– Если подданный обращается с прошениями к иностранному правителю, это измена, – прокомментировал Норфолк.
– Но это еще не все, сир, – добавил Рочфорд. – Мы получили дополнительные подтверждения дерзких и греховных деяний кардинала. Он вновь призывал папу отлучить вашу милость от церкви, если вы не оставите леди Анну. Таким образом он надеется поднять мятеж и вернуть себе утраченную власть.
– И, забывая доброту и благодеяния, оказанные ему вашей милостью, – встрял Саффолк, – продолжает слать папе и другим правителям письма, в которых порицает вас и побуждает их отомстить вам за свои обиды. В результате чего ваше дело об аннулировании брака затягивается.
– А я спас его, – с горечью произнес Гарри. Какая неблагодарность! Вдруг узы его привязанности к кардиналу оборвались. – Не годится позволять ему и дальше заноситься в гордыне и преследовать свои злокозненные цели. Прикажите графу Нортумберленду отправиться в Кавуд и арестовать его.
Анна обрадуется, что эту обязанность возложили на человека, которому Уолси когда-то запретил жениться на ней.
Был солнечный декабрьский день. Гарри упражнялся у мишеней для стрельбы из лука в Хэмптон-Корте и вдруг заметил Кавендиша, церемониймейстера, служившего у Уолси. Тот с задумчивым видом стоял, прислонившись к дереву, и явно ждал возможности поговорить с ним. Передав лук Анне, Гарри подошел к Кавендишу и хлопнул его по плечу.
– Я закончу игру, а потом поговорю с вами, – сказал Гарри, предчувствуя, что после ареста Уолси этот человек ищет какую-нибудь должность при дворе.
Ближе к вечеру Гарри сидел у огня в своих личных покоях, закутавшись в красновато-коричневый бархатный халат, подбитый соболями, и сэр Генри Норрис привел к нему Кавендиша.
– Что я могу сделать для вас? – спросил король.
– Ваша милость… – Лицо церемониймейстера исказила гримаса скорби. – Я привез плохие новости. Кардинал скончался.
Гарри был очень зол на Уолси. По ночам король лежал без сна и кипел от негодования. Он решил заточить кардинала в Тауэр и судить за измену, как только Нортумберленд доставит того на юг, в Лондон, и даже был готов подписать ему смертный приговор. Но теперь, услышав эту новость, Гарри сильно опечалился. Ему вспоминались только долгие годы дружбы, усердие и безупречная служба Уолси, его отеческие советы.
– Расскажите, что случилось, – попросил Гарри, собираясь с духом и наливая им обоим вина, чтобы заглушить боль. – Садитесь, выпейте это.
Он подал кубок убитому горем Кавендишу; тот был очень близок со своим покойным господином.
– Милорд Нортумберленд приехал в Кавуд арестовать милорда кардинала, – начал Кавендиш, с благодарностью отхлебывая вина. – Мне позволили сопровождать его на юг. По пути нас встретил констебль Тауэра сэр Уильям Кингстон со своими людьми. Увидев их, милорд понял, какая участь его ждет, но он был уже очень болен и, прибыв на ночлег в Лестерское аббатство, слег… – Кавендиш на мгновение замолчал, чтобы справиться с эмоциями. – Он был при смерти, и его страдания не продлились долго.
Гарри перекрестился с мыслью о величии, которое превращается в ничто. И это он довел своего друга до такого плачевного состояния. Может, все это было подстроено? Норфолк и Болейны долгое время, не таясь, преследовали свою добычу. Может, они сговорились, желая разделаться с Уолси? Вместо того чтобы впадать в слепую ярость, нужно было во всем разобраться и проверить представленные доказательства. Как же неприятно было думать, что он стал игрушкой в чужих руках! Однако Гарри не осмеливался выдвигать обвинения, чтобы не обидеть Анну.
– Он не оставил мне какого-нибудь последнего послания? – спросил король после долгого молчания; ему хотелось услышать, что Уолси простил его.
Кавендиш ответил, не глядя ему в глаза:
– Увы, сир, я не могу произнести это.
– Говорите! – приказал Гарри, дрожа, хотя и был закутан в меха.
В ответ раздался шепот:
– Он сказал: «Если бы я служил Господу так же усердно, как королю, Он не оставил бы меня на закате дней».
Гарри повесил голову. Он заслужил это. Теперь он может каяться до конца дней, но ему не загладить своей вины перед Уолси.
– Расскажите, как он жил в последнее время, – попросил король и целый час расспрашивал Кавендиша о жизни его господина в Йоркшире.
Похоже, кардинал, долгие годы пренебрегавший своими обязанностями в Церкви, наверстал упущенное и заботился о своем диоцезе как добрый пастырь.
– Жаль, что он умер, – сказал Гарри, когда Кавендиш передал ему все, что мог вспомнить. – Я бы отдал двадцать тысяч фунтов и даже больше, чтобы вернуть его.
Услышав новость, Анна возликовала, и никакие мольбы Гарри не могли удержать ее от постановки в назидание двору фарса, в котором изображалось сошествие Уолси в ад. Это подлинная безвкусица, пытался убедить ее король, но она не слушала. Он мог бы запретить ей, но боялся разгневать ее, а она в последнее время отличалась непомерной раздражительностью. И это понятно, бесконечные отсрочки и самого Гарри сделали резким и несдержанным на язык.
Анну нужно было как-то ублажить, потому что Гарри решил возглавить рождественские торжества в Гринвиче вместе с Кейт и вызвать ко двору Марию. Королева была благодарна до слез, и Гарри видел, что она делает над собой большие усилия, чтобы быть приятной компаньонкой, однако теперь его не трогали никакие ее слова и поступки. Его сердце было в Хивере, с Анной. Как только позволили приличия, он вызвал ее обратно ко двору отмечать Новый год.
Печаль по поводу кончины Уолси Гарри держал при себе, как и Кромвель, который любил кардинала, но тем не менее был готов помочь королю установить верховенство над Церковью Англии. Именно Кромвель настоял на том, чтобы Гарри предал суду пятнадцать главных в королевстве представителей духовенства за то, что те признавали незаконную церковную юрисдикцию Уолси.
С одной стороны Кромвель, с другой – Анна убеждали короля в необходимости реформировать Церковь.
– И не только Церковь, – заявил Кромвель, задержавшийся у Гарри после доброго обеда; на столе между ними стоял кувшин вина. – Англия должна быть суверенным государством, в основании которого лежат деятельность парламента, закон и умелое управление. В нынешнем состоянии государство неповоротливо и неэффективно. Я могу реорганизовать его для вас.
– Так сделайте это! – распорядился Гарри, находившийся под впечатлением от талантов этого человека, его дальновидности и способности справляться с делами.
– Ваша милость, вы можете пойти дальше и сделать себя светским главой Английской церкви.
– Как? Порвать с Римом? – До сих пор Гарри считал такой шаг слишком далекоидущим, непомерным.
– Вовсе нет. Я не предлагаю вам бросать вызов духовному авторитету папы.
– Особенно такому, какой он есть! – с горькой усмешкой произнес Гарри, потерявший всякое уважение к Клименту.
Кромвель мрачно хмыкнул:
– Любой, кто верит в святость Святого престола, либо глуп, либо безумен. Даже архиепископ Уорхэм считает, что ваша милость должны получить юрисдикцию над Церковью в своем королевстве. Он предложил, чтобы вы приняли титул верховного главы и протектора Церкви Англии.
Гарри был потрясен. Перед ним открывались невероятные возможности…
Идея родилась, и Гарри с жаром ухватился за нее.
– Мне нравится ваше предложение, – сказал он Кромвелю, заново наполняя кубки для них обоих. – Я смогу сам назначать епископов без обращения в Рим.
– Сможете, – улыбнулся Кромвель.
– И буду в ответе за души моих людей?
– Нет, сир. Это останется делом духовенства. Я опасаюсь, если вы, ваша милость, станете настаивать на этом, то встретитесь с яростным сопротивлением. Епископ Фишер уже высказал мнение, что к титулу «верховный глава» следует добавить оговорку: «насколько это допускает закон Христов».
– Фишер! – перебил его Гарри. – Он будет перечить мне из принципа!
– Его слова для некоторых людей имеют большой вес. Но он не возражал, чтобы вы взяли на себя роль верховного главы.
– Что ж, мы обойдемся и без его одобрения, если понадобится. Я хочу привести эти планы в исполнение безотлагательно.
В феврале Гарри созвал собор епископов и предъявил им обвинение в поддержке временной власти папы в Англии в нарушение закона. За это он наложил на них огромный штраф, проигнорировав возражения, что они просто следовали древнему обычаю. После этого король потребовал от собравшихся церковников признать его верховным главой Церкви Англии по мирским делам, насколько это допускает закон Христов. Было очевидно, что епископы соглашаются против воли, но Гарри не посчитался и с этим. Он король, и пусть они слушаются его. Может быть, узнав об этом, Климент опомнится и поймет наконец, что` может стоять на кону, если он не поступит по справедливости со своим самым верным слугой.
Весна настала и закончилась, а вестей из Рима так и не было. Минуло уже почти два года с тех пор, как дело Гарри передали на рассмотрение папского суда. Немыслимо, что его заставляют ждать столько времени! О чем думает Климент? Надеется, что король отступится? Сдастся?
Неделя шла за неделей, и терпение Гарри истощалось. Если решение не будет принято вскорости, он просто сойдет с ума.
Время летело с болезненной быстротой. В июне ему исполнилось сорок, а сына у него так и нет. Если Климент продолжит в том же духе, то Гарри и в сто лет все еще будет ждать папского вердикта. Но Гарри с виду еще не стар, до сих пор хорош собой – взгляд в зеркало подтверждал это. Теперь он коротко стриг волосы и носил аккуратную бородку. Высокий, осанистый и мускулистый, окруженный ореолом благородства и величия – совершенный образец мужской красоты. Однако на лице короля виднелись и следы пережитых тревог. Иногда ему хотелось быть кем-нибудь другим.
Тем летом Гарри постоянно ездил на охоту с Анной, стремясь забыть о неразрешимой ситуации, в которую попал; то была настоящая охотничья оргия. Он получил новый титул, верно, но по сути ничего не изменилось. Они с Кейт для виду старательно навещали друг друга каждые несколько дней, и он старался обращаться с ней уважительно; иногда даже обедал в ее обществе, чем приводил Анну в ярость. Но теперь Гарри решил, что пора положить этому конец. Он покажет Кейт, что бывает с теми, кто противится его воле. Они должны расстаться навсегда.