Девушку. Она стояла на изогнутом стволе рухнувшего дерева с поднятыми вверх руками, держала верёвку, привязанную к суку над головой. Петля верёвки была у неё на шее.
До дурного дела оставались мгновения. Он уже видел её зажмуренные глаза, уже тянул руки к тонким ножкам в рваных по моде джинсах, когда она сошла с бревна в овраг и повисла на веревке, запрокинув голову набок. В ту же секунду он подбежал к ней сбоку, приподнял за ноги и крикнул:
– Быстро! Верёвку! Скорее!!!
Она открыла глаза и с невероятным испугом стала лихорадочно растягивать верёвку на шее. И, отцепившись наконец от своей удавки, соскользнула к нему в руки.
Очередное чрезвычайное происшествие было налицо.
Посадил её на большой плоский камень. Сел на корточки напротив, глядя в испуганное и виноватое лицо.
– Ты что, дура?! Чего делаешь?!
Она закрыла лицо руками и заплакала.
– Вот так. Поплачь… Вот дурёха…
Он не знал, что делать. Надо было спешить в редакцию. А тут это происшествие несчастное. И ревёт. И ещё что-нибудь с собой сделает, если сейчас уйдёшь.
Посидели немного. Она перестала плакать. Но руки от лица не отнимала.
Он поднялся и достал из сумки минеральную воду.
– На. Попей. Умойся. Нельзя же так.
Она судорожно выхватила бутылку, сделала несколько мелких глотков и с ладони умылась.
– Спасибо.
А когда протянула ему воду назад, он увидел поразившее его своей красотой лицо. Эта русская невинная красота была доброй, ясной, душевной, которую замечаешь сразу, со всей глубиной этого таинственного очарования.
– Отвернитесь, пожалуйста… Мне неловко.
– Ишь ты. Отвернитесь. Только что вешалась. А теперь неловко.
Он отвернулся. И улыбнулся.
Ещё немного посидели.
– Давай-ка пойдём отсюда. Нечего здесь больше делать. Ты из деревни?
– Да.
– Из местных или приезжая?
– Из Москвы.
– Давай я тебя провожу до дома. А там уже… Ты сама смотри…
Она согласно покачала головой. Они прошли между поваленными деревьями вдоль второй площадки Зараза. Назаров шёл впереди.
Вдруг ему стало нехорошо. Закружилась голова. То ли от жары. То ли от пережитых эмоций. И он присел на траву, пытаясь отдышаться. Расстегнул ветровку. Потянулся за водой.
– Вы чего? Вам плохо?
Его спутница присела рядом. Смотрела на него с искренним удивлением и испугом.
Он сделал несколько глотков на вкус слишком солёной минералки и откинулся на спину.
– Плохо. Голова…
И потерял сознание. Спутница сидела рядом и никуда не отходила. Так продолжалось несколько минут. Она не знала, что делать.
По макушкам деревьев пронёсся лёгкий ветер. Солнце спряталось за набежавшие серо-зелёные тучи. Сверкнули где-то яркими неоновыми отблесками молнии. Зашумел по деревьям в Заразе дождь. Крупные холодные капли падали на лицо Алексея, прокрадывались за шиворот спутнице.
И вот раскрылось пространство.
Звёздное небо. Не поддающаяся осознанию скорость. Их перемещали в какой-то колеблющейся сфере, похожей на прозрачную каплю дождя. Она сидела с Алексеем, держа его за руку, и с любопытством озиралась по сторонам. Прошло какое-то время.
Назаров открыл глаза и увидел на тонкой и сухой травинке карабкающуюся вверх божью коровку. На кончике травинки дрожала капля росы. Ему припомнилась вдруг толстовская капля, способная не только отразить в себе целый мир, но и вместить его. За этой каплей он увидел испуганное лицо своей юной спутницы.
– Что со мной? Где мы?
– Не знаю. Нас куда-то перенесло. Я думала, у меня глюк. Мы летим. Ты как лежал, так и лежишь. Я держу тебя за руку. Небо. Звёзды. Прозрачная голубая планета. И это поле.
Он приподнялся и посмотрел вверх. Светало. Медленно исчезали в небе самые яркие звезды.
– Слушай, а ведь это не наше небо. Ты изучала астрономию? Это, наверное, не Земля.
– Я по небу не ориентируюсь. Мне страшно. Я летела с тобой в космосе с ужасающей быстротой. Даже не знаю сколько…
– А чего ж не убежала сразу? Там, в Заразе, когда был без сознания?
– Жалко… Лежишь… Чуть дышишь… Можно я к тебе поближе сяду?
– Садись.
Она села к нему под правую руку. Он обнял её за плечо.
– Как тебя зовут?
– Алексей. А тебя?
– Вася. Василиса.
– Ну, вот и познакомились.
Они сидели в поле. На влажной от утренней росы траве. И смотрели, как над планетой восходит огромное оранжево-красное светило. Алексей понимал, что с ними произошло что-то необычное, непонятное и таинственное. Что надо держать себя в руках, потому что Василисе страшно. Он предполагал, что такое случилось с ними не просто так.
Из-за горизонта всё больше и больше выкатывалось огромное, больше земного, солнце. Оно грело их лица, здоровалось, разгоняя по низинкам туманы и остатки ночной мглы. Они сидели, прижавшись друг к другу, на небольшом округлом холме, покрытом луговыми цветами и нежной зелёной травой. Внизу перед глазами открывался многоцветный луг, за которым виднелся широкий простор голубого бесконечного моря. Небо было ясным. Солнце стало припекать. Они поднялись.
Василиса взяла его за руку и дрожащим голосом произнесла:
– Мне только вчера снилось море. Будто я бегу во сне по цветистому лугу. Разбегаюсь. Взлетаю. И лечу прямо над морем куда-то. Подо мной бушуют пенные волны. С белыми гребешками. Волна за волной… Я думала, это к смерти.
– Эх ты, самоубийца. Смотри, красота какая.
Они подошли к высокому обрывистому берегу. Море пенными валами разбивалось о песчаный безлюдный пляж.
– Это меня Господь наказал за то, что я хотела с собой сделать… За дурость мою.
– Ага. А вместе с тобой и меня тоже. За то, что из петли тебя вытащил. – Алексей улыбался. – Нет, здесь что-то совсем другое… Давай спустимся к морю. Может, встретим кого-нибудь.
Они кое-как спустились по склону и вышли на прибрежный песок. Василиса, не стесняясь его, разделась догола и пошла в воду. Ей хотелось купаться. С детства любила море. Это его немного смутило, но предпочёл переключиться на нейтральное созерцание настоящей юной красоты. Когда выходила из волн, покачивая бёдрами, Алексею припомнилось пушкинское: «А сама-то величава, выплывает, будто пава».
Василиса, не одеваясь, села на расстеленные джинсы и, перебирая руками морские камешки с песком, призналась:
– И не стыдно. Мне вот так не стыдно. Перед тобой. Будто родилась заново. Счастливая, как в детстве. А тебе? Нравится на меня смотреть? Я красивая?
– Красивая… Может, рано ты стала взрослой? Тебе бы ещё побегать девчонкой по берегу моря. Как Ассоль. Глядишь, и набегала бы себе своего Грэя. И жила бы, и детей рожала, а не в земле покоилась после дурости своей.
– Не смейся. Не ворчи. Ты хоть знаешь, почему я так сделать хотела?
– Расскажи.
– Меня отец хотел отдать замуж за одного, я его даже человеком не могу назвать, в общем, за бандита. Он крышует торговлю наркотиками. И ещё что-то там с отцом у них. За долги перед ним, что ли, мной хотел рассчитаться. Вот я решила – лучше в петлю, чем с таким жить.
– Эх ты, Вася-Василиса… Молодая. Красивая. Да глупая. Ничего другого придумать не могла?
– Не додумалась. Алексей, ты извини, что так вышло… Там, в лесу. Стыдно мне. Перед тобой. Спасибо тебе…
– Ты на солнце-то так долго не рассиживайся. Беленькая. Сгоришь.
– Да. Одеваюсь. Совсем не загорала на даче. Больше по комнатам пряталась…
Василиса оделась. Надо было идти дальше куда-то.
Алексей размышлял:
– Здесь, кроме нас, я так думаю, никого нет. Но могу и ошибаться.
– Голова-то прошла?
– Как и не болела.
– И куда мы пойдём? – спросила Василиса первая о том, о чём сейчас думали оба.
– Мне кажется, надо просто идти и всё.
– А куда?
– Не имеет значения. Просто идти. Не имеет значения куда. Это как жить. Просто жить, и всё. По-человечески.
– Тогда пошли?
– Пойдём.
Они сделали несколько шагов. И вдруг оба увидели, как по берегу вдоль линии прибоя им навстречу бежит собака. Алексей пригляделся. Собака приближалась. Подбежала к ним. Завиляла хвостом.
– Мишка! Неужели ты?
Пёс облизывал ему руки. Тыкался носом в бок Василисы. Здоровался с ней. Она погладила его по большой, с купированными ушами голове.
– Кто это?
– Это моя любимая собака – Мишка. На земле мы были большими друзьями. Видишь, здесь он нас встречает первым живым и родным существом. Иди сюда. Я очень тебе рад, дружище! Дай лапу.
Мишка положил хозяину передние лапы на плечи и продолжал здороваться.
– Ну, хватит-хватит. Соскучился. Пойдём гулять.
Мишка сразу бросился в сторону и повёл их за собой. Видимо, он знал, куда им надо идти.
Они поднялись по крутому берегу к душистому лугу. Пёс то и дело возвращался к ним и снова убегал вперёд. Они пошли по полю, взявшись за руки.
За холмом открылось огромное поле. Степь. Конца-краю не видно ей. Они переглянулись.
Шли час. Два. Три. Устали. Захотелось пить.
И вдруг посреди степи вырос фруктовый сад. Яблони. Груши. Рядки чёрного и зелёного винограда. Персиковые деревья. Мандариновые. Разглядели посреди сада небольшой домик. Мишка уже лежал у завалинки и мирно помахивал хвостом. Неподалёку от дома убегал в поле, петляя на извивах, ручей со студёной прозрачной водой. По краям ручья тут и там били родники с ключевой водой. Обрамляя течение ручья своими цветущими стеблями, красовался по краю русла иван-чай.
Напились воды из родника. Подошли к дому.
– Интересно, чей это дом? – спросила Василиса, разглядывая расписные резные деревянные оконца.
Алексей посмотрел на дом. Потом на Василису. Опустил голову.
– Теперь начинаю кое-что понимать…
– Ты знаешь, чей это дом?
– Знаю.
– Чей?
Алексей чуть помедлил с ответом. Подошёл к нему. Потрогал резные деревянные изразцы ставней. Погладил округлые брёвна избы.
– Мой дом. В этом доме я родился. И жил с бабушкой и дедом. Он тоже много раз мне снился.