– Вам будут хорошо служить, сир, если англичанин займет престол святого Петра. Насколько мне известно, был только один папа из Англии, причем очень давно. Большинство из них служат только своим интересам. Но если меня выберут понтификом, я поставлю на первое место интересы ваши и Англии и продолжу служить вам, как только смогу.
– Хм… Что ж, этот день может настать, но я предпочел бы иметь вас здесь! Скажите, как продвигаются работы в вашем новом дворце?
– В Хэмптон-Корте? Медленно, сир! Вы же знаете, каковы эти рабочие.
– О, я хорошо слежу за теми, кто трудится у меня, – отозвался Гарри, – часто прошу, чтобы мне показывали планы и предоставляли отчеты, пока ведутся работы, а еще сам езжу на место и все проверяю. Я не даю им никаких послаблений!
– Вашей милости повезло, – сказал Уолси, согревая руки у огня. – Вы можете забрать к себе любого работника, будь то плотник, каменщик, водопроводчик или поденщик, даже если он занят на другой стройке.
Гарри сел.
– Верно… И я часто это делаю. Я знаю, меня считают очень требовательным. Но мне не терпится увидеть мои дома завершенными. Я устанавливаю дату окончания работ, и, если нужно, мои люди трудятся даже по ночам при свечах, чтобы успеть к сроку. Вы знаете, во дворце Брайдуэлл я приказал даже натянуть тенты над лесами, чтобы можно было продолжать работы и в плохую погоду. Но я забочусь и о благополучии людей. Если они в дождь стоят глубоко в грязи и копают яму под фундамент, я велю выдать им пиво, хлеб и сыр.
– Кажется, мне стоит последовать примеру вашей милости. – Уолси улыбнулся.
Гарри весело взглянул на своего друга:
– Рад быть вам полезным. В конце концов, вы же строите дворец, который сможет соперничать с любым из моих! – Сказано это было лишь наполовину в шутку.
В глубине души Гарри завидовал. Если кто-нибудь в Англии и мог владеть таким чудесным дворцом, так это он, король. Однако, возвысив Уолси до головокружительных высот и сделав его самым могущественным человеком в королевстве, едва ли он мог винить своего главного министра в том, что тот стремится жить в соответствии со своим положением.
– Моя дорогая матушка гостила в Хэмптон-Корте, когда им владел лорд Добене. Она недолго жила там и перед смертью. – Как обычно, у Гарри сжалось сердце при воспоминании о своей утрате.
– Боюсь, старый дом уже снесли, – сказал Уолси. – Хотя я успел спасти часы с башни. Новый дворец строят в бургундском стиле из красного кирпича, с двумя внутренними дворами. Там будут роскошные апартаменты для вашей милости и королевы, когда вы почтите меня визитом. Я не поскуплюсь на то, чтобы оказать вам гостеприимство.
– Не сомневайтесь, я буду часто вас навещать!
– Это будет очень кстати, ведь только благодаря щедротам вашей милости я владею такими огромными богатствами. – Уолси сел за стол. – А теперь, сир, не хотите ли взглянуть на отчеты о нападении французов на Милан. Король Франциск намерен завоевать это герцогство, но, как вы знаете, оно занято швейцарцами. Я попросил наших посланников в Италии держать вашу милость в курсе событий.
Позже в том же месяце французский посол раскланивался перед Гарри:
– Ваше величество, мой государь, король Франциск, прислал меня сообщить вам об одержанной им великой победе над швейцарцами в битве при Мариньяно. Он одолел тех, кого побеждал только Цезарь.
Гарри втянул в себя воздух. Как мог французский король, еще совсем зеленый юнец в делах управления, добиться такого триумфа, когда ему самому было отказано в шансе завоевать Францию?
– Мне трудно в это поверить, – после долгой паузы процедил он сквозь зубы.
– Может быть, вашей милости будет угодно прочесть письмо, написанное собственноручно его величеством. – Посол передал Гарри послание Франциска.
Читая его, Гарри боролся с горькими слезами обиды и разочарования. Это была правда. Франциск торжествовал победу, он стал королем, с которым отныне будут считаться. Черт бы его побрал!
– Со своей стороны, я шлю ему мои самые теплые поздравления, – через силу выдавил из себя Гарри.
Прошел месяц, а недовольство так и кипело в нем, когда, одетый в матросскую куртку и штаны из золотой парчи, Гарри в Гринвиче спускал на воду еще один новый корабль – «Деву Марию». Это было большое, 120-весельное судно, которое имело двести семь пушек и могло перевезти тысячу человек. Глядя на этот мощный военный корабль, Гарри почувствовал себя лучше и мог бы побиться об заклад, что у Франциска такого нет!
В сопровождении Кейт, Саффолков и всего двора Гарри сам вывел судно по Темзе в открытое море, дудя в большой золотой адмиральский свисток, который звучал как труба. На борту отслужили мессу, королева официально дала название кораблю, и Гарри устроил на палубе знатный пир. Он снова был в своей стихии и ощущал себя абсолютно счастливым оттого, что под ним, уходя вниз на неизмеримую глубину, колыхались упругие волны.
В ноябре появился новый повод для торжеств: в Англию привезли красную кардинальскую шапку Уолси. В Лондон ее доставили с такой помпой, что можно было подумать, будто в королевство прибыл величайший правитель христианского мира. Гарри устроил в Вестминстерском аббатстве блестящую церемонию по случаю назначения нового кардинала, ее провели с такой пышностью, какая обычно сопутствует коронации.
Гарри понимал, что возвышение Уолси сделало его еще менее популярным, чем прежде. Простые люди ненавидели его. Когда кардинал, одетый в красную мантию, выезжал на улицу на своем муле и брезгливо подносил к носу нашпигованный гвоздикой апельсин, чтобы не чувствовать вони, исходившей от толпы наблюдавшей за ним черни, народ глядел на него угрюмо, некоторые издавали неодобрительные восклицания или даже освистывали королевского любимца.
Аристократы по-прежнему взирали свысока на сына мясника, сделавшего головокружительную карьеру, испытывая глубочайшую зависть к его власти, которую они считали по праву своей. Даже архиепископ Уорхэм несколько раз открыто сталкивался с Уолси.
– Ваша милость, могу я поговорить с вами? – спросил Уорхэм, когда Гарри уже собрался покинуть заседание Совета.
– В чем дело, милорд?
Старик выглядел озабоченным.
– Увы, сир, я устал от публичной жизни и желал бы удалиться в свой диоцез. Должен признаться, мне все труднее исполнять свои полномочия лорд-канцлера в связи с непрерывно возрастающей властью кардинала и его враждебностью по отношению ко мне. Поэтому я прошу у вас разрешения уйти в отставку.
– Не понимаю, почему вы с Уолси не можете мирно работать вместе! – запальчиво проговорил Гарри.
– О, сир, мы могли бы не ссориться, если бы я во всем соглашался с ним. Но боюсь, в некоторых вопросах я не готов идти на компромиссы, и меня утомили постоянные перебранки.
– Что ж, – сказал Гарри, – если вы так настроены, я приму вашу отставку, но мне будет жаль терять вас, вы хорошо служили мне.
– И я продолжу делать это, – заверил его Уорхэм. – Я остаюсь вашим архиепископом Кентерберийским, занимаю место в Совете и буду поддерживать вас, чем только смогу.
– Благодарю вас за это и за все, что вы для меня сделали.
Втайне Гарри радовался, что Уорхэм подал в отставку. На протяжении некоторого времени он уже думал, что дела шли бы более гладко, если бы пост лорд-канцлера занял Уолси. Наконец так и произошло: в канун Рождества во дворце Элтем он удостоил этой чести кардинала и вручил ему Большую печать Англии. Лорды стояли вокруг, едва скрывая свою враждебность.
Глубоко в душе Гарри понимал их. Ни один англичанин до сих пор не занимал столько высоких постов, церковных и светских, не располагал доходом, позволявшим ему жить по-королевски. Однако Уолси эти награды дались тяжким трудом, он управлял всем превосходно, проявлял недюжинные способности, предусмотрительность и благоразумие, он снял с плеч Гарри столько тяжких нош, которые полагалось нести монарху. Теперь все прекрасно знали: любому человеку, будь то советник или крупный чиновник, сперва нужно обсудить важные дела с Уолси, а уж потом добиваться аудиенции у короля.
Только Саффолк набрался смелости выразить свою тревогу и однажды после Рождества заговорил об этом во время охоты, когда они с Гарри остановились перекусить. На холоде их дыхание превращалось в облачка пара.
– Гарри, я должен поговорить с вами о кардинале. Лорды считают, что их лишили власти. Часто они даже не могут получить у него аудиенцию. Он заправляет всем в Тайном совете и при дворе, даже от вашего имени распоряжается королевским покровительством. Вообще говоря, он суется во все.
Гарри печально взглянул на своего друга:
– Значит, они и до вас добрались. Саффолк, я полностью доверяю Уолси. Удивительно, как это люди не замечают его способностей и трудолюбия.
– Они недовольны властью, которой он распоряжается как будто единолично, не подпуская к ней никого другого. И возмущены роскошью, которую он себе позволяет. Он живет как король! Окружил себя тысячей слуг, все они одеты в бархат, будто лорды! Даже его повар носит платье из дамаста, шелка или бархата и золотую цепь на шее. А когда кардинал отправляется куда-нибудь с процессией, его сопровождает большая свита, впереди несут серебряные кресты и посохи, алебарды, жезл и прочие вещи, аристократы держат Большую печать на подушке и его кардинальскую шапку, поднятую вверх наподобие какого-то священного идола. Он одевается не как служитель Господа, а в шелковые мантии, бархат и горностаевые меха… – Увидев лицо Гарри, Саффолк замолчал.
– Довольно! – произнес король, рассерженный прямотой своего друга. – Я возвысил Уолси, и если он наслаждается плодами своих высоких должностей, то делает это с моего соизволения. Вы все просто завидуете ему, но ни один из вас не способен сделать для меня то, что делает он.
– Значит, вас не беспокоит, что этот светский церковник, этот ваш образцовый слуга никогда не бывает в своем диоцезе, танцует и охотится в свое удовольствие, содержит любовницу, которая родила ему двоих детей. Мария говорит, что королева Екатерина порицает его сластолюбие и гнусный разврат. А когда ему переходят дорогу, он может быть грубым и жестоким: он обругал и ударил папского нунция. Ради Бога, Гарри, это недопустимо для служителя Церкви!