– У меня для вас большой подарок. – Анна широко улыбнулась Гарри, садясь за обеденный стол в его личном кабинете. – Я снова жду ребенка!
– Анна! – Король встал, поднял ее с места и заключил в объятия. – Вы уверены?
– О да. И в этот раз, будем молиться, на свет появится мальчик!
– Наследник для Англии! – Гарри нежно поцеловал Анну в губы, желая, чтобы его слова сбылись.
– Срок еще совсем маленький, – предупредила она. – Давайте, пока можно скрывать, не будем разглашать эту драгоценную новость.
– Конечно, дорогая, – согласился король.
Он отдал бы ей луну, если бы она попросила.
В декабре, когда Елизавете было три месяца, Гарри организовал для нее двор в Хатфилде в Хартфордшире. Ее гувернанткой назначили леди Маргарет Брайан, которая отвечала за воспитание принцессы Марии в детские годы. Анна стоически перенесла разлуку с новорожденной дочерью и удовлетворялась получением регулярных отчетов о ее развитии.
– Мы можем навещать Елизавету, когда захотим, – сказал Гарри. – Хатфилд недалеко от Лондона. И моей наследнице подобает иметь собственный дом, двор и хозяйство.
Проблемой оставалась его старшая дочь. Мария по-прежнему не желала отрекаться от титула принцессы. Она не соглашалась уступать свое место Елизавете и признавать ее наследницей их отца. Не хотела она смиряться и с женитьбой Гарри на Анне. Что ж, придется преподать ей урок!
Гарри приказал распустить двор Марии. Леди Солсбери уволили, а Марию отправили жить к ее единокровной сестре. Новой гувернанткой к ней назначили тетку Анны, леди Шелтон, и Анна очень ясно дала понять наставнице Марии, что той не следует пренебрегать розгой.
Когда Мария заболела, это тронуло сердечные струны Гарри, однако он не позволил матери увидеться с дочерью, а вместо этого отправил к ней своего врача. Сам король, навещая Елизавету, с Марией не встречался – еще бы, ведь она проявляла такое непослушание – и не допускал в свой разум мысли о том, как, должно быть, несчастна его дочь. В конце концов, она сама во всем виновата!
Глава 25
Несмотря ни на что, Рождество прошло весело, и Гарри держал большой двор. В Новый год Анна подарила ему изысканный, инкрустированный рубинами, бриллиантами и жемчугом золотой фонтанчик, вода в котором текла из грудей трех обнаженных женщин.
– Это придумал мастер Гольбейн, – сказала Анна, сидя на кровати в ночной рубашке, пока Гарри любовался подарком.
Он с удовольствием завалил бы ее в постель, но не осмеливался, боясь навредить ребенку.
– Благодарю вас, – хрипло прошептал Гарри. – Вы меня очень порадовали.
Ничто не должно было ставить под сомнение права будущего наследника трона. В марте парламент издал акт, которым престолонаследие передавалось Елизавете, а леди Мария официально лишалась прав на него.
По настоянию Гарри каждый верный подданный короля, когда от него этого потребуют, был обязан принести клятву, которой признавал его верховным главой Церкви, Анну – королевой, а Елизавету – их наследницей. Специально для этого назначенным людям было поручено отправиться в разные уголки королевства и взять эту клятву со всех, кто занимал публичные должности. Большинство людей присягу давали.
Кейт и Мария отказались.
– Вам следует отправить их обеих в Тауэр! – взвизгнула Анна.
– Клянусь святым Георгием, я бы сделал это, если бы не тот факт, что император может объявить мне войну.
Анна отпихнула от себя чепчик для младенца, который украшала вышивкой.
– Карл не нападет на вас. Он полностью занят войной с турками на восточных границах империи.
– Кто знает, на что он решится ради защиты своей кровной родственницы? В его глазах Мария – истинная наследница английского престола. Он считает меня антихристом, а сам обладает огромными ресурсами, и у него много опытных военачальников, чтобы осуществить вторжение. Нет, Анна, я не стану применять к ним силу!
Она открыла было рот, чтобы возразить, но, к облегчению Гарри, объявили о приходе Кромвеля.
– Ваши милости. – Он поклонился им обоим. – Сир, с горечью сообщаю вам, что сэр Томас Мор и епископ Фишер отказались принести клятву.
Гарри встал и подошел к окну, пытаясь справиться с нахлынувшими на него чувствами. Отказ Фишера не стал для него неожиданностью, но Мор… Мор был ему другом, он славился неподкупной честностью и прямотой по всему христианскому миру. Люди готовы были пойти за ним туда, куда он звал. Какое страшное предательство! Тем не менее Гарри не мог не признать, что сам толкнул Мора на это. Он обещал оставить его в покое и не давить на него в вопросе о Великом деле. Но молчание Мора говорило слишком много, и Гарри не мог этого стерпеть.
– Какие причины они назвали? – спросил он после долгой паузы.
– А какие у них могут быть причины? – фыркнула Анна.
Кромвель пожал плечами:
– Епископ повторил то, что говорил все время: брак вашей милости с леди Екатериной законен и он не может клясться в том, что противоречит этому. Сэр Томас не объяснял, почему отказывается давать присягу. Сказал только, что является верным подданным вашей милости, не говорит ничего дурного, не думает ничего дурного и желает всем только добра. И еще он добавил: если этого недостаточно, чтобы оставить человека в живых, то, сказать по чести, он не хочет жить.
Гарри сглотнул, его затошнило.
– Тогда пусть закон делает свое дело. Отправьте строптивцев в Тауэр. И, Пройдоха, допросите обоих. Попытайтесь вразумить их.
– Фишер по-прежнему стоит на своем, – отчитывался Кромвель две недели спустя. – Он упрям и цепляется за свои убеждения. Твердит, что вы, ваша милость, не являетесь и не можете быть верховным главой Церкви Англии, отказывается признавать ваш брак с королевой Анной. Его непокорность можно истолковать только как измену. А вот сэр Томас… Мы допрашивали его уже несколько раз – Норфолк, Кранмер и я, но ничего не смогли добиться, кроме молчания.
Сидя за столом, Гарри подпер голову руками. Он постоянно молился о том, чтобы Мор пошел с ним. Значимость его поддержки была неоценима.
– Он что же, вообще ничего не говорит?
– Нет, он делает замечания по поводу хорошей погоды. И еще сказал, что всегда считался сперва с Богом, а потом с королем, следуя уроку, который ваша милость преподали ему, когда он только поступил к вам на службу. В остальное время он безмолвствует.
– Его молчание говорит о многом! – прошипел Гарри. – Оно может с успехом служить боевым кличем для моих противников.
– Мы предостерегли его, что он склоняется к измене. Норфолк со всей прямотой заявил ему, что бороться с королями опасно. Мор остался непоколебим.
– Надавите на него, – приказал Гарри. – Сделайте все, что можно. Я хочу, чтобы он был на моей стороне.
Папа, как вскоре стало ясно Гарри, определенно был не на его стороне. У Кромвеля дрожали руки, когда он показывал королю папскую буллу, в которой объявлялось решение понтифика. Гарри едва понимал смысл слов:
…Брак всегда был и остается прочным и соответствующим всем канонам, а прежде поименованный Генрих, король Англии, является супругом и должен впредь быть связан матримониальным союзом и совместным жительством с упомянутой леди Екатериной, его законной женой.
Ему запрещалось вновь вступать в брак под страхом отлучения от церкви.
– Это объявление войны, – выдавил из себя Гарри сквозь мрачную усмешку. – Перчатка брошена. Что ж, если Климент рассчитывает покорить меня своей воле, пусть подумает об этом еще. Его буллы отныне не имеют силы в Англии. И время назад не повернуть.
Храбрые слова, да. Но за ними скрывалось смятение, которое король силился подавить, потому как в глубине души все еще надеялся, что разлад с Римом можно как-нибудь уладить. А вот Климент, глупец, решил иначе.
– Это будет иметь последствия, – мрачно произнес Кромвель. – Леди Екатерина и ее сторонники получили подкрепление, а Англия открыта для гнева императора.
– Карл не станет нападать на Англию ради своей тетки, – с вызывающей уверенностью, которой на самом деле не испытывал, заявил Гарри.
– Он может изменить свое мнение, если папа отлучит вашу милость от церкви. Тогда вы останетесь в изоляции и совсем без друзей, весь христианский мир будет сторониться вас.
На мгновение Гарри похолодел. Перспектива оказаться оторванным от Бога и утешения, которое давала ему вера, прежде вселила бы в него страх, но теперь не могла повлиять на него или ослабить его решимость.
– Тогда я найду себе друзей среди протестантов в Германии! – пересиливая страх, отшутился Гарри.
Он решил показать всему миру, что не сомневается в своей правоте, ничуть не смущен решением папы и его королевской воле не стоит противиться.
В Кенте жила одна монахиня, некая Элизабет Бартон, которая, хотя и была никем, уже какое-то время сидела занозой в боку у Гарри. Она заявляла, что видит ангелов, и неоднократно пророчила Генриху и Анне злую участь. Разумеется, эта женщина была сумасшедшей, но глупые люди прислушивались к ее бредням, а допускать этого Гарри не желал. Он приказал, чтобы пророчицу привели к Кранмеру для допроса. Ее предупредили, чтобы она не смущала людей своими так называемыми предсказаниями, однако монахиня не прислушалась к предостережению, и ее снова доставили к архиепископу. На сей раз она призналась, что у нее в жизни не было никаких видений. Гарри отправил лжепророчицу и ее сподвижников в Тауэр, они публично каялись у Креста святого Павла, после чего были возвращены в темницу.
Гарри думал, на том история и завершится. Не тут-то было. Освободившись из Тауэра, Элизабет Бартон продолжила свои изменнические пророчества, и ее арестовали вновь. Терпение короля истощилось, и он решил сделать из несчастной поучительный пример.
– Пусть ее судят, – приказал он Кромвелю. – Притворяясь, что имеет чудесные видения, она вводила вдовствующую принцессу и леди Марию в соблазн поверить глупостям, которые говорила, и тем подстрекала их к неповиновению.