По лезвию бритвы — страница 50 из 61

— Это будет на твоей совести.

Она вытянула из пузырька крошечную пипетку и капнула мне на язык. Вкус был кислый и неприятный. Пузырек с дурью исчез в ее кармане, а его место в руке занял маленький нож, который она вытерла о кусок ткани.

Голова закружилась, и мне трудно было сосредоточиться. Старуха показала пальцем на мою руку. Я хотел ответить какой-нибудь остроумной шуткой, но ничто не приходило на ум.

— Приступай, — сказал я.

Одной крепкой рукой она прижала меня к спинке стула, второй быстро надсекла нарыв, образовавшийся на месте пореза, которым отметил меня человек Клинка. Я прикусил язык и сжимал зубы до тех пор, пока не ощутил вкус собственной крови.

К выполнению следующей части своей задачи старуха перешла без особого выражения сочувствий в мой адрес. Пока она прохлаждалась в углу, мне вздумалось взглянуть на вновь открытую рану, хотя последствия, которыми грозило обернуться для моего пищеварения это опрометчивое решение, были вполне предсказуемы. Заметив, что я позеленел, она подскочила ко мне, отвесила пощечину и, тыча в лицо пальцем, обрушила на меня поток брани. Я отвернул голову от рваной раны, и бабка вернулась к очагу и вылила содержимое кипящего чайника в маленькую глиняную чашку.

Старуха снова подошла ко мне, и одного выражения ее глаз было достаточно, чтобы понять, что сейчас мне будет совсем не до смеха. Вцепившись в сиденье стула так крепко, как только мог, я быстро кивнул. Старуха подняла чашку.

Громкий рев вырвался из моей груди в безудержном торжестве пытки, когда ручеек кипящего масла полился на рану, охватив порванный мускул яростным пламенем муки. Я глубоко втягивал воздух большими глотками, пока на глазах не обсохли слезы.

— Пузырек! Доставай пузырек!

Но старая карга не обращала на меня внимания, дожидаясь, когда на ране затвердеет смолянистый раствор. Через мгновение она вынула тупой железный инструмент и начала соскребать излишки смолы.

— Старая стерва, — ругался я. — Клянусь хреном Шакры, я тебя ненавижу.

Трудно представить, чтобы за долгие годы оказания медицинской помощи преступникам старуха не нахваталась бранных словечек, но если она и понимала меня, то не подавала виду. Постепенно боль остыла до тупого ощущения тепла, а потом я сидел молча, пока старая киренка, достав иголку, зашивала рану. Что бы ни было в том пузырьке, снадобье действовало превосходно: я вообще почти не замечал старухи. Пару минут спустя она загадочно вскинула голову и пролепетала что-то похожее на вопрос.

— Я же сказал. Это дело рук Веселого Клинка — можешь гордиться собой. Я тебе не какой-нибудь уличный хулиган, который притащился сюда, потому что его пырнули ножом в драке. Меня пытаются убить важные люди.

Старуха ухмыльнулась и провела большим пальцем поперек горла, изобразив всеобщий символ убийства, ведь зло — родной язык человечества.

— Я бы с радостью, можешь мне поверить. Только невозможно просто пробраться в спальню аристократа и полоснуть его бритвой по глотке.

К тому времени ее интерес к моей болтовне угас, и она продолжила штопать мою рану. Я наслаждался краткими минутами блаженства, погруженный в наркотическое опьянение, до того глубокое, что я не заметил, как старуха закончила с раной. Я понял это, лишь когда она сильно потрясла меня за плечо, рискуя разорвать швы, которые только что наложила.

Сняв с плеча ее руку, я взглянул на работу. Как всегда, первый сорт.

— Благодарю, — сказал я. — Надеюсь, я не скоро увижу тебя вновь.

Старуха пробурчала что-то в ответ, вероятно выражая свое недоверие моим пророчествам, и подняла пять пальцев.

— Ты в своем уме? Да за такие деньги мне должны пришить новую руку!

Она посмотрела на меня, сощурив глаза, и загнула два пальца.

— Это другое дело. — Я положил на стол три золотых, старуха ловко сгребла их в руку и сунула в складки платья. Схватив рубаху и куртку, я надел их по пути к выходу. — И как обычно, на каком бы языке ты ни говорила, если кто-то прознает об этом визите, тебе придется искать кого-то, кто поискуснее тебя самой управляется ножом и иголкой.

Она ничего не ответила, да она бы и не успела. Ко времени, когда сила болеутоляющего зелья, которое старуха дала мне, начала ослабевать, я был уже на полпути к Низкому городу.

Снова повалил снег.

36

По возвращении в «Пьяного графа» меня ждала умилительная картина: Адольфус пытался делать вид, будто он не беспокоился обо мне. Его плечи вздрогнули, когда я вошел, но затем он продолжил натирать прилавок, лишь капельку брюзжа. Я занял место у стойки.

— Все в порядке? — спросил он, изображая безразличие.

— Все отлично, — ответил я. — Просто задержался допоздна и не хотел идти домой по такой погоде.

Было очевидно, что Адольфус мне не поверил.

— Пришло для тебя в твое отсутствие. — Он передал мне пару конвертов и подождал, когда я сорву печати.

Первое письмо, написанное на кремовой бумаге, пришло от Селии.

Магия принесла плоды. Ты найдешь улики преступлений Клинка в потайной камере письменного стола в его кабинете, под ложным днищем. Желаю удачи.

С.

Хотя послание было кратким, мне пришлось прочесть его дважды, чтобы удостовериться, что я все правильно понял. Затем я отложил бумагу в сторону, стараясь сохранять улыбку. Я почти позабыл о том, что Селия обещала поставить магические ловушки. Подобные вещи редко работают так, как о них заявляют, и всегда недостаточно быстро, чтобы оказать ощутимую помощь. Но если она была права, тогда в моих руках оказалась ниточка к настоящим доказательствам, с которыми можно явиться в Черный дом. Я мысленно обратился к особняку Беконфилда и задумался о том, что следует предпринять, чтобы снова попасть туда.

Из дальней комнаты выскочил Воробей. Его слух настолько тонко приспособился к переменам в атмосфере нашего заведения, что мальчишка без труда определял, когда я возвращался. Его появление пришлось очень кстати, поскольку был один человек, с которым мне необходимо было связаться, а я не имел желания выходить на улицу.

— Мне нужно, чтобы ты передал послание, — сказал я.

Его выражение не изменилось, но мальчик не раз предъявлял доказательства невероятной цепкости своей памяти, а потому мне не требовались внешние проявления его внимания.

— Пойдешь по улице Притт на восток мимо порта, до Аллед-города, но не доходя до Ашерского анклава. — Я дал название нужной улицы и номер дома. — Скажешь женщине при входе, что тебе нужно поговорить с Мортом Рыбой. Она отправит тебя наверх. Скажешь Морту, что мне нужен Доктор, причем срочно, и передай, что Доктор будет доволен, если не пожалеет времени.

— Не забудь надеть куртку! — добавил Адольфус, хотя мальчишка и так направлялся за ней.

Натянув куртку на плечи, Воробей вышел в снег.

— Он сам чувствует погоду, — сказал я, когда мальчик ушел.

— Я только хотел, чтобы он не простыл.

— То, что он живет у тебя три месяца, еще не означает, что ему всего только три месяца от роду.

Адольфус пожал плечами и щелкнул пальцем по второму письму.

— Утром приходил тот аристократишка, спрашивал тебя. Хотел, чтобы я передал тебе это. Если впредь будешь иметь с этим типом какие-нибудь дела, постарайся общаться с ним подальше от моего трактира.

— Гискард не так уж и плох.

— Я бы не стал ему доверять.

— А я и не доверяю. Я его использую. — Я прочел послание. — И кажется, от него есть польза.

Афонсо Кадамост обычно проводит время в «змеином» притоне под вывеской в виде серого фонаря на улице Тольк. Вы были правы: мы до сих пор ведем за ним наблюдение.

Гискард — салага, раз не знает, что Черный дом ведет наблюдение почти за каждым из нас. Я перевел взгляд на Адольфуса.

— Ты собираешься кормить меня завтраком или нет?

Великан закатил глаза, но все же дошел до кухни и дал распоряжение Аделине.

Я с жадностью уплетал яичницу, когда Воробей вернулся с ответом, волосы влажные от снега, лицо красное не то от предвкушения предстоящего дела, не то от мороза.

— Он сказал «хорошо». Сказал, что Доктор встретится с вами в пивной «Подвиг Дэва», около Бестона, через два часа.

Я кивнул и вернулся к еде, чтобы прикончить кусок колбасы.

— Кто такой этот Доктор? — спросил Воробей.

— Узнаешь через два часа, — ответил я. — Сними куртку, здесь тепло.

Мальчик посмотрел на меня, затем пожал плечами и направился к вешалке.

37

Повстречаться с лучшим в Ригусе вором-домушником можно двумя путями. Первый из них — простой и быстрый. Сначала надо нарваться на нож где-нибудь между Кирен-городом и Изворотом, а затем, если вам повезет не истечь кровью на улице, вас доставят в больницу Милосердия Прачеты. В этом мрачноватом заведении, при условии что массивный и неповоротливый чиновничий аппарат не забудет про вас, вас отправят к перегруженному работой эскулапу, который заявит, что ваша рана не поддается лечению, и назначит несколько капель атараксии, дабы помочь вам поскорее начать новую жизнь после смерти. И как только блеск ваших глаз угаснет, вы, вероятно, с большим удивлением узнаете, что на совести невысокого, дружелюбного вида джентльмена, стоящего над вами и облегчающего ваше свидание с Той, Которая Ожидает За Пределами Всего Сущего, три из пяти самых грандиозных краж в истории Ригуса, включая похищение Янтарной Пагоды, точные обстоятельства коего так и не были выяснены до конца.

Если первая возможность вас не устраивает, вам придется испытать второй способ: шепнуть на ушко агенту домушника, отвратительному, толстолицему руэндцу, и надеяться на то, что его клиент сочтет работенку достаточно интересной, чтобы оправдать отклонение от графика.

Именно ради этого я и сидел в маленькой пивной в окрестностях Старого города. Я оставил Воробья за угловым столиком у входа, боясь спугнуть своего предполагаемого эмиссара, хотя тогда у Доктора должны быть совсем хилые нервы, чтобы лишиться смелости при виде не достигшего половой зрелости подростка.