– А как быть с честью короля?! – вспылил Гарри.
– Мир знает, за кем больше правды, – тихо произнес Кромвель.
Прошло совсем немного времени, и Гарри понял, как он ошибся. Казнь человека, отличавшегося такой святостью, тем более епископа, вызвала шквал возмущения.
Когда Анна потеряла ребенка, в потоке крови и слез сердце Гарри упало, как свинцовая гиря. Было ли это карой ему? Он не мог поверить в такое. Разве не трудился он в своем королевстве во имя Господа, реформируя разложившуюся Церковь, освободившись от кровосмесительного брака? За что Всевышний гневается на него?
Гарри спросил у Кромвеля, по строжайшему секрету, возможен ли развод?
– Ваша милость, – ответил секретарь, видимо ничуть не смутившись, – я считаю, что расторжение вашего брака будет расценено как допущение, что вы ошиблись, когда расстались с вдовствующей принцессой. Половина христианского мира станет ожидать вашего возвращения к ней на том основании, что она ваша законная супруга.
Гарри огладил бороду и вздохнул:
– Вы правы, Пройдоха. Мне ни к чему очередной скандал. И я уже зашел слишком далеко, чтобы поворачивать назад.
В начале июля состоялся суд над сэром Томасом Мором, его тоже приговорили к смерти.
– К счастью, нашему новому генеральному представителю в суде, мастеру Ричу, удалось собрать свидетельства против него, после того как ваша милость отправили его изымать книги сэра Томаса, – отчитывался Кромвель, не замечая, как потрясен король.
Лишать ученого книг – это было жестоко, подумал Гарри, но необходимо, так как служило предостережением Мору: будет хуже, если он не даст клятву.
Кромвель же распустил крылья, он торжествовал.
– Рич притворился его другом и стал обсуждать с ним такой вопрос: вот, мол, если бы парламент сделал его, Рича, королем и назвал изменой факт отрицания этого, было бы преступлением идти против такого закона? Сэр Томас согласился, что это была бы измена. Тогда Рич предложил ему следующий вопрос: раз ваша милость стали верховным главой Церкви на земле, почему господин Мор отказывается признать вас таковым? Мор ответил, что это другое дело, так как парламент может возвести короля на трон и сместить его, но подданного нельзя принуждать к клятве по поводу верховенства, потому что король не может сделать себя главой Церкви. Таким образом он вынес себе приговор собственными устами. Хотя сам, разумеется, отрицал это. Он сказал, что во время допросов никогда не говорил ничего такого, что обличало бы его, так с какой стати он сделал бы такое замечание в беседе с Ричем?
Гарри прищурился. Неужели Рич солгал? А если так, не по приказу ли Кромвеля?
– Что ответил на это господин Рич?
– Он стоял на своем. Тогда сэр Томас сказал: «Если ваша клятва верна, тогда я молю о том, чтобы никогда не узреть лик Господа». И добавил, что он сожалеет о лжесвидетельстве Рича больше, чем о собственном тяжелом положении.
– А это было лжесвидетельство? – Гарри хотел знать, заигрывая с идеей проявить милость к своему старому другу.
Сказать по правде, он весь сжимался внутри при мысли о подписании смертного приговора Мору.
– Рич клянется, что нет. – Кромвель не смотрел королю в глаза.
– Тогда я молюсь, чтобы он делал это не по принуждению.
Гарри подписал приговор, возмущаясь способностью Анны беспечно заказывать новые платья для их грядущей поездки по западным графствам, когда его сердце было полно переживаний из-за Мора. Король предвкушал это путешествие, охоту и гостеприимство хозяев. Но была еще одна причина для намеченной поездки: он намеревался завоевать сердца людей и склонить их в пользу своих религиозных реформ. Королевских визитов удостоятся известные люди, которые поддерживали его политику; нужно было снискать расположение и у традиционалистов.
Пятого июля во главе огромной свиты, которая состояла из придворных и слуг и за которой тянулся обоз с багажом, Гарри и Анна отправились из Виндзора на запад, в Рединг. Это было накануне дня, назначенного для казни Мора. Тем вечером за ужином в Редингском аббатстве Гарри почти не притронулся к еде. Его тошнило.
Нужно было как-то отвлечься, и на следующий день, когда приговор Мору должны были привести в исполнение, Гарри отправился на охоту. По возвращении его ждала Анна.
– Мор мертв, – сказала она с таким довольным видом, какого у нее не было уже много дней. – Он сказал, что умирает вашим верным слугой, но прежде вас – Бога.
Гарри было невыносимо видеть торжество на лице Анны. В тот момент он ненавидел ее.
Король сел, сердце у него стучало.
– В его смерти виноваты вы! – прорычал он, тыча в Анну пальцем.
– Он был изменником и заслужил это, – бросила она в ответ. – Не я отрицала ваше верховенство над Церковью!
– Родите мне сына и оправдайте то, что я для вас сделал! – кипя от злости, прошипел король и обрадовался, увидев, что Анна бросилась в слезы и скрылась с его глаз.
Он не вставал с места до темноты, свечи сильно оплыли. Ему теперь не было дела до Анны. Все его мысли кружились вокруг вопроса: осудят ли его люди за смерть Мора, ведь этот человек пользовался известностью во многих странах? Любовь подданных много значила для Гарри, и одобрение христианского мира тоже. Теперь он видел, что, поддавшись раскаленной добела ярости, поставил под угрозу и то и другое. Но еще сильнее терзали его угрызения совести и раскаяние.
Только он не признался бы в этом ни одной живой душе.
Анна прилагала неимоверные усилия, чтобы порадовать супруга и отвлечь его от мрачных мыслей. Постепенно смягчаясь, он милостиво разрешил леди Рочфорд вернуться ко двору, думая, что это будет приятно Анне. Но вскоре та уже роптала, что невестка больше ей не подруга. Прошло совсем немного времени, и явились доказательства этого: тем летом, к ярости Гарри, в Гринвиче состоялась публичная демонстрация в поддержку леди Марии, леди Рочфорд была в числе нескольких причастных к ней дам.
– Но почему?! – воскликнула Анна. – Как могла она так притворяться?
Гарри догадывался. Отец леди Рочфорд, лорд Морли, был близок с епископом Фишером. Легко было понять, что вызвало ее отчуждение от Болейнов, впрочем, как и многих других. Но король ничего не сказал, боясь спровоцировать очередную громкую тираду, так как в последнее время истерические вспышки случались у Анны все чаще. Джейн и других глупых женщин он отправил в Тауэр.
Бальзамом для измученной души Гарри стала поездка по западным графствам в замок Садели, где они с Анной должны были провести неделю. По пути великолепные виды сменяли один другой. Под летним солнцем настроение короля постепенно улучшалось. Он с удовольствием устраивал пиры для дам и тайно забирался в постель с парой из них. Заметив, к собственному неудовольствию, что начинает лысеть, Гарри велел коротко обстричь ему волосы и приказал всем мужчинам при дворе следовать его примеру.
В конце июля к нему в Садели приехал Кромвель – он собирался разослать порученцев короля с инспекцией во все монастыри на западе страны. В кипучем настроении Гарри продолжил поездку и заглянул в Тьюксбери, Глостер, замки Беркли и Торнбери; последний когда-то принадлежал изменнику Бекингему. Наконец длинная кавалькада въехала в Уилтшир, где Гарри и Анна провели три ночи в огромном особняке поместья Вулфхолл в гостях у сэра Джона Сеймура.
Сеймуры очень понравились королю. Сыновья сэра Джона, Эдвард и Томас, весьма амбициозные молодые люди, были восходящими звездами при дворе. Что ж, в стремлении к жизненному успеху нет ничего дурного. Их сестра Джейн находилась среди фрейлин Анны, как та сама когда-то служила при дворе Кейт. Девушка была тихая и невзрачная, в двадцать семь лет не замужем, ее окружала какая-то мягкость – по мнению Гарри, весьма приятная. Увидев Джейн в кругу семьи, он почувствовал, как любят ее родные, и заинтересовался ею еще сильнее.
Однажды вечером после пира король заметил, как Джейн ускользнула из зала, где веселилось все общество.
Он решил пойти следом и познакомиться с ней поближе, покосился на Анну, которая чересчур громко смеялась какой-то скабрезной шутке сэра Фрэнсиса Брайана, и сказал сэру Джону Сеймуру:
– Надеюсь, вы меня извините, но я хотел бы немного подышать воздухом в вашем прекрасном саду. Кажется, у меня может опять разболеться голова. – Хозяин и вся компания стали подниматься с мест, но Гарри остановил их жестом руки. – Королю не часто выпадает шанс насладиться роскошью одиночества.
Гарри увидел Джейн прежде, чем она его, – хрупкая фигурка на скамье, головка в расшитом драгоценными камнями капоре склонилась, будто в молитве. Король удивился, почему девушка покинула праздник?
Крадучись он пошел вперед, думая о том, как спокойно в этом прекрасном месте и как он завидует сэру Джону – его сельской жизни, его радушной жене и многочисленному потомству. В тот момент бремя государственных дел показалось ему непосильной ношей. Сколь трудный путь он избрал, с горечью рассуждал про себя Гарри. Но разве могло быть иначе?
Джейн вскочила на ноги, испуганная приближением короля, а Гарри притворился, что удивлен неожиданной встречей. Она хотела уйти, чтобы не нарушать его уединения, но он остановил ее, и внезапно глаза их встретились. Джейн была похожа на встревоженную лань, готовую умчаться прочь.
Гарри мягко улыбнулся ей:
– Посидите со мной немного. Не пугайтесь так. Я не кусаюсь. – (Она села, вся дрожа.) – Какой прекрасный сад! Здесь так спокойно. Время словно исчезает. Вот она – подлинная Англия; ее истинная сущность не при дворах и не в городах. Джейн, вы понимаете, что я имею в виду?
– Думаю, да, сир, – ответила она. – Мне нравится здесь.
Гарри поразила ее искренность.
– Больше, чем при дворе?
– Это мой дом, сир.
– Редко встретишь человека, который тяготеет к тихой жизни, – вспомнив Мора в кругу его семьи, заметил король. – Сэр Томас Мор был одним из таких, – вдруг выдал Гарри. – Я завидовал его счастливой домашней жизни и тому, что у него есть досуг для ученых занятий. – Он сглотнул. – Я любил и уважал его. – Джейн промолчала, и Гарри почувствовал желание оправдаться. – Мир знает, кто стал причиной его смерти! – сказал он резче, чем собирался.