После обеда король пригасил Кэтрин сесть рядом с ним и спросил ее:
– Вам нравится в покоях королевы?
– Да, сир, – ответила девушка. – Ее милость добрая госпожа.
– Согласен, это восхитительная женщина… – Гарри осекся.
Кэтрин наверняка слышала, какие ходят сплетни. Он понадеялся, что она достаточно невинна и не понимает, о чем речь.
Кэтрин рассказала ему, что хорошо играет на лютне и вёрджинеле, и это очень порадовало Гарри, так же как ее любовь к пению и танцам. Стоило девушке признаться, что она не умеет ездить верхом и охотиться, потому что у нее никогда не было лошади, как сердце короля раскрылось ей навстречу.
– Увы, ваша милость, я бедна. Мой отец умер в долгах.
– Я знаю, – сказал Гарри. – Мне жаль вас. Посмотрим, что можно сделать, чтобы найти для вас лошадь!
Вскоре после этого король ушел, но перед уходом поднес руку Кэтрин к губам и поцеловал самым учтивым образом.
– Мы еще увидимся с вами, Кэтрин, – пообещал он.
– Мне бы очень этого хотелось, сир, – ответила она и сделала глубокий реверанс.
Пока барка везла Гарри назад в Уайтхолл, он с удовольствием вспоминал Кэтрин. Проведя время в таком приятном обществе, король вновь почувствовал себя молодым и полным сил. Кэтрин Говард сильно заинтриговала его. Он решил непременно увидеться с ней еще раз.
Гардинер немало посодействовал этому. Он, похоже, вознамерился сыграть роль Купидона. Гарри даже рассмеялся, представив себе пламенного епископа в обличье толстощекого херувима с трепещущими крылышками, который готовится выпустить из лука свою стрелу. За следующие две недели Гардинер устроил для Гарри несколько ужинов, пиров и прочих развлечений, на которых неизменно присутствовала Кэтрин.
Гарри не был наивен. Он понимал: Норфолк и Гардинер подсовывают ему Кэтрин как приманку, изо всех сил стараясь привлечь его на сторону консерваторов и пользуясь тем, что он недоволен Кромвелем и реформистами, которые продвигали союз с немцами. Ну и пусть. Он сам хозяин своего сердца. И полюбит, кого захочет. Они ошибаются, если думают, что могут играть с ним: в политических делах он будет поступать по своему разумению.
– Вы понравились мне сразу, как только я вас увидел, – сказал Гарри Кэтрин; они остались вдвоем за столом после ужина, остальных гостей куда-то увел Гардинер. – Меня привлекли ваша исключительная красота, очевидное внутреннее достоинство и манера вести себя по-девичьи. – Король накрыл ее руку своей, унизанной кольцами.
– О сир, я недостойна таких похвал! – ответила Кэтрин.
– Да нет же, Кэтрин, нет, достойны! Вы очаровали меня милой прелестью нежного лица. Вы такая миниатюрная и так дороги мне! Ваша юность оживила меня. Я чувствую себя окрыленным.
Гарри понимал, что влюблен. Безнадежно, восторженно влюблен, хотя и не думал, что с ним такое случится вновь. Ощущение головокружительное, особенно для мужчины, которому почти сорок девять лет. К величайшей радости короля, его любовь не осталась безответной: он был уверен. Кэтрин, казалось, ослеплена его блеском. Она сказала, что страстно желает быть с ним, служить ему, а ее глаза при этом обещали больше. Она безмерно радовалась его дорогим подаркам, так как явно никогда не имела таких сокровищ. Она не отвергала поцелуев, хотя и мягко отводила его руки от своего тела. Да, это не разбитная девка, которую легко уложить в постель. Кэтрин была Говард, в ее жилах текла королевская кровь. Эта женщина вполне могла стать королевой.
Все попытки изобразить счастливый брак с Анной были отброшены. Гарри купался в радости своей новой любви. Он не переставал восхищаться прекрасным лицом Кэтрин, ее необыкновенной грацией, мягкими манерами и миниатюрной фигурой, которая вызывала в нем желание оберегать и защищать эту женщину. Он еще больше давил на Кромвеля, решившись избавиться от нежеланной королевы.
– Я заявляю перед Господом: она мне не жена! – бушевал король.
Он оповестил о своем желании парламент, и тот, сознавая свой долг, обратился к нему с прошением о рассмотрении всех обстоятельств брака, так как члены обеих палат заявили о появлении у них сомнений в его законности. Кромвель – Гарри неохотно отдавал ему должное, – находясь в Вестминстере, работал день и ночь вместе с парламентом; они искали основания для развода. Желая вдохновить Кромвеля на еще бóльшие старания, Гарри сделал его графом Эссексом и намекнул, что его ждут и другие награды.
– Эссекс? – взорвался Норфолк, когда король сообщил ему новость на прогулке по саду в Гринвиче. – Но это графство принадлежало Буршье, а они потомки Эдуарда Третьего! Ваша милость, прошу вас, подумайте еще раз. Этот человек – сын кузнеца. – И герцог скривил губы, выражая отвращение.
Гарри не желал выслушивать наставления, особенно от Норфолка.
– Вам известно мое мнение на этот счет, милорд герцог. Я вознаграждаю по заслугам, а не по рождению!
Однако Норфолк и Гардинер, открыто радуясь тому, что король на их стороне, не прекратили порочить отсутствующего Кромвеля, говоря, что никому из подданных не пристало обладать такой большой властью, что Кромвель зашел слишком далеко в деле проведения религиозных реформ и что люди ненавидят его.
Гарри слушал. Негодование против Кромвеля росло и в нем тоже. Он обнаружил, что внутренне соглашается с консерваторами. Разве не предостерегал его отец, чтобы он не возвышал сверх меры никого из своих подданных? Покойный король запретил дворянам создавать собственные армии и не допускал, чтобы кто-нибудь из них пользовался слишком большим влиянием. Гарри помнил, как отец говорил: именно от этого разгораются гражданские войны.
Если Кромвель поможет ему выпутаться из этой передряги, он проявит благодарность, хотя и не забудет, из-за кого попал в нее. А если нет…
Глава 33
В Майский день Гарри и Анна смотрели традиционные поединки из нового гейтхауса в Уайтхолле. Среди бросавших вызов был Томас Калпепер, представительный молодой человек, который быстро входил в фавор у короля. Жизнерадостный, остроумный и доброжелательный, он всегда был готов услужить, если нога беспокоила Гарри, и тот начал смотреть на него с отцовской приязнью. Правда, в прошлом году случился крайне неприятный инцидент: Калпепера обвинили в изнасиловании и убийстве. Несколько селян пожаловались в Совет, что он лишил девственности одну из их женщин, пока его приятели держали ее, а потом убил одного из мужчин, пытавшихся задержать его.
Калпепер все отрицал, и Гарри не верилось, что этот молодой человек мог совершить такие ужасные преступления. Он даровал ему королевское прощение. Обвинители не отступались, но Совет, полагая, что селяне просто вымогают у него деньги в возмещение ущерба, отправил их восвояси ни с чем. Они ушли недовольные, бормоча обидные слова по поводу королевской справедливости. Гарри решил, что поступил правильно, взяв под защиту Калпепера.
Теперь он смотрел, как Томас мчится по ристалищу, и вскочил на ноги вместе со всеми, когда того сбросили с лошади. Король задержал дыхание, ожидая, поднимется ли Калпепер, и вздохнул с облегчением, когда это произошло, заметив, что на глазах у сопровождавшей королеву Кэтрин блеснули слезы. Что за нежная, добрая душа у этой девушки.
Норфолк, Гардинер и другие члены их фракции, особенно сэр Ричард Рич, который поспособствовал расправе над Томасом Мором, не переставали давить на Гарри, чтобы тот отстранил от дел Кромвеля. В начале июня они с мрачными лицами пришли к королю, тот как раз обсуждал с Кранмером новую литанию.
– Ваша милость, вы должны увидеть это, – сказал Гардинер и положил перед королем какие-то бумаги. – Это свидетельства любящих вас людей, которые не желают мириться с тем, как вас порочит изменник и еретик. Милорд, Кромвель хочет управлять вами!
Гарри сразу заподозрил, что это заговор с целью свергнуть министра.
– Как это? – спросил он.
– Пока ваша милость изыскивает всевозможные средства возвращения религии на истинный путь, Кромвель связался с немецкими лютеранами. Очевидно, что он всегда благоволил к тем, кто проповедует ошибочные взгляды, и препятствовал высказывающим противоположные мнения. Он отрицает реальное присутствие Христа на мессе и позволяет себе гораздо больше, несмотря на низкое происхождение.
Вмешался Норфолк:
– По свидетельству его главных слуг, недавно, когда они посоветовали ему задуматься, разумно ли с его стороны действовать вопреки желаниям вашей милости и актам парламента, он выдал себя, сказав, что надеется подавить всех старых проповедников и сохранить только новых. Он заявил, что вскоре дела зайдут так далеко, что даже ваша милость, со всей вашей властью, не сможет предотвратить этого, а его сторонники войдут в такую силу, что он вынудит вас принять новые доктрины, даже если для этого ему придется пойти против вас с оружием. Сир, это свидетельства его слуг, которые слышали, как он произносит эти слова.
Гарри читал бумаги, размышляя, не сфабрикованы ли они. Но от того, что он увидел, у него похолодело сердце. Его затрясло от гнева и возмущения. Кромвель вознамерился диктовать, какие доктрины поддерживать ему, верховному главе Церкви Англии, защищающему своих людей от той самой ереси, которую решил навязать им министр… Неописуемо! Теперь ему ясно, зачем Кромвель завлек его в союз с протестантскими правителями Германии. Несомненно, Кромвель рассчитывал на их поддержку! Но самое обидное то, что он имел дерзость – наглость – думать, что король станет игрушкой в его руках!
Гарри стало тошно, пока он читал показания. Он любил Кромвеля, доверял ему, поручал заниматься самыми ответственными делами в своем королевстве. Но, Бог свидетель, он пригрел на груди змею!
– Арестуйте его! – вскричал король.
– Ваша милость, умоляю вас! – подал голос Кранмер. – Не забывайте, что эти показания против Кромвеля дали его враги. Ни один король не имел еще такого верного министра. Кому тогда доверять вашей милости, если не ему?