Посадили Толяна не вовремя, в год, когда Ванюшке исполнилось семь лет и надо было его отправлять в школу. Сунул Толян было Галке пачку денег в газетке.
– Береги. Пришкерил от гадов… Завтра придут за мной. Я ментам на лапу дал, чтоб к тебе на ночку пустили…
Менты наутро деньги у неё отобрали и пригрозили, что если раскроет рот, то пойдёт по кругу, а потом вслед за своим любовничком трудиться на благо родного государства. Тыщи даже не бросили. И осталась она с пустыми руками в пустой квартире.
А к сентябрю надо было как-то собирать Чефанэ в первый класс. Их даже уже и на собрание родительское приглашали. Бабка сходила. И список составила, чего надо купить. Пришлось на её и на дедову пенсию всё покупать.
Держа в руках пёстрый букетик астрочек, нарезанных дедом в огороде, Ванюшка пошёл в свой первый класс в сопровождении бабушки.
Мать перед этим познакомилась на станции с командировочным сварщиком Богданом, приехавшим трудиться на кирпичный завод с Украины, и загуляла с ним. Сварщики, она знала, неплохо зарабатывают.
Путалась с ним до первых холодов, а потом вытащила из тесной общаги на свою дежурную софу. Богдан варил на заводе арматуру и щиты, подхалтуривал в гаражах – по мелочовке газовой сваркой, – и деньги у них завелись.
Водку Богдан не пил. Он любил пиво. Возьмёт домой вечерком ящичек и льёт в себя, сидя перед телевизором. Живот накачивает. Стало на третий год Галке с ним тяжело. Дело было к Толянову возвращению.
В выходной сидели с Богданом в квартире. Тот по обыкновению глотал пиво – она потихонечку попивала водочку, чтобы он не заметил, и держала в руках бутылку с будто бы начатым пивом.
– Слышь, родной, а тебе не надоело у меня жить?
Богдан смотрел футбол и не отвлекался. Сделал вид, будто не расслышал.
– Глухой, что ли? К тебе обращаюсь! Вали давай отсюда! Достал уже бухать у меня!
– Галю, а чтой-то ты на мене така зла? – не отрываясь от экрана, сказал Богдан. – Давай, Галю, завалю, да полюбимся с тобой?
– Полюбится он! Полюбился уже! Залетела я от тебя, урод! Теперь куда мне с пузом? На выставке лебедей в Большом театре балеты скакать? Вали, говорю, из моего дому!
Богдан приподнялся в кресле и удивлённо вскинул брови.
– Это когда ж ты успела, Галю? Всё вроде было по-тихому?
– Успела! Вали или денег давай на врачей!
– А сколько денег?
– Полтинник давай!
– Сколько?
– Пятьдесят тысяч!
Это она, конечно, загнула. Но знала, что буквально позавчера Богдан резал внеурочно разбитый «КамАЗ», и ему хорошо заплатили.
– Полтинник много. Стока не дам. Двадцать. И ухожу.
Так и договорились. Богдан тихо вернулся в свою общагу. Галка выбросила из квартиры все пивные бутылки. Вымыла полы. Боялась, что придет Толян, а у неё бардак.
Толян, однако, возвращаться не торопился. Застрял где-то на периферии. Видно, дельце какое затеял. И Галка решилась поехать к матери – проведать сынишку. Про беременность она, само собой, соврала.
Ванюшка обнимал маму, сидя у неё на коленях. Мамочка пахла духами, сигаретами и ещё чем-то загадочным. Так пахнет только мама. Это был только её чудный и родной запах. У бабушки с дедом такого запаха не было. Бабка пахла лекарствами. Дед – чем-то кислым. Ванюшка прятался к мамке под руку, ластился, чувствовал её тепло.
– Мам, а ты к нам надолго приехала? У меня новая машинка. Хочешь, покажу, как ездит? Это мне дед купил!
– Ну, покажи.
Пока Чефанэ бегал за машинкой, Галка достала из сумки водку – налила себе в пластмассовый раскладной стаканчик и быстро выпила, занюхивая рукавом и оглядываясь, не увидел ли кто.
Ванюшка прибежал с машинкой. Они сидели в саду под яблонями. Машинка зажужжала и покатилась вниз по дорожке. Ванюшка управлял ею с помощью пульта с антенной. Глаза светились счастьем. Машинка. Мама. Лето. Как хорошо жить на свете!
– Ванёк, а тебе не надоело у бабушки жить? Может, ко мне после каникул поедешь? Я соскучилась! И до школы тебе от дома пять шагов. Тяжело, поди, с дачи в школу и обратно все время мотаться?
– Хорошо, мамуль, я поеду к тебе. А ты будешь со мной жить?
– Куда я денусь – конечно, буду!
Под слёзы бабушки и молчаливое отсутствие старика-помощничка собирали его в посёлок к началу сентября. Сто раз во время этих сборов пожалела Галка о своих словах, но обещала ведь сыну. И надо было как-то исполнять родительский долг.
Вернулся Толян. Загудел на кухне запоями. Но не выгонишь же его? Раз пьёт, значит, есть деньги.
Пока дядя Толян бухал, Ванюшка делал уроки в подъезде за дверью на батарее. Старался не запачкать учебники и не помять школьную форму. И чтобы учителя, не дай бог, не заметили чего, всегда приходил в школу в числе первых. Но всё равно спалили парня педагоги.
– Иван, передай матери, пусть заглянет ко мне на досуге. Мне надо с ней переговорить, – сказала учительница Карине Ашотовна. И сделала соответствующую запись в его дневнике.
Мама шла к ней недели три.
– У вас ко мне вопросы? – Галка всё хорохорилась, хотя сидела за партой перед учительницей как взъерошенный воробей.
– Скажите, Галина Петровна, а где ваш сын делает домашние задания и есть ли у него другой школьный костюм?
– Все есть у него. Задание делает дома.
– А где дома?
– В комнате.
– У вас одна комната?
– Одна.
– Вы знаете, я, конечно, не хочу вам навязывать свое мнение, но, по-моему, Ване привычнее будет жить и делать домашние задания у бабушки. У мальчика очень снизилась успеваемость практически по всем предметам. Многое не запоминает. Несколько раз заставала его у игровых автоматов на станции. Играет в пятачки. Вы ему даёте деньги на школьные завтраки?
– Даю, конечно, – врала Галка, узнавая о сыне так много нового, что мозги отказывались работать.
– И потом, я вам скажу, улица не самое лучшее место для приобретения жизненного опыта. Мальчику нужен дом. Семья. Внимание. Любовь.
– У него все есть… – набычившись, в сторону проговорила Галка. – Хорошо. Я отвезу его к бабушке.
К бабушке Ванёк уже приехал, пообщавшись с ребятами на станции у автоматов с пятачками. И зараза азарта захватила его полностью. Проигрывал. Брал в долг у старших ребят. Надо было отдавать. У матери никогда не было денег. Дядя Толян бил его ремнём, как только слышал что-то о деньгах. И тогда Ванька приставал к бабушке.
– Ба, дай двести рублей!
– Зачем тебе, Ванечка?
– Поесть куплю себе чего-нибудь в школе.
– А хватит двести-то?
– Давай лучше триста!
Выследил его дед. Поймал за руку.
– Ты что же это делаешь тут, друг дорогой?
Ванёк отскочил от автомата. В глазах ненависть и страх.
– Ты, дурак гнилой, чего следишь за мной? За бабкой своей следи! Я на еду играю! Жрать охота!
– Не ругайся, сынок. Чего ругаешься? Пойдём, я тебе куплю чего-нибудь поесть. Я как раз пенсию получил. Ты чего хочешь?
Тут к ним стали подходить ребята постарше.
– Ты, дед, шёл бы своей дорогой. Ванёк нам денег должен. Он играет по системе. Сейчас попереть должно. А ты влез.
Ванёк выпросил у деда триста рублей. Разменял в кассе на пятирублёвые монеты. Подбежал к автомату. Закинул пять пятачков. Нажал какие-то кнопки. Мимо. Зарядил ещё. В автомате всё засверкало. Зазвенели-посыпались пятачки. Мальчишки захлопали в ладоши. Стали делить куш. Ванька отошёл от автомата и с набитыми пятачками карманами приблизился к стоящему в сторонке деду.
– Джекпот схватил. Во сколько денег! Теперь сутки можно к нему не подходить. Ничего не выдаст. Старый, разменяй железо у кассирши. А то она меня чмырит. И пойдём пожрём. Я плачу.
Дед разменял деньги у злой кассирши, сидящей с баночками внутри зала игровых автоматов, и они пошли в кафе. Дед с Ванькой ели пельмени с майонезом и зелёным горошком. Старик понимал, что парень летит под откос. Но как сказать об этом его бабушке?
К тому времени двенадцатилетний Ванёк уже попивал пиво и нюхал клей. «Торчали» с ребятами за гаражами на пятачке в зарослях крапивы и лопухов, постелив в автомобильных покрышках одеяла. Это были их торчальные кресла. Приходили нацмены. Предлагали настоящую наркоту попробовать. Но пацаны с ними не связывались. Дорого и ненадёжно.
– Вы своих дружков этой дурью лепите. А мы – русские. Без вас обойдёмся. Сами «торчим». Это наш принцип! А будете лезть – на перо поставим. Малолеток у нас не сажают.
Нацмены вели своё дело. Держались кучками. Были везде. Кирпичный завод к тому времени уже закрыли – обанкротили. Людей с завода попёрли.
Зато открылся на станции большой рынок китайских товаров. На этой барахолке можно было легко разменять бабки и найти себе удовольствие.
Так в четырнадцать лет Ванюшка нашёл себе Лиду. Лида по возрасту была ровесница матери Галки. Работала продавцом на рынке. Сначала просто привечала Ванечку. Кормила «дыши раками» в обед. Поила дешёвым растворимым кофе. Резала на бутеры мягкие батончики сервелата, стыренного с городского мясокомбината (сервелат этот бабы умудрялись проносить через проходную). Гладила Ванечку по шёлковой кудрявой голове и говорила:
– Мальчик какой золотой! Какой хороший мальчик!
А потом обожгла собой в молодом березнячке на берегу Москвы-реки и сделала мужчиной. Пили пиво. Смеялись. Само собой всё как-то вышло…
Ванюшка привязался к Лиде. Ему казалось, что он любит эту женщину. По крайней мере, ухаживал за ней как настоящий джентльмен, без понтов.
Слегла бабушка. После скандала с Галкой из-за наследства, по которому она завещала дачу и землю единственному внуку Ивану, а не дочери, её разбил инсульт. Дед, как мог, ухаживал за старухой. Бабушка не могла ходить. Парализовало левую сторону. Натворив дел, Галка сбежала в посёлок. Заливать горе с очередным кавалером. Толяна опять посадили. На этот раз на семь лет за пьяную поножовщину.
Ванька с Лидой приехали к бабушке в гости.
– Как ты, моя старая? Плохо, да? Вот познакомься – моя знакомая, Лида. Мы дружим. Она хорошая.