1. Переправиться через р. Одер на 2 плотах, желательно без шума.
2. Разведать места для причаливания плотов с танками.
3. Разведать обстановку в г. Кебен.
Я получил разрешение отправиться с разведчиками. Переправились тихо. Река, на удивление, была спокойной. Укрепления были не заняты. Саперы все подходы заминировали. Г. Кебен освещен. В кафе и барах было веселье. Разведчики нагнали страху. Немцы бежали. Организованных войск в городе не было. Саперы подобрали место причала. Оно практически было готово. К реке проложена дорога, как везде в Германии с твердым покрытием. Командир разведвзвода подошел ко мне и сказал: «Комсорг, рация в период переправы намокла. Связи нет. Переправься к нашим и доложи, что и как, а мы будем держаться в городе. Вот тебе разведчик и два сапера». Мы четверо на плот — и к восточному берегу. Переправились спокойно, без происшествий. Доложил командиру полка. Здесь же был и командир бригады полковник Ривж. Полковник Ривж сразу же дал команду на переправу на плотах мотострелкового батальона. Решили с рассветом на плотах переправить танки. На большие плоты за ночь загнали два танка. Начали переправу. Немцы открыли шлюзы в районе г. Шпротау, там тоже наши вышли к Одеру. Вода поднялась. Появилась волна, кое-где льдины. От переправы танков пришлось отказаться. К 12.00 подошел пантонно-мостовой батальон. Началась наводка моста, а тут налеты «Мессершмиттов». Нашей авиации не было. Авиация к такому быстрому продвижению войск просто была не готова. У немцев же аэродромы были рядом. Весь аэродромный парк Берлина был в распоряжении Люфтваффе. Немецкие самолеты бомбили и обстреливали из пулеметов. В один из налетов был тяжело ранен командир бригады полковник Ривж. Пуля вошла в глаз и вышла в затылке. О ранении сообщили командующему фронтом маршалу Коневу И.С. Он прислал самолет. Погрузили раненого. При взлете самолет задел за провода и упал. У полковника Ривжа добавилась еще одна травма — перелом ноги. На бронетранспортере раненого доставили в медсанбат. Удивительно, но через три месяца он выписался из госпиталя и был назначен заместителем командира нашего корпуса. Мы с ним встретились через 35 лет в госпитале инвалидов Великой Отечественной войны в г. Бердычеве. Пуля прошла, не задев важных центров, но он потерял глаз. Вернемся к событиям на р. Одер. Понтонный мост навели, несмотря на бомбежку. Танки полка по нему пошли на плацдарм за р. Одер, г. Кебен был в наших руках. Переправилась вся бригада. Новым командиром бригады был назначен подполковник Махно. Немцы очухались, начали контратаковать. Мотострелки бригады отбивали атаки немцев. Очень помогал в этом артиллерийский дивизион бригады, который расположился на восточном берегу р. Одер.
Полк провел атаку танками от г. Кебен на село Штейдельвиц. Смять немцев не удалось. Потеряли два танка. Командование приказало нашему полку прорваться по флангу. Разведчики доложили, что на правом фланге северо-западнее г. Кебен немецких сил немного. Получили приказ — прорвавшись через оборону немцев, зайти в тыл противника и овладеть селом Брейдельвиц. Это село километрах в пяти западнее от с. Штейдельвиц. В ночь на 25 января полк пошел на прорыв с ротой десанта. Во время боя был ранен командир полка Курцев, когда он стоял в своем бронетранспортере. Полк тогда получил пять новеньких колесных бронетранспортеров. Я был в другой машине. Меня позвали. Полковые медики были где-то сзади. Я осмотрел рану, касательная в живот, пулевое, непроникающее ранение. У меня, как всегда, все необходимое с собой. Наложил повязку. Командир полка задавал один и то же вопрос: «Ну, что там?». Я успокаивал. Говорил, что через неделю будет в полку. На его бронетранспортере отправили в тыл. Полк прорвал оборону немцев и, обходя село Штейдельвиц, устремился к с. Брейдельвиц. По пути разгромили немецкий полк 105-мм пушек. Всего 24 орудия, они как раз разворачивались для занятия огневых позиций. Не уничтожь их, они бы наделали нам больших бед. В 2 часа ночи заняли село, хотя и не полностью. Бой не утихал. Немцы очухались. Им подошло подкрепление. Немцы контратаковали и выбили нас из села. Мы отошли метров на 300 от села и обосновались в 2-этажном кирпичном доме. Наши потери были большие. Погибли наши герои Советского Союза: командир роты старший лейтенант Олишевский, командир взвода старший лейтенант Гусев и командир орудия — наводчик сержант Савельев. Остался один танк, и тот с поврежденной пушкой. В доме оказался и командир бригады подполковник Махно. Он, наверное, был с мотострелками. Немцы окружили нас. Обстреливали, но решительных действий не предпринимали. Командир бригады вышел из дома, и тут его настигла пуля. Касательное ранение, чуть выше лба. Кости черепа целы. Мы с сержантом Полташевским стали комбрига перевязывать. Он стал кричать, чтоб его срочно отправили в тыл, показывая на танк. Я пытался объяснить, что мы в окружении. Объяснения не подействовали. Крик усилился, вплоть до угрозы расстрела. Мы с сержантом Полташевским переглянулись, прекратили перевязывать и перебрались в дом. Комбриг тоже перебрался в подвал, где скопилось много раненых. Меня тоже немного зацепило. В период боя в селе осколок попал в правую ногу, чуть повыше колена. Рана небольшая. С такими ранениями фронтовики в тыл не уходили. В доме нераненых осталось около 20 человек. Нас выручали артиллеристы бригады. Они вели огонь по окраине села и по дому. У нас кончались боеприпасы. Немцы кричали «Иван капут», «сдавайтесь». Положение становилось аховым. Два офицера, из бригадных, сняли с себя погоны и начали жечь документы. Реакция была такой, что их чуть не придушили. У артиллерийских корректировщиков были позывные артиллерийских частей корпуса. Капитан Мосягин, он уже был заместителем начальника штаба полка, приказал радистам-артиллеристам вызвать огонь на себя. Вызов огня принял корпусной дивизион «катюш». Последовал залп. Снаряды легли на окраине села метрах в ста от нас. 2-й залп пришелся по скоплению немцев. Один снаряд угодил в дом. Всякое на войне видеть приходилось, но такого ада даже трудно представить. Все горело, все взрывалось, все стало черным. Дым и гарь заволокли все небо. Досталось и тем из нас, кто был у стены, в которую попал снаряд. У капитана Мосягина спина была как решето. 13 осколков, но не от снаряда, а от кирпичей и штукатурки. Тяжелых ранений не было. Но шкура была попорчена основательно. Пришлось обрабатывать не ранки, а всю спину. У меня в резерве остались только йод и перевязочные пакеты. Пока обрабатывал раны, получил столько мата и проклятий. Йод по свежим ранам пек здорово. Мосягин — мужик крепкий, выдержал. Командование знало о бедственном положении, сложившемся у нас. Мотострелки бригады при поддержке танков полка, которые были оставлены в г. Кебен, и танков корпусного полка прорвали оборону немцев. На больших скоростях прошли с. Штейдельвиц и устремились к нам. Немцы начали отступать. Такого большого количества трупов в черных мундирах СС встречать не приходилось. «Катюши», артиллерия и мы поработали хорошо.
Штаб полка расположился в с. Штейдельвиц. Кто остался в живых и не был ранен, падая от усталости и напряжения, завалились спать. Я проспал 16 часов, когда меня разбудил ординарец. Он принес еду. Посмотрел на меня и с удивлением произнес, что у меня виски седые. Так я в 22 года начал седеть. Подошли общевойсковые части, и нас отвели на отдых. Простояли мы 12 дней. Получили пополнение — танки с экипажами, доукомплектовали другие подразделения. Шла проверенная опытом работа по сколачиванию экипажей, взводов, рот. Времени отведено было мало. Работа шла в быстром темпе. Партийно-просветительная работа главным образом была сосредоточена на подборе и расстановке актива. Патриотизм, вера в окончательную победу уже были в крови каждого воина. Для коммунистов и комсомольцев задача была одна: личный пример. Я получил очередную награду — орден Отечественной войны I степени.
В полку были подведены итоги двух недель боев. Полк прошел огромное расстояние с боями и без от Сандомирского плацдарма до западного берега Одера. За эти двенадцать дней переформировки подано много заявлений о вступлении в коммунистическую партию. Вопрос о приеме в комсомол не стоял, потому что вся прибывшая молодежь была комсомольцами. Создавались комсомольские группы во взводах. Назначались групкомсорги. Очередная благодарность Верховного и очередной салют. В боях за Одерский плацдарм полк понес большие потери не только в танках, но и в личном составе. На счету полка было много уничтоженной техники и фрицев, так называли немецких солдат.
В полк вернулся командир майор Курцев Б.В. Командиром бригады был назначен начальник штаба бригады подполковник Щербак. Подполковника Махно мы больше не видели. Пробыл он комбригом недолго и оставил неприятный осадок.
Поступил приказ выйти в район сосредоточения. В ночь на 8 февраля мы заняли позиции за пехотой. Началась артподготовка. Она была намного мощнее предыдущих. Впереди все взрывалось и горело. Пошла пехота, а за ней двинулись танки с десантом. Обошли стрелковые части. Пришлось преодолевать минные поля. Тральщик прокладывал путь, и танки за ними шли след в след.
Мы шли по тылам врага. Организованного сопротивления не было. Слишком ошеломляющим был удар. Вошли в оперативную глубину. При прохождении населенных пунктов сопротивлялись фольксштурмовцы. Дети 12–14 лет, вооруженные в основном фаустпатронами, и отдельные отряды гитлеровцев. Приходилось вести огонь по вторым этажам и чердакам, откуда стрелял неприятель. Так прокладывался путь. Обстреляв, разрушив дома на главной улице, уходили дальше на Запад. Особенно сильное сопротивление было в г. Гассен. Вперед пошли мотострелки очищать дома на главной улице. Дана команда вперед. Прошли метров 200, и в танк, на котором был я, другие офицеры и связисты, попал снаряд. Танку ничего, а нам, кто был на танке, досталось. Ранено было семь человек, в том числе я и сержант Холезин. Осколок попал мне в левое плечо. Второй осколок в голову. Спас танкошлем. Осколок попал в ребро танкошлема, пробил его и впился в лоб. Удар был до того сильный, что меня сбросило с танка. Перевязали меня и других. Мотострелки продолжали очищать улицу. Дождались пехоту. Подошли подразделения 112-й стрелковой дивизии. Полк с десантом двинулся дальше. Мы, раненые, тоже на броне танков. Следующий город Зомерфельд. Опять та же картина. Бой за главную улицу. Опять задержка, пока не подошла пехота. В стрелковой роте, которая подошла, фельдшер организовал медпункт. Нам, раненым, предложили остаться в медпункте. На охрану раненых, а их было немало, в основном пехотинцы, оставили танк. Пехота оставила два взвода солдат. Танки ушли в сторону г. Форста, чтоб захватить плацдарм на р. Нейсе. Такая была конечная задача полка. После ухода полка создалась критическая обстановка. Немцы, довольно организованно, с окраин заняли центральную часть города. Танк сожгли из фаустпатрона. Раненые, кто мог двигаться, стали спасаться кто как мог. Мы, четверо раненых из полка, я, заместитель командира по связи и два танкиста со сгоревшего танка, зная, что в г. Гассене наши, задворками ушли из Зомерфельда. Добрались до г. Гассена. Нашли командира стрелковой роты. Рассказали ему об обстановке в г. Зомерфельде. Он тут же внес коррективу в боевые порядки роты. Пехотинцы по 3–4 человека заняли чердаки, верхние этажи зданий, которые имели хороший обзор. Зашли в один дом. Надо было перевязать раны. В доме была перепуганная женщина. Кое-как пытались объяснить, что нам надо. Заместитель командира взвода связи — старший сержант, фамилию не помню, мы обращались друг к другу по именам, пошел в смежную комнату. Там в детской кроватке был ребенок. Он хотел дать ребенку кусочек сахара. Женщина, как тигрица, бросилась на него. Еле ее уняли. Кое-как растолковали, что старший сержант хотел дать сахар. Женщина попробовала сахар, успокоилась. Стала даже улыбаться. Нагрела воды, дала простыни. Мы разорвали их на бинты. Помылись, перевязались. Поведение этой женщины говорило о том, как на немцев действовала геббельсовская пропаганда, и как быстро исчезало запугивание, когда мирные жители встречались с нами. Женщина к нам так хорошо отнеслась, что п