все исправить.
– Мы нашли машину, на которой уехал Морозов, – сообщил Александр Юрьевич.
– И как же? Он был непредусмотрителен и не удалил записи с камер видеонаблюдения в кафе? – Николай опустил взгляд в пол.
– К сожалению, это он и сделал, – опроверг гипотезу отец и приосанился. – Но угловые камеры ювелирного салона напротив запечатлели то, как они садились в машину. Изображение было размытым, но специалисты увеличили резкость, и мы рассмотрели номера. Теперь сотрудники ГАИ на постах будут начеку.
Николай посмотрел на отца и выразил взглядом безмолвную благодарность. Язык не поворачивался сказать «спасибо». Крошечная надежда есть, но этого было мало, чтобы успокоиться. Все равно оставалось ждать, что приравнивалось к бездействию. От собственной беспомощности внутренности выворачивало наружу.
– Но это же очень долго! – разбушевался Федя, вскочив с дивана. – За это время может случиться все что угодно!
Александр Юрьевич недовольно цокнул и, напоследок с пренебрежением взглянув на Любимова, удалился.
– У нас связаны руки, – нейтрально сказал Коля. – Сейчас нет ни одной зацепки, но я уверен, что отец объяснил приоритет просьбы.
– Какой в этом толк? – продолжал злиться Федя.
– А что ты предлагаешь? Искать их по городу? А какова гарантия, что они не выехали, например, за его пределы? – Поведение Феди только разжигало огонь внутри Коли. – Мы можем бездумно колесить по городу или искать по заброшенным зданиям, однако в какой-то момент нам действительно придется подорваться с места и потратить истощающиеся ресурсы на ее спасение. Каким бы бессильным и гнетущим ни было ожидание, нам стоит собраться и с силами, и с мыслями, потому что мы не знаем, какую участь уготовил нам Морозов.
Любимов недовольно вздохнул, но промолчал. Кажется, он признал правоту Литвинова, хотя ему совсем не хотелось этого. Какое-то время они просидели в тишине, погрузившись в собственные мысли, такие сумбурные, тревожные, обрывочные. Безмолвие и отчужденность в одном флаконе стали спасительным лекарством в тот миг, когда нахождение в позиции ожидания постепенно разрушало их человеческую сущность.
Через несколько часов без какого-либо предупреждения пришел Леша. Он возвращался с тренировки и не мог оставить без внимания отсутствие Литвинова и Любимова на площадке.
Когда Леша переступил порог гостиной, то выглядел очень серьезным и нахмуренным. Никак не ожидал он увидеть двух соперников в одном месте. Где-где, но точно не в доме друга. Миронов смерил взглядом сначала Колю, потом Федю, а затем снова взглянул на друга. В глазах сохранялось непонимание.
– Что, черт возьми, происходит? – спросил он. – И почему у тебя разбита губа? Вы подрались, что ли?
– Заслужил, – лишь отмахнулся Коля.
– Ты объяснишь, что вы тут делаете и почему вас не было на тренировке? – Миронов оперся о спинку дивана около жилистых плеч Феди.
Николай втянул воздух, который вдруг показался ему спертым, и задумался, не зная, с чего начать. Леша был в курсе напряженных отношений с отцом, но немного знал о тендере и о неприязни Александра Юрьевича к Ане. Николаю предстояло собрать эти звенья в единую цепь. Свести две истории так, чтобы не упустить хронологию. Он жестом указал на диван, намекая, что рассказ будет долгим, но Леша отказался, качнув головой. Федя лишь вскочил с места с поднятыми в протесте руками и покинул гостиную. Никто и не был против.