– При чём здесь он?
– Но ведь вы с ним… Вы ведь знакомы и довольно близко…
Он ожидал, что она сейчас произнесёт «нет» и всё встанет на свои места. Но Ольга Павловна поймала его взгляд, долго смотрела с какой-то потаённой печалью, и он не выдержал, отвёл свой.
– Я надеялась, что вы не скажете этого… Но вы сказали… Именно поэтому изменилось моё отношение к вам… Не жалеете теперь, что объяснялись в любви?
– В любви?.. Ну что вы. – Ладов медленно развернул шоколадку. Надежды на приятный вечер не оправдались, и теперь ему хотелось обидеть, даже унизить сидящую напротив женщину. – В симпатии, только в симпатии… Вам к лицу злость, хотя она делает вас некрасивой и отталкивает… Такой вы, наверное, нравитесь только Солонецкому.
Ольга Павловна поднялась, окинула Ладова снисходительным взглядом.
– Вам это важно знать?
– Значит, вы его любовница, – со вздохом сожаления констатировал Ладов. – Вот так Солонецкий, – хихикнул вдруг он. – То-то Ирина…
Он запнулся.
– Я люблю его, – сказала Ольга Павловна. – Но думаю, вы этого не поймёте…
И вышла.
Затихли её шаги, а Ладов всё стоял посреди комнаты, приходя в себя от услышанного.
Глава 8
Ночью началась метель – первая весть длинной северной зимы. За несколько часов она набросала сугробы, перемела дороги. Запланированная Кузьминым поездка по трассе ЛЭП срывалась. Но утром по рации с ЛЭП передали, что кончилось горючее, а бензовоз из-за заносов не может выехать в посёлок. Надо было отправлять вездеход, и Кузьмин воспользовался оказией.
Расторгуев, пересевший на вездеход вместо заболевшего водителя, к десяти часам уже загрузился и заехал за главным инженером. На выезде из посёлка в стелющемся над землей снежном тумане он чуть не наехал на человека в малице и оленьих унтах, с охотничьими, обитыми камусом лыжами на плече. Ни рычащий вездеход, ни ругань Расторгуева, казалось, он не заметил, только взглянул через стекло на водителя и неторопливо пошёл дальше.
– Так это ты, что ли?! – растерянно крикнул ему вслед Расторгуев, примолкший под этим взглядом. И виновато добавил: – Не видно же ни черта…
– Знакомый? – спросил Кузьмин.
– Да чудик один, – неохотно отозвался водитель, – Аввакум. – И помолчав, объяснил: – Прежде у нас работал, а теперь охотой промышляет. Вроде учёным был раньше, потом в отшельники подался.
– В отшельники?! В наш век?
– Года три уже в тундре живёт. Только за продуктами и приходит, когда «кусать» нечего. А так – в Путоранах пропадает. – Расторгуев махнул рукой в сторону невидимых гор.
Помолчав, добавил, словно оправдываясь за свою растерянность:
– Личность тёмная… Только Юрий Иванович благоволит, разрешает ему и в гостинице без паспорта останавливаться. А вы что, не видели его раньше?
– Не приходилось.
– Вот же что делается… – ругнул Расторгуев ветер, взбивший плотный столб снежной пыли. – Однако не засесть бы нам…
Он приник к ветровому стеклу, бросая вездеход по неширокой просеке ЛЭП…
Вагончики лэповцев стояли километрах в двух от места, где заканчивалась просека. Недалеко от них грязным пятном среди белой равнины застыл застрявший бензовоз. Расторгуев попытался его объехать, но вездеход зарылся в снег по самое стекло, и он решительно заглушил двигатель.
– Всё, приехали. Дальше никак.
Достал из-под сиденья ракетницу, выпустил пару красных ракет в сторону вагончиков, и оттуда, склоняясь под порывами ветра, к ним двинулось несколько человек.
Кузьмин выпрыгнул из кабины и, проваливаясь в снег, пошёл им навстречу.
На полдороге его встретил начальник участка Божко. Махнул своим людям, те потащили к вездеходу наспех сооружённую волокушу.
– В гости к нам! – прокричал Божко и пошёл впереди главного инженера. – А мы тут маху дали, утром выслали машину, а она застряла. Ни одного бульдозера на ходу, всю горючку съели.
– На будущее учтите! – прокричал Кузьмин. – Запас должен быть!
– Да это понятно, – закивал Божко, оправдываясь. – Кто ж знал, что так рано запуржит…
Он открыл дверь вагончика.
Кузьмин вошёл в пахучее помещение. Расстегнул шубу, но снимать не стал, сел за стол, наслаждаясь терпким теплом.
– А что Сорокин не позаботился?
Божко махнул рукой.
– Мы для него пасынки. Он тут с лета не был.
– Вчера же собирался, – усмехнулся Кузьмин.
Сорокин и прежде обманывал его, но не так откровенно.
Он скинул шубу.
– Вызови-ка его мне.
Пока Божко дозванивался до начальника управления механизации, Кузьмин разглядывал схему трассы. Был пройден всего лишь маленький отрезок и, пожалуй, самый лёгкий. Впереди раскинулись болота, лишайниковая тундра. Он вспомнил цифры сметной стоимости строительства ЛЭП и свои расчёты из красной папки. В записке он предлагал отказаться от прокладки трассы, а ставить опоры десантным способом, с вертолёта, на станционарную, монтируемую на базе подушку. Он вычертил это основание похожим на щётку, с зубьями-трубами, уходящими в скважины. Это было дороже применявшегося метода, если жить сегодняшним днём: один час вертолётного времени чего стоит, но это сокращало сроки строительства. И в конечном счёте это было гораздо выгоднее, но требовало средств именно сегодня. И немалых.
– На месте.
Божко протянул трубку.
Сквозь треск и шипение Кузьмин услышал далёкий и тихий голос Сорокина.
– Пётр Фёдорович, – не отвечая на приветствие, начал он. – Я вот тут сейчас у Божко… Вы вчера, как мне доложили, выезжали сюда?!
Сорокин помолчал, потом стал говорить, что главного инженера неправильно информировали, он вчера не был на трассе, а искал шланг для воздухопровода. И нашёл.
– Так вы кто, начальник управления или кладовщик?.. Вы знаете, в чём сегодня здесь люди нуждаются?
Сорокин помолчал.
Потом устало произнёс:
– У меня управление, Геннадий Макарович, а не участок. Вы меня путаете с Божко.
– Пожалуй, путаю, – согласился Кузьмин и положил трубку.
Повернулся к Божко.
– Сколько здесь работаете?
– Я?! Второй год.
– А до этого?
– Два года мастером на базе.
На улице зачастил, потом взревел двигатель, и вагончик задрожал.
– На сваях стоим, – пояснил Божко. – Когда бульдозер работает, всё трясётся.
Они вышли на улицу.
Бульдозер, опустив отвал, медленно продвигался к застрявшему бензовозу. Стоявшие наготове рабочие накинули тросы, и так же медленно бульдозер пополз назад, приминая гусеницами маленькие сугробы, уже наметённые на расчищенную им полосу. Следом за вытащенным бензовозом подкатил и Расторгуев.
– Дальше сможем проехать? – спросил Кузьмин, показывая в конец трассы.
Расторгуев сбил на затылок шапку, вздохнул:
– Попробуем, если очень надо.
– Садись, – кивнул Кузьмин начальнику участка.
Проехали до конца трассы, заваливаясь и с трудом выбираясь из топких под снегом ям, остановились перед ровной поверхностью болота, в которое упиралась просека.
Вышли.
– Как асфальт! – перекричал ветер Божко, топая по уже приличному льду. – Так и хочется поехать. А мы тут не меньше двух месяцев просидим, пока закидаем породой.
– Где следующую опору ставить?
– Почти посерёдке, на самом гиблом месте. Два метра отсыпки по проекту и бетонная подушка.
– А геологи что говорят?
– Сорок сантиметров – и вечная мерзлота.
Расторгуев стал разворачивать вездеход.
Он крутился на пятачке, стараясь не отъезжать далеко от колеи, но всё же заскочил в яму: вездеход завалился набок и крепко засел.
– Всё-таки допрыгались, – сказал он сам себе и стал смотреть через стёкло на стоящих на ветру Кузьмина и Божко.
Всё суетится начальство, мечется, лениво думал он. И надо же было главному ехать сюда, можно ведь было чем-нибудь другим заняться. Нет, поехал. Расторгуев уже пять лет возил Солонецкого и был убеждён, что только начальник строительства делает именно то, что необходимо, и с ним, днём или ночью, когда угодно, ездил он с удовольствием, иногда из-за этого даже ругаясь с женой…
– Застрял? – улыбаясь, прокричал Божко, приоткрыв дверцу.
– Загораем, – недовольно буркнул Расторгуев.
– А мы давай-ка пройдёмся, – предложил Кузьмин и, не дожидаясь ответа, пошёл к вагончикам по колее, оставшейся от гусениц.
– Ничего, сейчас мои орлы выдернут, – сказал Божко и, наклонившись под ветром, зашагал вслед за Кузьминым.
Молча дошли до вагончика.
Кузьмин остановился.
– Управление потянешь? – прокричал, отворачиваясь от ветра.
Божко понял вопрос, но ответил не сразу:
– Думаю, да.
Из вагончика выглянул рабочий:
– Товарищ главный инженер, вас начальник строительства разыскивает. Приказывает срочно прибыть в управление.
– Спасибо… – Кузьмин повернулся к Божко: – Уверен, значит… Это хорошо.
– Но я бы многое поменял…
– И это хорошо, – бросил Кузьмин, усаживаясь в кабину подъехавшего вездехода…
…В приёмной он столкнулся с Аввакумом. Тот выходил из кабинета Солонецкого. Посторонился, отметив, как пахнуло от отшельника запахом дыма. Придерживая дверь, оглянулся, провожая взглядом колоритную фигуру.
Солонецкий курил, откинувшись в кресле. Рядом стояло второе кресло.
– Что, гость мой заинтересовал? – спросил он.
Кузьмин опустился в кресло, в котором только что сидел Аввакум, пожал плечами.
– Историю его слышали?
– Я не любопытен.
– Это я знаю, – миролюбиво произнёс Солонецкий. – Но я всё же расскажу. В порядке байки. Мы с ним в один день сюда приехали. Правда, я на вертолёте прилетел, а он на последнем пароходе в числе вербованных. Плотничал, жил в палаточном городке в компании с любопытной личностью – был у нас в посёлке такой, по прозвищу Какаду. Из мелких негодяев, но главарь, предводитель. До приезда Аввакума покоя от него не было, а потом – как подменили. Наш участковый даже заволновался. А оказалось, Аввакум на него повлиял. Кстати, Аввакумом его Какаду и прозвал. Что-то слышал о «Житие протопопа Аввакума», вот и окрестил. А фамилия у Аввакума – Новиков. Алексей Новиков – это в миру, так сказать… Зиму он у нас на стройке отработал, потом уехал на озеро к рыбакам. О нём там легенды ходят. И лечить, мол, умеет, и заговаривать, и живёт без корысти, прямо святой.