Клянусь Заблудшим, этот герцог был хуже еретиков. На что это он намекает? Дети были мертвы — с этим уже ничего не поделаешь. Или я разглядел утонченность там, где ее не было? Принадлежал ли лорд Беконфилд к числу тех патрициев, что любят повспоминать перед чернью о тяготах и единоличности человеческого существования?
— Так или иначе, мы оплачиваем свои долги.
— Значит, ни у кого из нас нет надежды?
— Ни у одного.
— Вы бессердечный человек.
— Я живу в бессердечном, холодном мире. Я просто приспособился к его температуре.
Челюсти герцога плотно сомкнулись, и минута откровений закончилась.
— Вы абсолютно правы, абсолютно. Нам суждено до конца сыграть свои роли.
Мне показалось, что от Беконфилда повеяло чем-то вроде угрозы, или это было лишь обычное для аристократического сословия презрение к нашему брату — кто знает, трудно было сказать наверняка. Я почувствовал облегчение, когда стук в дверь отмерил окончание нашей встречи.
Мы оба поднялись и направились к выходу. Веселый Клинок открыл дверь, и Фанфарон, просунув в проем голову, прошептал хозяину несколько слов и исчез.
— Благодарю вас за ваши услуги, — начал герцог. — Быть может, я воспользуюсь ими в будущем, возможно, еще до Среднезимья. Вы пока что живете в «Пьяном графе» вместе с вашим боевым товарищем и его женой? — В его вопросе прозвучала явная и неожиданная угроза.
— Мой дом — моя крепость.
— Точно, — улыбнулся Беконфилд.
У меня выдался долгий день, другого такого я и не припомню. Я возвращался тем же путем, что пришел, и одна половина меня надеялась, что я покину дом герцога, не повстречав человека, которому была назначена следующая аудиенция. Однако другая половина считала, что с ним стоит повидаться еще раз, и желание второй половины было удовлетворено. Подойдя к лестнице, я увидел Брайтфеллоу. Маг расположился на лавке внизу, выражая всем своим естеством знакомую мне приветливость, которую я наблюдал еще при нашей первой встрече. Встав на ноги, он расплылся в широкой улыбке, и, пока я спускался, мне пришлось созерцать ее добрых пятнадцать секунд, до того многочисленны были ступени парадной лестницы Беконфилдов.
Я вовсе не ждал, что Брайтфеллоу превратится в достойного члена человеческого сообщества за тот день, что истек с момента нашей прошлой встречи, и маг оказался весьма любезен, что не опроверг моего предположения. Если он и не был одет в тот же грязный черный костюм, который я видел на нем в прошлый раз, то, должно быть, облачился в нечто очень похожее. В любом случае я не заметил различий.
Однако кое-что поразило меня, нечто такое, что я заметил раньше, но не сумел соотнести с личностью Брайтфеллоу. Многие мужчины изображают крутость, укрепляя себя мечтами о своей потенциальной угрозе, словно крепким вином. Это что-то вроде местного развлечения в Низком городе: молодые повесы и негодяи толкутся вдоль обшарпанных кирпичных стен, доказывая друг другу, что они смертельно опасны, а их репутация побуждает прохожих держаться противоположной стороны улицы. Но проходит немного времени, и «крутые парни» сливаются с окружающей обстановкой, становясь частью городского пейзажа. Есть вещи, которые невозможно подделать, и смертельная опасность — одна из таких вещей. Ручная собачонка может научиться выть и время от времени даже показывать зубы, но эти умения не сделают ее волком.
По-настоящему опасные люди не тратят времени на пустое бахвальство; то, что они собой представляют, чувствуешь в нижней части своего брюха. Брайтфеллоу был убийцей. Не таким, как киренец, похитивший Тару, и не маньяком — просто убийцей, заурядным головорезом, который отправит на тот свет парочку-другую себе подобных и при этом не будет испытывать ни малейших угрызений совести. Готовясь к встрече с магом, я хорошенько зарубил себе на носу эту мысль. Шутовской наряд являлся лишь частью того, кем он был, и, возможно, не главной частью, а только ширмой, раздутой для прикрытия всего остального.
Я вынул кисет с табаком и начал сворачивать сигарету, закурить которую мечтал с того момента, как перешагнул порог особняка Беконфилда. Я надеялся, что дым как-то сумеет перебить запах немытого тела Брайтфеллоу. Маг держал шляпу в руке, неровные зубы застыли в фальшивой улыбке.
— Так-так, уж не сам ли смешной человек? Как дела, смешной человек?
— Ответь-ка лучше, Брайтфеллоу: ты специально ешь печенку перед встречей со мной или это твоя обычная практика, дабы не полагаться на волю случая?
Его смех звучал отвратительно, пожелтевшие зубы терлись со скрежетом друг о друга.
— Узнал мое имя, да, смешной человек? Приятно видеть, что я завоевал немного славы. Порой мне сдается, будто весь мой непомерный труд так и останется никем не замеченным.
— И чем же именно ты занимаешься?
— А как ты думаешь?
— Похоже, большинство людей в этом доме служат для того, чтобы подчищать всякое дерьмо, в которое вляпывается герцог. И поскольку ты отчетливо слышишь запах отхожего места, я подумал, что и ты занят тем же общим делом, что и все остальные.
Брайтфеллоу снова рассмеялся лающим хохотом. Это гоготание было его подлинным оружием, оно позволяло ему с силой выдыхать воздух и наступать.
— Мне оказали честь, взяв на службу придворным магом при лорде Беконфилде, и я каждодневно прилагаю все усилия, чтобы оправдать доверие, — объяснил он, приняв при этом очень правдоподобный образ дворецкого, но лишь с тем исключением, что зубастая улыбка Брайтфеллоу ясно давала понять, что это не более чем впечатление.
— И что же именно делает придворный маг, кроме того, что занимает низшее положение, до которого может скатиться искусный волшебник, не доходя до торговли приворотными зельями на разъездных ярмарках?
— Должно быть, моя деятельность выглядит скромно, но не всем же зарабатывать на жизнь продажей дури.
— На этом тебе лучше остановиться, потому что мне будет жаль, если твои попытки пошутить надо мной закончатся попыткой спасти свою задницу. Я знаю, что вы с герцогом что-то замышляете. Вы теперь пытаетесь мне угрожать, только я могу и ответить, да так, что не устоишь на ногах. Свечка не успеет сгореть, как вы окажетесь не при делах. — Головка спички чиркнула о деревянные перила, и я поднес пламя к своей сигарете. — Имейте в виду, если я обо всем узнаю, у вас ничего не выйдет, понятно? Чего бы мне это ни стоило. — Я быстро затянулся сигаретой. — Подумай об этом, но только недолго. Время не ждет, и если ты думаешь, что герцог прикроет твою спину, когда со всех щелей потечет дерьмо, значит, ты тупее, чем кажешься, хотя ты не выглядишь дураком.
Я не ждал, что Брайтфеллоу сейчас же расколется, однако надеялся, что его реакцией не станет обычный ехидный смех, которым он постоянно отвечал мне. Но мои надежды не оправдались, и у меня во второй раз сложилось впечатление, что я допустил ошибку. В нашем поединке с Брайтфеллоу счет, похоже, был два ноль в его пользу.
Услышав на лестнице шаги Фанфарона, я решил, что мне самое время удалиться со сцены. Я вышел через вход для слуг и направился к задним воротам имения. Дункана сменил на посту его двойник, человек с хмурым лицом, который выполнял свои обязанности молча. Хотя мне его неразговорчивость пришлась как нельзя кстати: у меня не было настроения отвечать любезностями на тарасаинскую словоохотливость. Потерев кожу вокруг талисмана Селии, жар которого только теперь начинал ослабевать, я отправился прямо в «Пьяного графа» с надеждой, что доберусь до постели раньше, чем свалюсь с ног.
24
Половину ночи я провел, беспокойно ворочаясь в тумане сон-травы, которой пожертвовал накануне перед сном, и потому на следующее утро я проснулся позже, чем собирался. И позже, чем следовало, если принять во внимание то обстоятельство, что в моем положении возможность поспать дольше обычного обещала представиться мне еще не более шести раз. Солнце, светившее в мое окно, зависло на полпути к зениту, когда я натягивал на себя штаны.
В трактире, как обычно для ранней поры, было пусто. Адольфус угрюмо сидел за стойкой, щеки и двойной подбородок отвисли в печали. Аделина намывала пол под столом и, заметив меня, кивнула.
Я занял место рядом с Адольфусом.
— Что стряслось? — начал я.
Старый друг попытался прикрыть гримасу расстройства неловкой улыбкой.
— Ничего. А что это ты вдруг решил спросить?
— Пятнадцать лет вместе, а ты до сих пор не можешь распрощаться с мыслью, будто умеешь мне врать?
На мгновение, хотя и недолгое, его улыбка блеснула искренностью. Затем она исчезла.
— Пропал еще один ребенок, — ответил он.
Аделина прекратила уборку.
Еще один. О Шакра! Я предвидел, что это произойдет, но надеялся, что пройдет больше времени между прошлым случаем и настоящим. Я постарался не терзать себя мыслями о том, как это происшествие могло бы сказаться на сроке, установленном Старцем, или на поведении местной шпаны, готовой в любой момент воспользоваться возможностью навести порядки во владениях Лин Чи.
— Кто на этот раз?
На секунду я испугался, что Адольфус сейчас разрыдается.
— Авраам, сын Мески, — ответил он.
Плохое начало дня, но продолжение еще хуже. Мески была нашей прачкой. Добродушная островитянка воспитывала целую свору ребятишек, используя метод кнута и пряника в равных долях. Об Аврааме я знал лишь то, что он один из гурьбы симпатичных подростков, толпящихся вокруг своей матери.
Аделина отважилась на вопрос.
— Ты думаешь, он, возможно, еще… — Она замолчала, не желая формулировать мысль до конца.
— Шанс всегда есть, — ответил я.
Хотя шансы были равны нулю. Черный дом не ударит пальцем о палец, чтобы разыскать мальчика. Или его найду я, или никто. И, черт возьми, я пока не мог заявить на Беконфилда, имея против него лишь одни подозрения. Возможно, герцог вообще был к этому непричастен. Быть может, скоро откроются новые обстоятельства, быть может, мне повезет. Но все это были только надежды, даже не ожидания, а я не оптимист. Половина одиннадцатого, а мне уже требовался свежий глоток амброзии.