– Станьте моей! – побуждал он ее. – Я хочу обладать вами и любить вас.
– Я не могу ответить вам тем же! – твердила она снова и снова. – Не только потому, что блюду свою честь, но и из-за большой любви к королеве. Как я могу обидеть такую добродетельную госпожу?!
– Она ничего не узнает, – поспешил заверить ее Гарри. – Я устрою все с величайшей секретностью.
– Нет! – воскликнула Анна. – Я не стану вашей любовницей!
– Прошу вас! – молил Гарри, обнимая ее за талию. – Все будет по-другому. Я буду любить и почитать вас. И сделаю, что только смогу. Исполню любое ваше желание, чего бы вы ни захотели. У вас будет все: богатства, дома, драгоценности, если только вы согласитесь стать моей возлюбленной.
Анна оттолкнула его и пошла прочь.
– Так вы представляете себе секретность? Ваше величество, вы, конечно, говорите эти слова для забавы, чтобы доказать мне свою искренность и без всякого намерения унизить свое королевское достоинство. И дабы избавить вас от труда впредь задавать мне подобные вопросы, я очень серьезно прошу вашу милость оставить это и принять мой отказ за настоящий отказ. Я лучше потеряю жизнь, чем честь, она станет самой главной и лучшей частью приданого, которое я принесу своему мужу.
Она как будто дала ему пощечину.
– Что ж, мистресс Анна, – сказал король, – я буду жить надеждой.
Анна накинулась на него:
– Я не понимаю, самый могущественный повелитель, как вы можете сохранять такую надежду! Я не могу быть вашей женой, во-первых, потому, что недостойна этого, а во-вторых, у вас уже есть королева. Любовницей же вашей я не стану! А теперь, сир, я прошу у вас позволения вернуться к своим обязанностям.
– Анна! – простонал Гарри. – Не поступайте так со мной! Идите, если вам нужно… оставьте меня, я буду мучиться в одиночестве!
Он превратился в одержимого. Отказ Анны уступить ему делал ее бесконечно более желанной.
– К чему эти отговорки? – жалобно спросил Гарри. – Я не стану принуждать вас ни к чему, дорогая, как бы ни желал вас. Но если вы согласитесь стать моей возлюбленной и позволите мне быть вашим избранным слугой, отказав всем остальным, тогда я буду чтить ваше целомудрие и смиренно исполнять вашу волю.
Анна долго молчала.
– Сир, я стану вашей возлюбленной, но при двух условиях, – наконец сказала она. – Первое: вы не сделаете ничего такого, что скомпрометирует мою честь. И второе: это останется тайной. Я не хочу, чтобы все считали меня вашей шлюхой.
– Все, что угодно, все, что угодно, дорогая! – сразу согласился Гарри, и на глазах у него блеснули слезы. – Вы сделали меня счастливейшим из людей! Позвольте скрепить нашу любовь поцелуем. – Он склонился к Анне и впервые по-настоящему поцеловал ее в губы, крепко, будто хотел вобрать в себя целиком.
В том году во время летней поездки по стране Гарри топил свою пылкую страсть к Анне в азарте охоты, без конца переезжал с места на место, по пути раздавал милостыню, стрелял оленей для хозяев домов, где его принимали, а по вечерам его забавляли Уилл Сомерс и другие шуты. Двор развлекался сплетнями о резком разладе в семейной жизни между дядей Анны, герцогом Норфолком, и его женой Элизабет Стаффорд, дочерью Бекингема.
– Я слышал, герцогиня переехала в свой дом, который принадлежит ей как вдовья доля наследства, – вернувшись с охоты, сказал Гарри Кейт.
Глаза королевы вспыхнули. Она была близка с герцогиней.
– Да, и дала герцогу возможность поселить эту дочь простолюдина, Бесс Холланд, в Кеннингхолле. Она обстирывала их детей. Герцогиня отказала ей от места, узнав, что та стала любовницей герцога, не желая видеть ее в своем доме. В отместку герцог принялся оскорблять жену и урезал ей содержание. Герцогиня рассказала мне, что недавно Бесс с приятелями связали ее так крепко, что у нее кровь выступила на кончиках пальцев, и давили ей на грудь, пока она не начала харкать кровью. Но герцог никак не наказал обидчиков. А ее он вытащил за волосы из постели после родов и поранил ей голову кинжалом.
До Гарри и раньше доходили слухи о жестокости Норфолка, но теперь он был потрясен. Некоторые мужчины грубо обходились с женами, такое поведение вызвало у короля отвращение. Сам он никогда не поднимал руку на Кейт, хотя мужу дозволялось наказывать свою жену, в том числе и поркой.
– Негоже так обходиться с дамой! – прорычал Гарри. – Но правда ли это?
– Разумеется, Норфолк все отрицает, – сказала Кейт. – Он обвиняет герцогиню в клевете. Но он настолько увлечен той женщиной, что не помнит ни Бога, ни собственной чести.
Гарри втянул ноздрями воздух. Уж не намекает ли Кейт на него самого? Был ли то мягкий упрек? Едва ли. Он никогда не выставлял своих любовниц напоказ и в последние месяцы вел себя настолько осторожно, что никто не мог знать о его ухаживаниях за Анной.
– Я думаю, этот брак дал трещину задолго до появления Бесс Холланд, – сказал Гарри.
– Вполне возможно, но это не оправдывает ни его жестокость, ни то, что он настраивает детей против матери. Двое старших взяли сторону отца. Теперь герцогиня опасается, что, если приедет домой, ее там отравят.
Пока Кейт молола языком, Гарри размышлял, как она заговорила бы, если бы знала, что у него на уме. Ей было невдомек, что его мысли целиком заняты Анной, союз с Францией день ото дня становится для него все более желанным. Обида на императора по-прежнему жгла его изнутри, и он намеревался выказать свое неудовольствие новому испанскому послу дону Диего Уртадо де Мендосе, которого Карл прислал улаживать разногласия между ним и Гарри. Кейт надеялась, что его дружба с Карлом возобновится. Новая императрица приходилась ей племянницей, и хотя Кейт была разочарована отказом Карла от Марии, но проявляла в этом вопросе больше понимания, чем Гарри.
Декабрьский воздух дышал морозом. Гарри предложил сыграть в шары Саффолку и Фрэнсису Брайану, который теперь носил шелковую повязку на глазу и выглядел настоящим пиратом. Брайан привел с собой Уайетта, что совсем не понравилось королю, так как рифмоплет продолжал увиваться вокруг Анны. Однако игра шла в дружеской обстановке, пока Гарри и Уайетт оба не подкатили свои шары к отметке рядом со стойкой.
Указывая рукой, на которой явственно виднелось кольцо Анны, Гарри крикнул:
– Игра за мной, Уайетт! Я выиграл! – Он говорил не только о шарах.
Поэт разозлился, и это было понятно.
– Могу я, с вашего позволения, измерить расстояние, сир? – спросил он.
Гарри кивнул. Глядя со своего места, он не сомневался, что его шар ближе. Уайетт вытянул из-под ворота рубахи амулет, снял его с шеи и собрался использовать шнурок как мерку.
– Надеюсь, игра окажется за мной, – с упором в голосе произнес он.
Гарри узнал амулет Анны. В нем вспыхнула ярость. Мало того что Уайетт был его соперником в любви, так он еще вознамерился одержать над ним победу в игре. У короля не было настроения мириться с этим.
– Может, и так, но, значит, я обманут! – прошипел он и затопал прочь, оставив Саффолка и Норфолка в полном недоумении.
Гарри остановил Анну, которая быстро шла по липовой аллее в Гринвиче вместе со своей горничной. День был прекрасный, светило солнце, воздух морозный и чистый.
– Почему господин Уайетт нахально демонстрирует всем ваше украшение? – резко спросил он.
– Он отобрал его у меня несколько месяцев назад, – ответила Анна, явно испуганная. – И не хочет отдавать.
Гарри не успокоился:
– Я только что играл с ним в шары. Выигрышный бросок был мой, но он это оспорил и измерил расстояние шнурком от вашего амулета. Он едва не помахал им перед моим носом!
– Сир, уверяю вас, у меня нет других чувств к Тому Уайетту, кроме дружеских. Я говорила вам, он женат. И ни о каких отношениях между нами не может быть и речи. – Она со значением взглянула на Гарри.
Он схватил ее руку:
– Вы уверяете меня, что между вами ничего не было? Уайетт, похоже, думает иначе!
– Отпустите, сир! Вы причиняете мне боль. Разумеется, ничего не было! Я никогда не поощряла его.
Гарри ослабил хватку:
– Простите меня, милая, я не хотел огорчать вас сомнениями. Просто вы очень дороги мне, и мысль, что вы любите другого, для меня невыносима.
– Тогда все хорошо, – сказала Анна.
Гарри не удивился, узнав вскоре после Рождества, что Уайетт присоединился к сэру Джону Расселу, который возглавил дипломатическую миссию в Рим, и покинул Англию. Очевидно, он считал себя обойденным в любви. Скатертью дорога, подумал Гарри.
Глава 18
В конце февраля из Парижа прибыло важное посольство для обсуждения очередного нового договора. Подготовил и продвигал его Уолси, который снова находился в своей стихии, будучи убежден, что Англии лучше вступить в союз с Францией. Скрепить альянс должен был брак принцессы Марии с герцогом Орлеанским, вторым сыном короля Франциска. Гарри с горечью сознавал: все убеждены в том, что однажды герцог начнет править Англией в качестве консорта Марии. Это не являлось удовлетворительным решением проблемы наследования, но лучшего ни он сам, ни Уолси придумать не смогли, если только не узаконить в качестве наследника Ричмонда. Однако Гарри по-прежнему питал сомнения по поводу того, как это будет воспринято.
В продолжение нескольких недель у Гарри почти не оставалось времени на встречи с Анной, так как он был занят приемом послов и увлечен долгими приватными беседами с ними. Ему приходилось довольствоваться свиданиями украдкой, которые оставляли его недовольным и подавленным, а вот Анну, похоже, вовсе не огорчали их частые разлуки.
В начале мая переговоры завершились, французские посланники приехали в Гринвич подписывать договор и участвовать в пышных торжествах по этому поводу. Гарри приказал построить великолепный банкетный дом и театр, их наскоро возвели с двух концов галереи для зрителей на ристалище. Оба сооружения богато украсили резными королевскими гербами, античными бюстами и живописными картинами-обманками с изображениями мифических зверей. Николас Кратцер сделал чертежи сложного космографического потолка, а Ганс Гольбейн, немецкий художник, которого порекомендовал Гарри Томас Мор, выполнил роспись. Гольбейн также выполнил проекты двух триумфальных арок и написал портреты тех, кто работал вместе с ним. И эти портреты были очень хороши, решил Гарри, приехав инспектировать работы, намного лучше любых портретов, когда-либо созданных в Англии.