Анна лежала молча и вопросительно глядела на него. Изображала невинность! Гарри так разозлился, что не мог ничего сказать.
– Увы, мадам, – наконец пробормотал он, – кажется, я действительно употребил слишком много вина, и меня от этого клонит в сон. Я приду к вам завтра.
– Я чем-то обидела вашу милость? – прошептала Анна.
– Чем вы могли меня обидеть? – тихо отозвался Гарри.
– Единственное мое желание – порадовать вас, – сказала она.
Король тяжело встал с постели и потянулся за своим халатом.
– Я это знаю. Если хотите порадовать меня, Анна, засыпайте и позвольте мне немного отдохнуть. Спокойной ночи.
Он завязал пояс халата и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
– Как понравилась вашей милости королева? – торопливо войдя в кабинет Гарри и положив перед ним стопку бумаг на подпись, нервно спросил Кромвель на следующее утро.
Король встал и, нависая над ним, сердито прошипел:
– Она мне не понравилась! Бог свидетель, я пытался склонить свое сердце и разум к тому, чтобы полюбить эту женщину, но плотски не познал ее и скажу вам почему!
Он принялся расхаживать взад-вперед по комнате, как лев в клетке, не обращая внимания на боль в ноге.
– Она не девственница. Я понял это, когда обнаружил, какая дряблая у нее грудь, и по другим признакам. Это поразило меня в самое сердце, и я не имел ни желания, ни смелости проверить свою догадку до конца. Я оставил ее такой же, какой нашел. Вы должны избавить меня от этого брака.
Не дав Кромвелю времени на ответ, Гарри вышел из кабинета, укрылся в своих личных покоях и излил душу сэру Энтони Денни, который выслушал его с сочувственным ужасом. Затем Гарри решил посоветоваться с доктором Чамбером. Если он собирается представить отсутствие супружеских отношений как причину для расторжения брака, пусть никто не посмеет сказать, что вина лежит на нем.
– Я не могу преодолеть отвращения к телу королевы, – жалобно проговорил король, – и не ощущаю в себе желания совершить с ней супружеский акт.
Доктор Чамбер заговорил утешительным тоном:
– Ваша милость, вы не должны принуждать себя, чтобы у вас не возникла неприятная слабость половых органов. Дайте себе несколько дней, чтобы привыкнуть к королеве, и потом, я уверен, дело пойдет на лад.
Гарри поблагодарил его. Это был хороший совет.
Еще три ночи король приходил к Анне и каждый раз изображал, что пытается сделать то, что полагается делать мужу в постели с супругой, после чего оставлял ее, не заботясь о том, понимает ли она, что все идет не так, как должно бы.
С доктором Баттсом Гарри тоже побеседовал.
– Увы, я был не способен к тому, что полагается совершать мужчине со своей женой, – признался он. – Я даже не снимал ночную рубашку. Но при этом в брачную ночь у меня было два влажных сна, и я полагаю, что могу совершать супружеский акт с другими женщинами, но не с ней. Что мне делать?
Баттс, верный друг короля долгие годы, был мудрым человеком. Он вопросительно взглянул на Гарри:
– Вы хотите избавиться от этой дамы, я так понимаю. Это не секрет. Весь двор судачит о том, что ваш новый брак и не брак вовсе.
– Хотелось, чтобы это было секретом. – Гарри застонал. – Теперь все станут смеяться надо мной и тыкать в меня пальцем, говоря, что я бессилен в постели.
Нет, такого ему не вынести!
– Похоже, ваша милость жаловались многим людям, а сплетни распространяются быстро.
– Но это правда, я действительно не могу спать с ней. – Гарри рассказал Баттсу о том, что обнаружил в первую брачную ночь.
Доктор нахмурился:
– Мне ясно, почему ваша милость воздержались от окончательного заключения брака.
– Я не хочу, чтобы люди считали меня импотентом!
– Это легко исправить. – Баттс усмехнулся. – Я и другие врачи дадут знать, исподтишка, что виновата во всем леди, а не ваша милость. А вам я бы посоветовал делать вид, будто вы не оставляете попыток исполнить свой супружеский долг; тем временем лорд Кромвель пусть ищет способ, как выпутаться из этого!
Гарри последовал совету Баттса. Каждую ночь он приходил к Анне и обращался с ней со всей возможной любезностью, хотя и продолжал злиться на нее или, скорее, на ее брата за ложь о целомудрии сестры и на Кромвеля – за то, что тот не раскопал всю подноготную. Но он ведь и сам испытывал подозрения, разве нет? Отправил мистресс Гилман, чтобы та выведала правду, но и она не оправдала его доверия.
Анна изо всех сил старалась доставить удовольствие Гарри – ему даже было стыдно – и упорно изучала английский. По его просьбе она начала носить платья английского кроя, в основном из черного атласа или дамаста, чтобы в наиболее выгодном свете продемонстрировать подаренные супругом украшения. Некоторые были сделаны по эскизам Гольбейна в более счастливое время, на них виднелись переплетенные инициалы «Г» и «А». В первые дни после свадьбы придворные стекались к Анне с выражениями почтения. Теперь же, как стало известно Гарри, ее покои опустели.
Он отменил планы коронации Анны, хотя в начале февраля организовал ее торжественный въезд в Вестминстер: они прибыли туда на королевской барке из Гринвича в сопровождении целой флотилии мелких судов, где сидели представители знати и члены гильдий. Когда барка проходила мимо крепости, в честь Анны прозвучал громоподобный салют из пушек Тауэра; на берегах реки собрались толпы ликующих горожан. У Вестминстерской лестницы Гарри помог супруге высадиться на берег, и они с процессией направились во дворец Уайтхолл.
Король заодно посетил Сент-Джеймсский дворец и осмотрел парадные апартаменты, работы над которыми только что завершились. Часовня была почти готова. Король поднял взгляд на великолепный потолок, расписанный Гольбейном в память о его браке с Анной. Там виднелись их инициалы, эмблемы, девизы и дата «1540». Гарри горько усмехнулся и отвел глаза.
Наступил апрель, веял свежий ветерок, сияло солнце. Гарри больше не приходил в постель к Анне. Делать вид не имело смысла. Их брак был пародией, и все это знали. Что думала по этому поводу Анна, король не знал и знать не хотел.
Епископ Гардинер пригласил его на пир в Винчестер-Хаус, расположенный на другом берегу Темзы в Саутуарке. Гарри принял предложение, ему нужно было как-то развлечься, чтобы поднять себе настроение. Гардинер, без сомнения, воспользуется случаем и начнет донимать его, чтобы он более сурово карал за ересь, но это можно стерпеть.
Как и ожидал Гарри, на пиру присутствовали Норфолк и вся армия Говардов. Королю теперь нравилось оказывать милости консерваторам. Он продолжал злиться на Кромвеля, который оказался на удивление бесполезным, когда потребовалось освободиться от Анны, и не сделал ничего, только жалобно блеял, важно-де не обидеть герцога Клевского, будто Гарри есть до него дело, ведь Франциск и Карл оба теперь пытались наладить дружественные отношения с ним.
Король уселся на почетное место за главным столом и с удовольствием принялся есть. Да, он понимал, что ему нужно худеть. Чамбер и Баттс оба донимали его этим, он и сам был поражен, когда оружейник сказал ему, что новые доспехи будут иметь в талии пятьдесят четыре дюйма. Но соблюдение диеты можно отложить до завтра. Сегодня он хотел насладиться трапезой.
Только Гарри откусил кусок сочного жареного лебедя, как увидел ее – юную брюнетку с прелестным личиком и самыми дерзкими глазами, какие ему приходилось видеть. Боже мой, она восхитительна! И улыбается ему так, что ошибиться в значении этой улыбки невозможно. Гарри польстило, что он, оказывается, еще способен привлекать внимание юных дев. Ветхий Адам в нем еще не умер!
– Скажите, милорд Норфолк, кто эта молодая леди, которая сидит на другом конце стола? – поинтересовался он. – Я видел ее при дворе. Она служит королеве.
– Это моя племянница Кэтрин Говард, ваша милость, – ответил герцог.
– Еще одна ваша племянница, – сухо отозвался Гарри.
– Эта, уверяю вашу милость, совсем не такая, как та.
– Хм… Лицо у нее очень приятное. – Король широко улыбнулся Кэтрин. – Огромное удовольствие снова видеть вас, мистресс Кэтрин.
– Ваша милость, вы оказываете мне большую честь, – с очаровательной улыбкой отозвалась она.
Норфолк и Гардинер одобрительно смотрели на нее.
– Вам нравится пир? – спросил Гарри.
– Разве может быть иначе, когда ваша милость здесь? – Кэтрин вновь засияла улыбкой, на щеках заиграли ямочки, и Гарри пропал.
– Я вижу, вы умеете изящно выражаться, помимо того, что отличаетесь исключительной красотой, – сделал он ей комплимент.
– К тому же она добродетельна, сир, – вставил Норфолк.
– Редкое сочетание качеств, – заметил Гарри. – Вам повезло, мистресс Кэтрин, владычица Природа наделила вас такими дарами. Скажите, сколько вам лет?
– Мне девятнадцать, сир.
– О, девятнадцать лет! – Гарри вздохнул. – Юность так быстротечна. Если бы я был молод, то сыграл бы пылкого поклонника такой красавицы!
– Но ваша милость вовсе не стары! Вы в расцвете сил, сир.
Гарри засиял, ему было очень приятно, он не сомневался, что эта девушка не просто льстит ему.
– Вижу, честность тоже в числе ваших добродетелей. – Он подозвал служителя и поднял свою тарелку. – Отнесите эти отборные кусочки мистресс Кэтрин. В знак нашего почтения, мистресс!
– О, как вы добры, ваша милость! – воскликнула Кэтрин с таким чувством, будто он подарил ей луну.
Гарри откинулся на спинку кресла, купаясь в ее благодарности.
– Вы уже помолвлены с кем-нибудь? – спросил он.
– О нет, сир.
– Она чиста, целомудренна и свободна от брачных уз, ваша милость, – поспешил сообщить ему Норфолк.
Кэтрин как будто немного взгрустнула. Отсутствие приданого не предвещало ей славного будущего.
– Вы стали бы наградой для любого мужчины, мистресс Кэтрин, – многозначительно произнес Гарри.
Он продолжил обмен любезностями с ней и шутил, чтобы развеселить ее. Она, по-видимому, наслаждалась его вниманием, и Гарри заметил, что глаза всех, кто находился в зале, прикованы к ней.