В субботу, 23 июня, состоялось последнее публичное мероприятие. Ристалище превратили во временную церковь, и в полдень Уолси при содействии еще пяти кардиналов и двадцати епископов отслужили в ней мессу для обоих дворов. Хор Королевской часовни пел попеременно с французской La Chapelle du Musique du Roi[18]. После этого Ричард Пейс произнес на латыни речь о мире. Единственная заминка произошла, когда во время богослужения случайно был запущен фейерверк в форме саламандры, личной эмблемы Франциска, что вызвало недолгую панику.
После благодарственной молитвы под благосклонными взглядами двух королей Уолси установил закладной камень в основание церкви Богоматери Мира, которую монархи решили общими усилиями возвести на месте встречи. За церемонией последовал пир на открытом воздухе, завершающий раунд турнирных поединков и запуск впечатляющих фейерверков. Некоторые участники событий уже называли эту встречу восьмым чудом света.
Попрощавшись с Франциском и Клод, Гарри вместе со своим двором переместился в Кале.
– Что ж, это был триумф, – сказал он ехавшему на муле рядом с ним Уолси. – Я доволен встречей, как если бы завоевал большое королевство.
– Согласен, ваша милость. Она принесет обильные плоды, я уверен.
А вот Кейт держалась иного мнения. Тем вечером, только они улеглись в постель в Казначейском дворце, королева обратилась к Гарри:
– И чего мы добились этим дорогостоящим фарсом? Полагаю, очень немногого!
– Это несправедливо! – запротестовал Гарри.
– Нет, скажите мне, что хорошего из этого вышло?
Гарри смешался, вспоминая, что о браке Марии не было сказано почти ни слова, хотя он несколько раз поднимал этот вопрос в разговорах с Франциском, а напряжение между французами и англичанами так и не исчезло. Что касается самого французского короля, ему определенно не стоит доверять. Любому дураку это ясно. В груди Гарри вспыхнуло недовольство: Кейт права.
– Подождем, только это нам и остается, – после долгой паузы выдавил из себя Гарри.
– Слава Богу, через две недели мы встречаемся с императором, – сказала Кейт, взбивая подушку.
– Да, думаю, нам будет за что благодарить Его, – согласился король.
Карл привез в Гравлин свою тетку, регентшу Маргариту, и оба они тепло приветствовали Гарри, выражали добрые чувства к нему и проявляли неподдельный интерес к его встрече с Франциском. Гарри проводил их в Кале, где по его приказу построили временный банкетный дом с обтянутым холстом потолком, на котором были нарисованы небесные тела. К несчастью, когда гости прибыли, оказалось, что павильон сломало ветром, поэтому Гарри и его придворные, одетые в маскарадные костюмы, были вынуждены пойти в покои императора. Дружелюбно беседуя с Карлом и танцуя с дамами из свиты Маргариты, Гарри про себя улыбался, думая о том, как разозлится Франциск, когда узнает об этом визите. А еще через какое-то время уже прямо-таки ликовал, представляя, как французскому королю докладывают о том, что они с Карлом подписали новый договор, обязавшись в течение следующих двух лет не заключать никаких соглашений с Францией. Домой Гарри приехал очень довольный.
Глава 14
– Меня немного беспокоит герцог Бекингем, – сказал Уолси, когда Гарри в конце лета вернулся из поездки по стране.
– Что он сделал на этот раз? – спросил король, откидываясь на спинку кресла.
Они сидели в его кабинете и занимались неотложными делами.
– Ваша милость, вероятно, слышали разговоры о том, что вы-де собираетесь назвать Бекингема своим преемником.
– Никогда! Я не навлеку на Англию такого несчастья.
– Очень мудро! Но мне также известно, что есть мнение, будто он может совершить попытку захватить корону. Я принял меры предосторожности и опросил его слуг. Кое-кто из них сообщил, что Бекингем несколько раз отпускал замечания по поводу своей близости к трону. И даже предсказывал, что у вашей милости не будет сыновей и он сам когда-нибудь станет королем.
– Как он смеет! – Гарри был вне себя от ярости, слова Бекингема задели его за живое.
Разумеется, у него будут сыновья! Он не прекратил своих усилий в этом направлении. И не оставил надежду.
– Я пристально наблюдал за ним, – продолжил Уолси, – но он удалился в свой замок Торнбери. Естественно, я внедрил к его двору соглядатаев. За ним будут следить и дальше. Даже если у герцога и не было умысла на измену, он определенно вел себя не слишком осмотрительно.
– Бекингем очень богат, и у него много родни. Он может представлять для меня реальную угрозу. – Гарри силился подавить тревогу.
– Не бойтесь, сир, – с улыбкой сказал Уолси. – Я держу его под наблюдением.
Гарри догадался, что кардинала радует несдержанность Бекингема, если это была только она, а не нечто большее. Давняя и жаркая вражда двух противников не остыла. Кто стал бы винить Уолси за то, что он желает уничтожить Бекингема? Но Гарри знал: кардиналу можно доверять, он постарается сделать то, что принесет пользу его государю и Англии. А если это отвечает и собственным устремлениям Уолси, так тому и быть!
В Новый год Гарри удивился, получив в подарок от Бекингема золотой кубок для вина, на котором была выгравирована надпись: «Со смиренным, верным сердцем». Опасения его немного утихли, но ненадолго.
– Бекингем собирает войско, – шепнул на ухо королю Уолси, подойдя к нему, когда тот ожидал своей очереди у мишеней для стрельбы из лука; дело было в марте.
В голове у Гарри зазвучал сигнал тревоги.
– Продолжайте, – бросил он своим джентльменам и отвел Уолси в сторону. – Что он задумал?
– Предлог у него такой: ему нужна защита для поездки по своим владениям в Уэльсе, где он непопулярен.
– Но он может использовать эти силы против меня!
– Нельзя исключить такой вариант, – согласился Уолси, выглядевший встревоженным. – Боюсь, герцог замышляет измену. Один из моих осведомителей, на которого не стоит полностью полагаться, утверждает, будто он поклялся убить вашу милость, собирается попросить об аудиенции и явиться на нее с ножом, а когда встанет на колени перед вами, поднимет оружие и пронзит вас. – (Гарри почти ощутил этот удар.) – Все слуги герцога говорят, что он купил много золотой и серебряной парчи и намеревается с ее помощью подкупить йоменов гвардии, чтобы получить доступ к вам.
Гарри охватил страх.
– Довольно! Бекингема нужно остановить. Арестуйте его!
– Сир, пока у нас не появятся более существенные доказательства его вины, помимо злостных сплетен, я бы не советовал вам начинать процесс против него.
– Нет! Я услышал достаточно. Герцог, может, и глуп, но опасен. Нет, милорд кардинал, я больше не желаю ничего обсуждать. Я покончу с этим заигравшимся в могущество господином!
Уолси неохотно вызвал Бекингема в Виндзор и арестовал его, пока тот был еще в пути.
– Герцога отвезли в Тауэр и обвинили в умысле на смерть нашего государя, – сообщил кардинал Совету, а Гарри вцепился в подлокотники кресла и думал о том, как счастливо он избежал беды.
Пэры, разбиравшие дело Бекингема, осудили его на смерть.
– Главным свидетельством против герцога стали показания служителей его двора, – докладывал Уолси королю после суда. – Но вы, ваша милость, можете не сомневаться: справедливость восторжествовала.
Через четыре дня герцога обезглавили. Давно уже такого знатного вельможу, притом королевских кровей, не отправляли на эшафот, и это произвело большой шум.
– Весь Лондон оплакивает кончину герцога, – говорил Саффолк, по предложению короля присаживаясь на сиденье в нише окна у него в кабинете. – Все убеждены, что кардинал расправился с ним из чистой злобы.
Не только лондонцы обвиняли Уолси в падении Бекингема; при дворе все тоже указывали пальцем на него. Люди шепотом говорили друг другу: пес мясника загрыз прекраснейшего в Англии оленя.
Гарри был настолько потрясен предательством Бекингема, что намеренно сторонился тех представителей старой аристократии, которых связывали с герцогом узы родства, опасаясь, вдруг и те тоже запятнали себя изменой. Не слушая протесты Кейт и оставляя без внимания слезы дочери, он уволил с поста гувернантки принцессы леди Солсбери, дочь которой была замужем за сыном Бекингема и которая сама была слишком близка к трону, чтобы не питать на ее счет подозрений. Старшего сына леди Солсбери, лорда Монтегю, Гарри ненадолго посадил в Тауэр в качестве предупредительной меры, чтобы тому неповадно было участвовать в изменнических заговорах; младшие ее отпрыски, Джеффри и Реджинальд, тоже ощутили на себе веяние королевского неудовольствия.
Тем временем сам Гарри, несмотря на то что чувствовал себя плохо из-за приступа малярии, с азартом занимался разделом обширных земельных владений Бекингема, конфискованных в пользу короны. Часть он оставил себе, а остальное раздал лордам и придворным, лояльностью которых желал заручиться. Те вступили в схватку за добычу, и недовольное ворчанье по поводу судьбы Бекингема быстро умолкло.
Даже болезнь не могла испортить Гарри удовольствие: после смерти Бекингема в его распоряжение перешли семь домов герцога, в том числе Пенсхерст-Плейс, замок Кимболтон и поместье Блетчингли. Но самым главным трофеем стал великолепный замок Торнбери, еще не совсем достроенный. Его возводили по образцу Ричмондского дворца в окружении прекрасного сада. Гарри собирался использовать замок, когда, объезжая свое королевство, будет добираться до Глостершира.
Когда лихорадка отпустила, Гарри, как добрый сын Церкви, решил отправиться в паломничество и возблагодарить Господа за благополучное исцеление. Однако по пути в Уолсингем что-то тяготило его разум. Церковь, которой он был предан всей душой, находилась под угрозой, и это печалило короля. Мартин Лютер, подвергшийся осуждению папой, не желал умолкнуть. Мало того, он обретал все больше последователей, особенно в Германии, где возбужденные им противоречия провоцировали общественные беспорядки.