– Но вы не отказались танцевать с Уайеттом.
– Мы знакомы с детства, сир. Я танцевала с ним как с другом.
Гарри смягчился:
– С вашим королем вы тоже будете танцевать как с другом?
– Сир, разве я могу поступить иначе, когда ваша милость были так щедры к моему отцу?
– Он хорошо служил мне, и я был рад оказать милость вашей семье, – ответил Гарри. – И готов быть еще более щедрым.
– Как к моей сестре? – Анна произнесла это очень тихо, и Гарри даже подумал, не ослышался ли он.
Неужели она способна на такую прямоту?! Его это застало врасплох.
– Я любил вашу сестру, – тихо сказал он, – но такие вещи заканчиваются… Все идет своим чередом.
Анна со значением посмотрела на него:
– Насколько я знаю, сперва там было больше силы, чем любви!
– Анна! – напряженным голосом произнес Гарри. – Не позволяйте Мэри настраивать ваш разум против меня. Она сошлась со мной достаточно охотно.
– Мне она сказала, что ваша милость не оставили ей выбора!
Щеки у Гарри пылали.
– Она и правда вам так сказала? Что ж, как джентльмен и рыцарь, я не стану опровергать ее слова. Но молю вас, не думайте обо мне плохо, если я взял то, что, как считал, предлагалось мне свободно.
– Так свободно, что после этого она была вся в слезах! Я знаю… Я была там.
Музыка смолкла. Анна торопливо сделала реверанс, а Гарри поклонился ей:
– Прошу вас, потанцуйте со мной еще раз. Тогда мы объяснимся.
– Сир, простите мою дерзость, но не может быть никаких «нас», и нет смысла ничего объяснять.
– Тогда я провожу вас на место, – выдавил из себя Гарри самым стальным голосом, на какой только был способен.
Это был для него новый опыт – женщина оставила его в неопределенности. Все, за кем он ухаживал, кроме Мэри Кэри поначалу, охотно принимали знаки его внимания и его милости; в конце концов, он же король. Разумеется, сперва, как полагалось, он играл по правилам куртуазной любви, ему и самому это нравилось. По натуре охотник, Гарри азартно преследовал цель, а целью было удовольствие. Скуку и пренебрежение обычно провоцировало чрезмерно близкое знакомство.
Он не мог долго сердиться на Анну. Ее добродетель и верность сестре вызывали восхищение. В следующий раз, придя навестить Кейт, Гарри улыбнулся Анне и попросил ее сыграть для них на лютне.
– Вы очень хорошо это делаете, – похвалил он ее.
– Не так хорошо, как ваша милость, – ответила Анна, давая ожидаемый ответ и протягивая тем оливковую ветвь, как он надеялся.
А Кейт с улыбкой смотрела на них обоих.
Рождество принесло с собой обычные пиршества и перевернуло заведенные порядки с ног на голову. Все церемонии были забыты, власть взял в свои руки Князь беспорядка. Завели игру в жмурки: распорядитель празднеств с завязанными глазами ловил визжащих придворных, которые метались по королевским апартаментам. Гарри увидел Анну, бежавшую рука об руку с Томом Уайеттом к шторе из гобеленов, за которой они скрылись, и там началась какая-то возня, послышалось хихиканье. Почему она не может быть такой с ним?
Пришлось обратиться к уловкам. Планировалось устроить маскарад, это вполне отвечало целям Гарри. Он оделся Лесным Человеком, спрятал лицо за маской из листьев и, стоя под поцелуйной ветвью, подвешенной к балке над дверным проемом, схватил Анну, повернул к себе лицом и крепко поцеловал в губы. Как же это было приятно! Анна вырвалась от него, кинулась бежать и скрылась за углом. Гарри погнался за ней, звуки общего веселья постепенно удалялись и стихали у него за спиной, вокруг стало темно. Тут он заметил беглянку в дальнем конце галереи и ринулся к ней с криком:
– Анна, не бойтесь меня! Я не насильник, как говорит ваша сестра. Уже много недель я не могу думать ни о чем, кроме вас. Я иду к вам как проситель, надеясь, что вы сжалитесь надо мной.
У нее на губах улыбка?
– Сир, мне лестно внимание такого великого короля, но, по правде говоря, я не знаю, чем могу помочь вам.
Гарри сорвал с себя маску, положил руки на хрупкие плечи Анны и посмотрел ей в глаза. Девушка показалась ему совсем маленькой и такой хрупкой.
– Анна! – Он не мог скрыть волнения. – Вы околдовали меня! Я не знаю, как это объяснить. Мне кажется слишком самонадеянным использовать слово «любовь», но я знаю, что чувствую. Я не сплю по ночам, все время вижу перед глазами ваше лицо. Я страдаю!
– Сир! Я не наводила на вас никаких чар! – возразила Анна. – Я ваша добрая подданная, ничего больше.
Гарри дал волю рукам – опустил их на талию девушки и привлек ее к себе.
– Я хочу вас, Анна, – пробормотал он. – Я хочу быть вашим слугой, а вы будьте моей признанной возлюбленной. Венера, эта ненасытная богиня, привела меня на перепутье, но я молю вас, дорогая, проявите доброту к мне!
– Сир! – (Анна застыла в его объятии, и Гарри выпустил свою добычу, отступил назад и устремил на нее взгляд, понимая, что в нем легко прочесть неприкрытое желание.) – Вы дадите мне время подумать? Ваша милость так ошеломили меня, что я не знаю, как вам ответить.
– Конечно, Анна! – согласился король, ликуя в душе оттого, что она наконец включилась в игру.
После Рождества Уолси приехал к Гарри в Элтем, где они составили список постановлений для реформирования королевского двора.
Уолси хорошо подготовился.
– Моя цель – сэкономить деньги и исключить напрасные траты, – начал он.
– Я давно уже ощущал необходимость этих изменений, – кивнул Гарри. – Без них не обойтись. Война с Францией опустошила мою казну.
Все унаследованное от отца золото исчезло, король потратил его на дворцы, развлечения, показную роскошь и войну. Дошло до того, что некоторых слуг пришлось отправить на пенсию, а лишних людей, любителей поживиться за чужой счет, прогнать от двора. Гарри понимал, что он проявлял чрезмерную щедрость в даровании постов своим фаворитам и их клиентам. Отныне он будет делать это более обдуманно.
Вполне предсказуемо Уолси ухватился за очередной шанс отвратить угрозу своей власти, исходившую от Тайного совета – сложившегося при дворе центра силы, на который у кардинала не хватало влияния.
– Ваша милость, – отеческим тоном произнес Уолси, – окружающие вас люди, ваши придворные, должны служить примером остальным. Им следует быть красноречивыми, образованными и хорошо информированными, с тем чтобы оказывать влияние на своего государя в выгодном для него ключе. Они должны являть собой образцы рыцарских качеств и обходительности, быть любителями искусства, умелыми воинами и опытными спортсменами. Однако этих прекрасных качеств не хватает членам Тайного совета. Они полны гордыни, зависти, недовольства, насмешек и презрения. Там больше злобы, чем умеренности, и слишком много молодых людей с воинственными наклонностями, имеющих к тому же массу свободного времени.
Гарри понимал, что Уолси прав. Окружавшие его люди алчно стремились набивать добром свои гнезда и не хотели уступать место другим. Но он не желал признавать проблему.
– У них есть средства дать выход своей энергии и агрессивности, – заявил король. – Они могут заниматься спортом, оттачивать владение оружием, развлекаться. Я устроил ристалища, дома для отдыха и развлечений, где можно сыграть в шахматы, триктрак, кости, карты и бильярд, аллеи для боулинга, мишени для стрельбы из лука и отличные теннисные корты.
Однако Уолси не отступался. В интересах экономии число джентльменов в личных покоях Гарри сократили с двенадцати до шести. Убежденный в том, что Ричард Пейс работает против него, Уолси добился, чтобы тот получил отставку с поста секретаря и был отправлен в Испанию со сложной дипломатической миссией. Множество людей покинуло двор в сильном негодовании, и главными среди них стали враги Уолси: Комптон, Брайан, Кэрью, Рочфорд и Джордж Болейн. Все они поклялись отомстить кардиналу и горели решимостью вернуть себе прежние позиции.
Гарри скучал по своим друзьям. Он удивлялся, отчего снова позволил Уолси убедить себя в том, что их удаление пойдет на пользу. Однако король настоял, чтобы старшим джентльменом личных покоев остался его кузен Эксетер, который не любил кардинала. Уолси быстро уравновесил влияние последнего – внедрил в ближний круг короля своего сторонника, одноглазого сэра Джона Рассела, амбициозного придворного, опытного в военном деле и дипломатии. Очаровательный, утонченный Генри Норрис, который в очередной раз избежал чистки, сменил Комптона в качестве хранителя королевского стула и главы личных покоев. Он был очень близок с Гарри и прекрасно подходил для исполнения этой наиболее конфиденциальной придворной должности.
Во вторник на Масленой неделе Гарри устроил турнир в Гринвиче. Пребывая в боевом настроении, он вызвал своих изгнанных друзей обратно ко двору, сказав недовольному Уолси, что они нужны ему. По правде говоря, Гарри просто хотелось настоять на своем.
Однако думал он вовсе не о своих товарищах по оружию, когда слуги одевали его в великолепный турнирный костюм из золотой и серебряной парчи с вышитым на груди под объятым пламенем сердцем девизом: «Заявлять не смею».
Увидит ли она? Тронет ли ее это? С той встречи в Рождество Гарри почти не видел Анну, и она до сих пор не дала ему ответа. Неужели она его избегает? Он боялся этого, но один или два раза, когда их пути пересекались, но рядом были люди, Анна ослепительно улыбалась ему, и ее пленительные глаза сияли. Это сбивало с толку.
Гарри непрестанно думал об Анне. Ее лицо стояло между ним и его королевскими обязанностями. Заседая в Совете, он уносился в мечтах к ней и вдруг понимал, что не имеет ни малейшего представления, о чем толкуют советники. Поэтому сегодня он решил подать знак Анне, разумеется тончайшим намеком, так как секретность была одним из правил игры. Но она поймет, в этом Гарри не сомневался.
Сквозь щель в пологе своего шатра король устремил взгляд на галерею у ристалища.
Да, Анна была там, сидела среди других фрейлин рядом с королевой. В сравнении с ней Кейт, а вообще-то, все они выглядели невзрачными.