Фотограф почесал затылок.
– А почём продаёшь-то?
– За пятьсот рублей отдам.
– На что тебе пятьсот рублей? Разве это деньги?
– Я больше играть не буду. А инструмент должен людям служить. Цветы на могилку жене куплю.
Фотограф понимающе покачал головой и вдруг предложил:
– Давай я тебе дам пятьсот рублей за фотосессию. Гонорар твой будет. А насчёт инструмента – вот что я тебе посоветую. Тут на Измайловском острове есть клуб-музей коммунальной квартиры. Там работает Надежда Аркадьевна. Сходи туда. Отнеси. Скажи, Гена Михеев из окружной газеты посоветовал. Она возьмёт гармонь как экспонат. И будет твоя гармошка жить дальше долгой счастливой жизнью и продолжит служить людям. – Гена протянул старику малиновую бумажку.
Тот смял её в руке и сунул в карман.
– Спасибо, сынок… Завтра снесу.
С тем и расстались.
На следующее утро Пётр Иваныч, умывшись и тщательно выбрившись, пошёл на почту. Получать пенсию. Выслать денег дочкам. Часам к десяти управился со всеми делами и по морозцу с гармошкой под мышкой потрусил к мостику через пруды.
За мостиком увидел белую стену Государева двора. Они с Любушкой бывали здесь не раз. Гуляли с девочками, когда здесь ещё был жилой городок с коммунальными квартирками. Кормили белочек с рук. А теперь, вишь, тут музей.
Войдя на территорию, подошёл к девушке-охраннице в полицейской будке – спросить, как ему пройти в клуб, и вдруг увидел в клетке маленького совёнка.
– Здравствуй, дочка. Как он тут у вас оказался? Экий малыш!
Совёнок сидел нахохлившись. Ему, видать, было холодно.
– Да вот, свалился на нашу голову. Посадили в клетку. А то вороны заклюют. За ним должны приехать на днях. Заберут в питомник.
– Он хоть ест чего?
– Не откажется. Подкармливаем.
– А скажи, родная, как мне найти Надежду Аркадьевну?
– А ты, дедушка, налево поворачивай. Там дверка. Позвони – она тебе и откроет.
Пётр Иваныч помялся на крылечке и нажал на металлический кружочек звонка.
Дверь отворилась, и на пороге он увидел стройную пожилую даму в сером вязаном платье, кутающуюся в белую шаль, с тонкой дымящейся сигаретой в руке.
– Добрый день, вы ко мне? – хриплым голосом спросила она и стряхнула пепелок, постукивая большим пальцем по фильтру.
– Здравствуйте, вы Надежда Аркадьевна? – Пётр Иваныч мялся, не зная, как начать разговор.
– Да, это я. Вы, наверное, принесли что-нибудь в наш музей? Гармонь? Это замечательно! Гармони у нас ещё нет. Вы проходите. Я расскажу вам о нашем клубе.
Надежда Аркадьевна впустила Петра Иваныча внутрь и провела по коридору до двери, за которой он увидел обстановку коммунальной квартиры с предметами того времени, из которого был он сам.
– Ну вот поставьте её сюда, на стол. И рассказывайте. Вы из местных?
Пётр Иваныч с улыбкой на лице стал рассказывать про свою жизнь. И разглядывать предметы. Ему попались на глаза патефон, надувной футбольный мяч со шнурком, школьная форма с белым фартучком, мраморные слоники, ковёр с оленем над железной кроватью…
Надежда Аркадьевна отвлекла его вопросом:
– А скажите, у вас ведь, наверное, и фотографии есть?
– Было что-то… По-моему, как дочки белочек кормят у дерева… Году в шестьдесят пятом.
– Приносите. Нам пригодятся, – сказала Надежда Аркадьевна. И вдруг оглушила ещё одним вопросом: – А что вы такой покинутый? Одиноки?
– Жену недавно схоронил.
Надежда Аркадьевна отвернулась и как-то слишком долго смотрела в окно.
– А я мужа…
Она вздохнула и предложила попить чаю у неё в рабочем кабинете. Пётр Иваныч не отказался. Он пошёл за ней следом и слушался буквально во всём. Раздевался. Мыл руки. Садился к столу. Разливал чай по её просьбе.
Сидели. Вспоминали былые годы. Надежда Аркадьевна была гораздо младше его. Но войну вспоминала. Больше говорили о послевоенных годах. О перестройке. О Советском Союзе.
– А дети у вас есть, Пётр Иваныч? – Надежда Аркадьевна вновь закурила и смотрела на него своим живым изучающим взглядом.
– Две дочки.
– Внуки?
– Трое. Внук Иван от первой дочери и две внучки от второй. Старшая Женечка, а младшую назвали в честь моей супруги – Любашей.
– А я, к большому сожалению, бездетна. Так распорядилась судьба. Хотя всю жизнь мечтала иметь детей. Мы с мужем даже хотели взять ребёночка из детдома. Но нам не разрешили. Муж – инвалид войны. Без ноги. За ним самим ухаживать надо было…
– Ну, спасибо вам за чай. Я пойду.
– Вы приходите к нам. У нас собирается много интересных людей. Вспоминаем. Песни хорошие поём. Общаемся, словом. Вам не надо киснуть. Вы такой благородный мужчина…
Пётр Иваныч вскинул брови.
– Кто? Я?
– Вы – а кто же? Не хороните себя раньше времени. Сердце стучит. Душа живёт. К чему унывать? Обещаете, что придёте?
Пётр Иваныч смущённо улыбнулся. Надежда Аркадьевна взяла блокнот, написала свой номер телефона и, вырвав листок, протянула ему.
– Вот – звоните мне в любое время. И на всякий случай запишите свой телефон.
Пётр Иваныч продиктовал свой номер телефона и, аккуратно сложив вдвое бумагу, что дала Надежда Аркадьевна, поднялся.
– Благодарю за сочувствие. Приятно, когда есть на свете хорошие люди.
– Ну, к чему этот пафос? Хорошие люди познаются в течение жизни, а мы с вами только знакомы…
– До свиданья.
Пётр Иваныч шёл по улице словно оглушённый. Напор и обращение с ним Надежды Аркадьевны ошеломили его. Она вмиг разгадала его настроение. Придумала рецепт от депрессии. Предложила дружбу. Это было ужасно. Ужасно стыдно.
Он шёл домой и клялся себе, что больше никогда в жизни не придёт сюда. Чтобы не ввязываться в авантюру. Чтобы не мешать жить другим людям. Не мешать жить этой загадочной Надежде Аркадьевне.
Ровно неделю он отлёживался на диване и смотрел по телевизору, как телеэксперты, приглашаемые ведущими разных аналитических телепрограмм, говорили, что годы советской власти были огромной исторической ошибкой, клеймили кровавого Сталина, судили о неоправданных жертвах Великой Отечественной войны, говорили о слабости и предательстве народа.
И он всё это смотрел и слушал. И думалось ему, что именно такие «эксперты» распахивали в 1941 году двери перед фашистами и угощали их хлебом-солью, а в 1991 году благодаря таким «экспертам» развалился Советский Союз.
Он гнал от себя эти мысли. Выключал телевизор и плакал. Плакал, вспоминая, как дни и ночи напролёт стояли с ребятами у станков ради Победы, которую сейчас пытаются оболгать с экранов телевизоров.
Перед Новым годом он заболел. Заломило руки и ноги. Начался кашель. Поднялась температура. До аптеки было не дойти. И он лежал на диване в тишине, повернувшись на бок, с открытыми глазами, то и дело заходясь в сухом кашле, надеясь только на то, как распорядится его судьбой Господь Бог. А ему самому было уже всё равно. И если честно, даже больше хотелось помереть, чем жить.
В те минуты. Потом он, конечно, жалел об этих своих чёрных мыслях. И никому о них не рассказывал до самых последних дней.
…Зазвонил телефон. Пётр Иваныч протянул руку к столу и, сняв трубку, приложил её к уху.
– Слушаю, – хриплым шёпотом произнёс он.
– Пётр Иваныч, это вы? Это Надежда Аркадьевна! Вот, решила вам позвонить. Узнать, как вы поживаете…
– Я болею. Не могу говорить…
– Болеете? Вы один? Может быть, вам нужна помощь? Где вы живёте?
Он назвал адрес. Через полчаса Надежда Аркадьевна стояла у его постели. Дверь в квартиру была незапертой.
– Ну как же так можно? Как так можно?! Человек лежит и умирает! Неужели нельзя было позвонить? Для чего я вам оставила телефон?
– Фотографии… чтобы… принёс…
– Ах, господи! Какие фотографии? Вы что думаете, если я работник музея, я не могу понять, что творится у человека в душе? Вы ошибаетесь, Пётр Иванович. Вы глубоко ошибаетесь! Так, лежите, сейчас я вызову «Скорую»…
– Прошу вас, не надо никакой «Скорой»…
– Ну хорошо, сейчас я пойду в аптеку. Вы лежите, не вставайте. Я вас вылечу!
Этот ураган эмоций пронёсся над Петром Иванычем и затих. Надежда Аркадьевна ушла в аптеку.
Он приподнялся с постели. Голова кружилась. Но он заставил себя встать и одеться. Ему было стыдно показываться перед гостьей в семейных трусах и застиранной майке.
Надежда Аркадьевна ходила за ним, как за маленьким, целую неделю. И подняла на ноги. Отпаивала чаями на травах. Мазала вьетнамским бальзамом «Звёздочка». Делала массаж головы. И не уходила.
Пётр Иваныч послушно исполнял все её приказы. Она навела порядок в квартире. Предложила ему встретить вместе Новый год.
– Зачем я вам? – спросил напрямки Пётр Иваныч, пытаясь понять, что она за человек и почему так с ним обращается. – Неужели вам охота возиться с отжившим свой век старым пнём?
Она закурила. Не глядя на него, отвечала.
– Вы – солдат. И я – солдат. Пока мы живы, будем воевать. Лучше воевать вместе. Вы согласны?
– С кем воевать?
– С кем воевать, найдём. Только вместе. Для начала повоюем с вашим унынием. Давайте споём. Вы знаете песню, припев там такой: «А нам нужна всего одна Победа. Одна на всех. Мы за ценой не постоим»…
31 декабря нарядили маленькую ёлочку. Поставили на стол. Приготовили салат. Запекли в духовке курицу. Отварили картошки. В одиннадцатом часу открыли водки – проводить старый год. Только выпили – в дверь позвонили.
Пётр Иваныч пошёл открывать. На пороге – внучка Любаша с пакетами.
– Привет, дед! С наступающим! Я вот к тебе приехала. Мамка говорит, чего там дед один да один. Поезжай к нему. Поживи. Ты же не против, если я у тебя поживу? Вот тебе подарок – пальто новое. Мы с мамкой выбирали.
Пётр Иваныч расплывался в улыбке. Младшенькая внучка Любашка была его любимицей, так похожа на его жену – вылитая Любушка в молодости. Приехала! Жить!
– Познакомься, Люба, это Надежда Аркадьевна. Мой добрый друг и спасительница. Мне одному было совсем не по себе.