– Увы, сир, я хотела бы помочь вам, – прошептала Джейн, приклоняя голову к его голове, – но я ничего не понимаю в таких вещах. – Она замялась. – Если вы оставите королеву, это вернет вам расположение Господа? Тогда вы сможете вступить в другой брак с женщиной, которая выносит вам сыновей.
Гарри кивнул. Джейн сразу добралась до сути дела.
– Я в этом уверен, дорогая. – Он взял ее руку. – Джейн, я уже немолод. И не могу позволить себе ждать, пока Господь пошлет мне сына. Мне нужно срочно поговорить с Кранмером. – Гарри крепко обнял ее и поцеловал. – Я люблю вас, Джейн. Вы дали мне разумный совет. Взгляните, у меня для вас подарок. – Он достал из кармана что-то завернутое в бархат и вложил ей в руку; Джейн развернула ткань и, обнаружив внутри изумрудную подвеску и в пару к ней – кольцо с крупным камнем, втянула в себя воздух. – Изумруды означают чистоту и верность, – сказал Гарри.
– Не знаю, как благодарить вашу милость. Они прекрасны. Вы так добры ко мне. У меня нет слов, чтобы выразить, как я ценю это.
Гарри потянулся вперед и нежно поцеловал Джейн.
– Я бы отдал вам весь мир. И когда мы остаемся наедине, как сейчас, Джейн, вы не должны называть меня «ваша милость» или «сир». Я Гарри, ваш покорный слуга.
Она обвила руками его шею:
– Хорошо, сир… то есть Гарри.
Они засмеялись, но королю все равно было грустно.
– Что мне сделать, чтобы вам стало лучше? – спросила Джейн.
Он взглянул на нее со страстью:
– Утешьте меня. Помогите мне изгнать из сердца печаль, которую я чувствую.
Джейн крепче сжала его руками:
– Как я могу это сделать?
Вместо ответа Гарри жадно прильнул к ее губам и пробормотал:
– Пойдемте в постель.
Это случилось всего два раза. Дважды, и только. Слишком мало. Однако в начале февраля Гарри пришлось покинуть Гринвич и отправиться в Йорк-Плейс на Масленицу и новую сессию парламента. Анну он с собой не взял, а это означало, что и Джейн придется оставить, но вечерами король часто садился в барку и по реке отправлялся к ней. Его любовь к Джейн расцветала, как прекрасный бутон, открывающийся навстречу солнцу. Как же это было хорошо, как прекрасно, ничего похожего на его мрачную, неудержимую страсть к Анне. О них уже начали шептаться.
В конце февраля, когда зажелтели на клумбах нарциссы, Гарри отправил Джейн письмо и подарок – кошелек с золотыми соверенами.
– Ваша милость, мистресс Сеймур не может принять это, – сказал ему гонец. – Она встала на колени, поцеловала письмо, после чего вернула мне и то и другое, заявив, что примет от вашей милости приданое, только когда найдет себе мужа.
Гарри вновь подивился добродетели Джейн.
– Поезжайте к ней еще раз, – приказал он. – Передайте, что я буду навещать ее или разговаривать с ней только в присутствии кого-нибудь из ее родственников.
Желая порадовать Джейн, Гарри решил назначить ее брата Эдварда Сеймура джентльменом личных покоев. Он не сомневался в том, что Эдвард и Томас Сеймуры, амбициозные молодые люди, стремившиеся к продвижению по службе, побуждали свою сестру ублажать его. Их приятели – Кэрью, Брайан, Эксетеры и Поулы, все консерваторы, единодушно поддерживали связь короля с Джейн и постоянно критиковали Анну в его присутствии. Минули те дни, когда он стал бы сердито одергивать их. Когда Гарри и Джейн воссоединились в Йорк-Плейсе, даже она нелестно отозвалась об Анне, о ее недобром нраве, сварливости и пренебрежении по отношению к нему. Анна сорвала медальон с портретом Генриха с шеи Джейн. Король отшатнулся, когда Джейн показала ему красный рубец на горле. Очевидно, Анна понимала, что ее дни миновали, и отыгрывалась на окружающих.
Гарри хотелось снова залучить Джейн в свою постель, чтобы ощутить прикосновения ее любящих рук, но после тех двух прекрасных ночей она держала его на расстоянии и даже не позволяла ему себя целовать. Королю нравилась ее неприступность, хотя он и страдал от неутоленного желания.
Гарри поговорил с Кромвелем, обеспокоенный тем, как ему продолжать свои ухаживания за Джейн и как будут развиваться их отношения, если он не может видеться с ней наедине.
– Я помогу вашей милости. – Кромвель улыбнулся, его не ставили в тупик никакие проблемы. – Я освобожу свои комнаты в Гринвиче, откуда можно тайно проходить в ваши личные покои. Сэр Эдвард Сеймур и леди Сеймур могут поселиться там и присутствовать при ваших встречах с леди Джейн. Вы будете попадать туда из галереи, так что вас никто не увидит.
– Пройдоха, вы прелесть! – воскликнул Гарри.
Все устроилось как нельзя лучше. Сеймуры удалялись в соседнюю комнату, когда Гарри приходил скромно засвидетельствовать свое почтение Джейн. Сперва ему было достаточно видеть свою возлюбленную и говорить с ней, он удерживался от того, чтобы вынуждать ее на большее. Что думала Анна по поводу отсутствия Джейн, он не знал и знать не хотел. Но даже такая степень уединенности не уберегла их от сплетен.
– До мессира Шапюи, кажется, дошли какие-то слухи, – сообщил Кромвель королю в конце мая после заседания Совета. – Я сказал ему, что ваша милость, по моему мнению, решили отныне вести более целомудренный образ жизни и больше не менять жен. – Кромвель ухмыльнулся.
Гарри помолчал. Больше не менять жен? Мысль о новом браке то и дело приходила ему в голову, хитрым червем внедрялась в мозг. Но как? Кромвель предупреждал, что развод с Анной будет воспринят как признание, что он был не прав, когда оставил Кейт, и это может поставить под сомнение легитимность Елизаветы как его единственной наследницы.
– Ясно, что Шапюи, – продолжил меж тем главный секретарь, – держится невысокого мнения о целомудрии мистресс Сеймур, так же как в целом косо смотрит на мораль большинства англичанок. Но я поправил его.
Услышав это, Гарри испытал большое облегчение.
Казалось, от этого брака ему никак не избавиться, а жить и дальше в разладе с Анной было невозможно. Честно говоря, теперь она могла являться препятствием для союза с Империей, однако у Гарри не было иного выхода, кроме как бороться за то, чтобы Карл признал ее королевой. Это стало бы окончательным оправданием всего, что он сделал.
Анна направила свою энергию на домашние дела, не скупясь тратилась на новые наряды для себя и Елизаветы. Вот и хорошо, думал Гарри. Однажды вечером он вошел в ее спальню и увидел наваленные на кровати рулоны пурпурной парчи, черного и золотистого бархата, ярко-розового и белого атласа, шкурки каракуля и горностая, киртлы из белого атласа и черного дамаста, ночные рубашки, плащи и тапочки.
– Вы сделаете меня нищим, – заметил король, и Анна сверкнула ему улыбкой.
Это была прежняя Анна – та, что могла раздразнить и очаровать его. Гарри вдруг ощутил прилив желания. Может быть, они снова смогут зачать сына! Кончилось тем, что он повалил Анну на постель среди атласа и бархата, не тревожась о том, что они могут испортить ткани. После Анна лежала и с ликованием смотрела на него, явно считая, что он снова принадлежит ей. Что ж, пусть наслаждается своими фантазиями, если в результате она не будет досаждать ему жалобами и упреками.
– Император, видимо, теперь сам хочет заключить союз с вашей милостью и готов к примирению, – говорил Кромвель Гарри, когда они прогуливались по дорожкам личного сада короля, вдали от других придворных. – Из Италии пришли донесения, что он не позволил епископу Рима отлучить вас от церкви.
Гарри это обрадовало. Отлучение, написанное Климентом, так и не было обнародовано, хотя угроза оставалась, и советники опасались, что это сделает преемник Климента, папа Павел, который, судя по всему, был гораздо более стойким противником английского короля, а потому Гарри был благодарен Карлу за вмешательство. Этот знак внушал надежду.
– Император через Шапюи дал понять, что желает поддержать ваш брак с королевой Анной, если вы объявите законнорожденной леди Марию.
Гарри наклонился сорвать для Джейн фиалки.
– Пройдоха, вы одобряете этот союз?
– Я полагаю, он жизненно важен для безопасности и процветания Англии. Лондонские торговцы пострадали от разрыва с Империей, ведь там их рынки. Они будут приветствовать новый альянс. Даже Болейны и их сторонники решили оставить надежды на entente[23] с Францией и поддержать налаживание отношений с императором.
Гарри слышал об этом от Анны.
Кромвель понизил голос:
– Ваша милость, королева отчитала меня за то, что я уступил свои комнаты Сеймурам. К несчастью, в последнее время она очень враждебно настроена по отношению ко мне. Мы рассорились с ней в прошлом году из-за роспуска монастырей. Она желала, чтобы их реформировали или использовали иначе – для благотворительности, образования…
– Благородная цель, – заметил Гарри, – но напрасная.
– Особенно если учесть вскрытые нами распутство и разложение. Скоро все монастыри будут закрыты, начиная с самых мелких, за ними последуют и крупные. Ее милости следовало бы задуматься о том, какие выгоды это принесет казне.
При мысли о бесчисленных возах с сокровищами, которые вскоре потянутся в его сторону, глаза Гарри заблестели. А заодно он положит конец вредительской деятельности монахов и монахинь, тайно поддерживавших Рим.
Гарри знал, что теперь Анна ненавидела Кромвеля. Она даже подталкивала короля к тому, чтобы отправить секретаря на плаху, и поручила своему олмонеру в Страстную пятницу прочесть проповедь с призывом отправить на виселицу зловредных министров. Однако Гарри отмахнулся от всего этого, как от женского каприза. Он не собирался отказываться от Кромвеля.
Решив подготовить твердую почву для союза с императором, заручившись его публичным признанием Анны королевой, Гарри пригласил Шапюи во дворец Гринвич во вторник на Пасхальной неделе. Встречать посла у гейтхауса должен был Рочфорд, после чего планировалось появление Кромвеля со словами, что король приглашает Шапюи посетить Анну и поцеловать ее в щеку, а это была огромная честь, выпадавшая только тем, кто находился в большой милости у короля.