Кранмер, сидевший с видом пойманного в силок кролика, лишь молча кивнул, так как произнести хотя бы слово не мог.
В тот же день Гардинер вновь пришел к королю и попросил разрешения на арест Кранмера. Гарри его дал, а сам, лишь только остался один, вызвал к себе архиепископа, решив преподать консерваторам урок.
– Возьмите это кольцо, – сказал король, стягивая с пальца перстень с рубином Бекета.
Гарри наконец заполучил вожделенный камень, когда усыпальницу святого выпотрошили, лишив всего убранства. Казалось, это подходящий оберег для передачи другому попавшему в осаду архиепископу Кентерберийскому, хотя Кранмер заслужил опалу преданностью королю.
– Когда вас придут арестовывать, покажите им эту вещицу, и они поймут, что я поддерживаю вас.
На следующий день Гардинер снова явился к Гарри вместе с Ризли, желая узнать, как случилось, что Кранмер получил возможность смутить их и таким образом избежал ареста.
Гарри встал:
– Вы думаете, мне приятно видеть, как мои епископы воюют друг с другом, милорд? Меня уже тошнит от постоянных партийных распрей при дворе, и я не допущу, чтобы такого неоценимого и преданного слугу, как архиепископ Кранмер, изводили преследованиями! Я приказываю вам примириться с ним. Уходите!
Только они скрылись с глаз, у короля попросил аудиенции сэр Томас Сеймур.
– Ваша милость, – он торопливо поклонился, как делают молодые люди, когда спешат, – я только что прибыл из Ламбетского дворца и вынужден заявить, что возмущен недостатком великолепия в доме архиепископа! Его двор никоим образом не соответствует высокому рангу хозяина, а сам он не имеет понятия о том, как принимать гостей в соответствующем его достоинству стиле. Я хотел бы просить вас, сир, чтобы обширные владения, с которых он получает доход, были переданы короне и заменены жалованьем. Это пойдет на пользу вашей милости.
Гарри изумился: дошло уже до того, что и член партии Кранмера нападает на него. Однако было очевидно, что Сеймур стремится ублажить короля в надежде позже получить вознаграждение за подсказку, как еще можно обогатиться. Король пригляделся к сэру Томасу – щегольская развязность, пышная рыжая борода, неуемная энергия – и подумал: чем приглянулся Екатерине этот своекорыстный негодяй? Что ж, у него с Сеймуром свои счеты!
– Благодарю, что вы обратили мое внимание на это, сэр Томас, – мягко сказал Гарри. – Я разберусь с этим.
Сеймур приуныл, видимо ожидая большего, и молча ушел. Гарри же написал записку Кранмеру и велел немедленно доставить ее. Позже тем же утром он вызвал к себе Сеймура.
– Его милость архиепископ Кентерберийский просит вас пожаловать к нему в Ламбетский дворец сегодня в полдень, – сообщил король сэру Томасу. – Когда вернетесь, доложите мне.
Вечером Сеймур пришел в личные покои короля.
– Так скоро вернулись? – спросил Гарри. – Милорд архиепископ успел отобедать прежде, чем вы пришли? Он хорошо вас встретил?
У Сеймура хватило такта, чтобы принять вид человека, которому стыдно.
– Боюсь, ваше величество, я дурно обошелся с вами, сказав неправду, – признался он. – Милорд архиепископ угостил меня на славу.
– Видите, дело легко уладилось, – сказал Гарри. – Вам нужно было хорошенько подумать, прежде чем жаловаться. Предупреждаю вас, пока я жив, никаких изменений в жизни архиепископа не последует!
Сеймур смиренно выслушал отповедь короля.
– Тем не менее, – продолжил Гарри, – в награду за ваше усердие, ведь вы пришли ко мне и поделились своей тревогой, в следующем месяце я отправлю вас с посольством в Брюссель. Затем вы явитесь к сэру Джону Уоллопу в Гин и возьмете под команду новое воинское подразделение. Нам нужны такие люди, как вы, для помощи императору в борьбе с королем Франции.
Если Гарри когда-нибудь доводилось видеть, как человек спадает с лица, то это был тот самый случай. По мимолетному огоньку враждебности, промелькнувшему в глазах Сеймура, Гарри понял: этот мерзавец знает, что его обставили, и понимает почему!
Когда Сеймур ушел, низко поклонившись, чтобы скрыть ярость, Гарри сел и замурлыкал себе под нос, весьма довольный, что его уловка удалась. Ему было жаль Кранмера. Казалось, все хотели добраться до него, так или иначе. Что ж, Гарри решил как-нибудь приободрить архиепископа, который явно нуждался в этом. Он взял перо и написал Кранмеру письмо с разрешением вернуть мистресс Кранмер, которая, по его сведениям, уехала в Германию.
Получив отпор при попытке изловить крупную рыбу, консерваторы нанесли удар по личным покоям. Гардинер сообщил Гарри, что Совет составил обвинительные акты против одиннадцати служителей двора, в числе которых были доверенные джентльмены короля, мастер Пенни и даже королевский повар. Гарри это не впечатлило и не обрадовало: он приказал арестовать человека, написавшего донос, его судили, признали виновным в лжесвидетельстве и бросили в тюрьму Флит.
Гардинер и его приятели, вознамерившиеся избавить двор от радикалов и еретиков, ничуть не смутились. Они ставили своей целью устранение любой оппозиции и подавление религиозного раскола. Справиться с такой задачей было непросто, так как реформисты занимали важнейшие посты при дворе и среди них имелось несколько входящих в силу новых людей, включая сэра Уильяма Паджета, без которого не обходилось ни одно дело. Гарри очень нравился Паджет, он доверял ему просмотр почти всей своей корреспонденции. И не важно, что тот обогащался в процессе работы и даже, поговаривали, не чуждался от случая к случаю прибегать к легкому шантажу. Сэр Уильям был честен и работоспособен.
Доверием Гарри стал пользоваться и сэр Энтони Денни, тоже приверженец идей гуманизма и любитель знания, да к тому же человек, обладавший весьма приятными личными качествами. Старательностью и преданностью делу Денни снискал симпатию короля: еще бы, ведь он выступал в роли буфера между государем и суетным миром: Гарри охотно препоручал сэру Энтони общение с вечно добивавшимися монаршего внимания просителями. Гардинер и его прихвостни ненавидели Денни – радикала, который осмеливался подавать голос против гонений на протестантов, но король не желал слышать ни слова ему в укор.
Сам Гарри, чувствуя приближение старости, все чаще задумывался о перспективе Божьего суда и все сильнее склонялся к традиционной религии; его сердце было с консерваторами. Он приказал опубликовать книгу, созданную под его руководством, часть даже написал сам. Она вышла под заглавием «Необходимое учение и наставление для христианина», но люди вскоре стали называть ее «Королевской книгой». В ней содержались самые ортодоксальные и реакционные формулировки Символа веры Англиканской церкви; радикалы шумно протестовали.
– Некоторые реформаторы говорят, что твоя книга не стоит выпущенных из зада газов, – заметил Уилл, растянувшись у ног Гарри перед камином.
– Их мнение меня не интересует! – прорычал Гарри и пнул его ногой в тапке. – Реформистов-то всего ничего, жалкая кучка. Паджет говорит, что одиннадцать из двенадцати моих подданных – верные католики.
– Нашему другу Гардинеру этого недостаточно!
И то верно. Епископ без конца донимал Гарри требованиями, чтобы тот запретил свободное чтение Библии. Но поворачивать время вспять было уже поздно. Чтение Писания на английском побуждало подданных короля мыслить самостоятельно, и Гардинер опасался, что многие из них ушли достаточно далеко от беспрекословного послушания, ожидаемого от истинных католиков.
Гарри пошел на компромисс – приказал парламенту поставить под запрет неверные переводы Библии и ограничить число людей, которым разрешено читать Писание, представителями высшего и среднего слоев общества: среди них, по крайней мере, можно было найти читателей более образованных и вдумчивых, способных глубже понимать священные тексты. Женщинам, решил король, лучше учиться у своих мужей, как завещал святой Павел.
Екатерина теперь часто бывала при дворе, и Гарри проводил с ней столько времени, сколько мог. Их беседы и споры, особенно на религиозные темы, он находил весьма стимулирующими, неизменно поражался эрудиции и остроте ума этой женщины. Но больше всего король наслаждался ее обществом, постепенно начиная убеждаться, что Екатерина и правда та самая женщина, которую он ждал.
Гарри пригласил ее поужинать с ним наедине. Они поговорили о том о сем, наконец король отложил салфетку.
– Миледи Латимер, – начал он, – вы, должно быть, понимаете, что я очень высокого мнения о вас. Вы весьма милая дама со множеством достоинств, на редкость одаренная от природы теми качествами, которые нравятся мне больше всего. Вы душевная компаньонка, от вас исходит доброта.
Кэтрин зарделась от смущения:
– Ваша милость, вы мне льстите.
– Никогда я не был льстецом, – возразил Гарри. – Я человек прямой. Говорю то, что думаю. И считаю, что вы женщина, которую я смогу уважать, и вы станете прекрасной королевой Англии. – Он потянулся к Екатерине и взял ее за руку. – Леди Латимер, я прошу вас стать моей женой.
Она как будто на мгновение потеряла дар речи, после чего на одном дыхании выпалила:
– О сир, я крайне удивлена! И я недостойна. Ваша милость оказывает мне слишком большую честь.
Гарри сжал ее руку:
– У вас есть все необходимые качества, и мы с вами хорошо ладим, разве нет? Я испытал много разочарований в браках, у меня было несколько никуда не годных жен, но с вами мы хорошо сойдемся.
– Честно говоря, ваше величество, я не знаю, что ответить. Я только недавно овдовела и не думала о таком скором замужестве, если вообще собиралась снова искать себе супруга. Учитывая состояние здоровья вашей милости, я думала, вам просто приятно проводить время в женском обществе.
– Клянусь Богом, миледи, я не ищу няньку, мне нужна королева, которая станет украшением моего двора, и жена, которая подарит мне еще сыновей! Я хотел бы видеть рядом с собой зрелую и умную женщину, с которой можно поговорить по душам и которой можно довериться. А на вас можно положиться, я это знаю. Я одинок. Мне хочется иметь жену в своей постели и за столом. К тому же в вас есть какой-то жар. Думаю, вы неравнодушны ко мне.