– Только Смитон.
– Черт бы его побрал! Черт бы побрал их всех!
Он отпустил Кромвеля и сел у камина, мысли у него разбегались, гнев не утихал. Не стоило ему быть таким милостивым. Пусть бы они все, даже Рочфорд, испытали полное наказание, которое закон налагал на изменников!
Теперь Гарри хотелось одного: чтобы это жуткое дело завершилось. Завтра Анна тоже умрет, он будет свободен, сможет жениться на Джейн, и мир станет более приятным местом.
Ближе к вечеру явился Кранмер. Король отложил книгу, которую пытался читать:
– Да, милорд архиепископ?
– Дело сделано, ваша милость. Я объявил ваш брак с королевой аннулированным и не имеющим силы, в связи с чем принцесса Елизавета утратила свои права. Поверенные королевы не оспаривали мое решение.
– У них не было на то оснований, – заметил Гарри, размышляя о том, как сильно скажутся события этого дня на Елизавете, невинном ребенке.
Но у него не было выбора: сыну Джейн должно быть обеспечено право на наследование престола. После стольких разочарований он не смел даже думать о том, что этот ребенок может оказаться не мальчиком. Сеймуры, напомнил себе Гарри, были весьма плодовитым семейством.
– Условия были объяснены им предельно ясно, – продолжил Кранмер, – и они подписали согласие королевы.
– Она, как и я, знала, что мои отношения с ее сестрой создавали препятствие для нашего брака, но мы оба решили не придавать этому значения. – Гарри вздохнул. – Страсть слепа, Томас.
– Я полагаю, ваша милость, что леди думала не столько о препятствиях к браку, сколько о том, какой смертью она умрет, – сухо проговорил Кранмер, его лицо при этом стало еще более печальным, чем обычно.
– Про нее как-то раз сказали, что она смелее львицы, – вспомнил Гарри, игнорируя скрытый упрек, – но отвага, похоже, покинула ее.
– Напротив, сир, она встречает смерть храбро, как я слышал.
– Вы всегда защищали ее, Томас, но вам известно, кому вы должны хранить верность.
– Это был нелегкий выбор, – упирался Кранмер.
– Вините во всем Кромвеля! – рявкнул Гарри и, к своему ужасу, увидел, что глаза Кранмера наполнились слезами. – Клянусь святым Георгием, любезный, она не стоит вашего сочувствия!
– Да, сир. Но я держался хорошего мнения о ней, мне трудно поверить, что она виновна во всех этих преступлениях. И она была великой защитницей реформ.
Гарри прищурился:
– Вы отрицаете ее вину? Двадцать семь пэров, в том числе родной отец, осудили ее!
– Я не отрицаю. Но меня это потрясло, и мне очень жаль, что она создала вашей милости такие проблемы и доставила столько неприятностей.
– Хм… – немного утихомирившись, хмыкнул Гарри. – Можете пойти к ней, если хотите. Примите у нее последнюю исповедь.
– Благодарю вас, сир, – пробормотал Кранмер и торопливо вышел.
Гарри сильно забеспокоился, узнав, что казнь Анны пришлось перенести на другой день, так как в Тауэре не все было готово. Он даже обнаружил в своем сердце жалость к ней. Что, если она успела подготовиться к казни, а теперь ей придется вновь собираться с духом? Что чувствует человек, которому даровали еще несколько драгоценных часов жизни на земле и который считает их, а они неумолимо и быстро истекают?
На следующий, роковой день Гарри облачился в черный траур и провел утро в молитве. Казнь должна была состояться в девять утра. Когда наступил этот час, он услышал отдаленный пушечный выстрел. Все кончено.
Анны больше нет.
Это невозможно объяснить, но Гарри вдруг неудержимо разрыдался.
Глава 29
Вскоре после этого он услышал приближающиеся к кабинету шаги. Наверняка это Кромвель, вернулся из Тауэра.
– Ваша милость, королева мертва, – сообщил министр. – Она приняла смерть храбро. – В голосе Кромвеля слышалось необычное для него удивление.
Гарри поднялся с колен, ноги у него как будто обмякли и подкашивались. Анна мертва в тридцать пять лет. Это было почти невероятно. На мгновение перед его глазами встало лицо очаровательной девушки с зовущими глазами и темными волосами, унизанными бусинами из драгоценных камней. Мысли Гарри остановились. О, она околдовала его своими чарами и тех, других мужчин тоже! Нельзя забывать об этом.
– Все прошло быстро? – спросил король.
– Да, вы не успели бы произнести «Отче наш». Она просила людей молиться за вас и сказала, что вы всегда были для нее добрым и милостивым государем.
– Признала она свою вину?
– Она сказала, что не желает говорить об этом, но просила людей, чтобы они склоняли свое суждение к лучшему.
Будь она проклята! Верна себе до конца. И теперь все будут задаваться вопросом: не умерла ли она невинной? О, она поступила мудро!
– Пошлите гонца к леди Брайан в Хатфилд! – приказал король. – Прикажите передать ей, пусть не сообщает новость леди Елизавете и бережет ее от слухов. У малышки еще будет время узнать правду о матери, когда она подрастет. А пока она еще слишком мала.
Король провел день в уединении, а вечером отправился к Джейн. Когда он увидел ее, такую скромную и милую, сердце у него радостно забилось. В голове пронеслась мысль: это мать моего сына! Скоро мир узнает, что она носит наследника престола. А пока это было едва заметно.
На следующее утро в Хэмптон-Корте состоялась их официальная помолвка, и мир как будто пришел в равновесие. Венчание прошло тихо десять дней спустя в молельне королевы в Уайтхолле, а после этого испуганная с виду Джейн, в белом атласном подвенечном платье, заняла свое место рядом с Гарри на троне консорта под парадным балдахином в зале для приемов.
Король по такому случаю надел великолепный наряд. В сорок пять лет он гордился своей прекрасной фигурой. Талия у него была стройная, а грудь широкая. Тем не менее зеркало показывало ему, что годы берут свое: волосы поредели, лицо загрубело. Невзгоды и переживания последних лет оставили свои следы, причем не только на его внешности. Если раньше он был открыт, великодушен и идеалистичен, то теперь, наоборот, стал скрытен, непримирим и вспыльчив. Гарри сам понимал это, но ничего не мог поделать и все чаще срывался, теряя терпение. Такова цена величия, заверял себя король, и результат пережитых бед.
Ту ночь он провел в постели с Джейн, наслаждаясь ее близостью и чувствуя, что попал из ада в рай. Ему хотелось обладать ею, однако он удержался из страха навредить ребенку. Но как же хороши были ее ласки и как приятно было скользить пальцами по ее гладкому телу!
Воздержание не возымело действия. Ребенок родился раньше срока, выплеснулся с потоком крови. Гарри едва мог сдержать слезы. Он был в отчаянии. Неужели никогда ему не стать отцом сына, даже с Джейн, право которой быть его женой не мог оспаривать сам Господь?
Он сидел рядом с ней и держал ее за руку.
– Не могу выразить, как мне жаль, – всхлипывая, проговорила она.
– То была Господня воля, – со вздохом ответил Гарри.
– О мой дорогой, я бы не пожелала, чтобы это случилось, за все сокровища мира, – прошептала Джейн.
На праздник Троицы и Духова дня они уехали в Гринвич. Там Джейн провозгласили королевой, и она вместе с королем пошла на мессу в сопровождении большой свиты дам и под шепот толпившихся по пути придворных. Позже в тот же день она торжественно обедала, по бокам от нее стояли ее братья: Эдвард, только что ставший виконтом Бошаном, и Томас. Из них двоих Гарри предпочитал Томаса как хорошего компаньона, но нельзя было отрицать того, что Эдвард лучше справлялся с государственными делами, а потому постепенно набирал вес при дворе и начинал пользоваться большим влиянием. Человек высокомерный и замкнутый, несмотря на весьма развитое чувство собственного достоинства, он находился под каблуком у своей норовистой супруги Анны, которую Джейн не любила.
– Она слишком властная, – жаловалась новая королева. – Из-за нее я чувствую себя какой-то незначительной.
– Клянусь святым Георгием, я не позволю ей принижать вас! – заявил Гарри. – Боюсь, ваш брат слишком идеалист, чтобы из него получился строгий супруг.
– Он человек умеренный и здравый.
– Да, и целиком поддерживает реформы, но его настоящее призвание – военное дело. Я сделаю его военачальником.
– Мне радостно слышать, что мой брат может сослужить вам хорошую службу. – Джейн улыбнулась.
Оба брата королевы сопровождали ее, когда она вместе с королем отправилась на барке из Гринвича в Уайтхолл и совершила торжественный въезд в Лондон. Гарри стоял на палубе и принимал салют четырехсот пушек, установленных вдоль пристани Тауэра. Он заметил, что Джейн вся дрожит, и понял: она думает об Анне, тело которой гнило в могиле под полом церкви Святого Петра в Оковах, находившейся в нескольких ярдах от того места, где покачивалось на водах Темзы их судно. Лучше не думать об этом, сказал себе Гарри. Тауэр в тот день выглядел праздничным: на стенах висели знамена и вымпелы. Никто не смог бы догадаться о том, какие трагедии разыгрались за ними не далее как в прошлом месяце.
Джейн справилась с эмоциями и, когда король повел ее с процессией на торжественную мессу в Вестминстерское аббатство, была уже спокойна. На следующее утро она стояла в галерее над гейтхаусом Уайтхолла и махала рукой Гарри, уезжавшему открывать сессию парламента. Король поздравил себя с тем, что выбрал такую любящую и верную долгу жену. Она не станет участвовать в спорах о религии или политике, она сострадательна и набожна. Если Джейн казалась отстраненной и высокомерной, это оттого, что она, будучи всего лишь дочерью рыцаря, чувствовала себя неловко рядом с главными лордами и леди королевства. И тем не менее Джейн держалась с поистине королевским достоинством и не роняла свою честь.
Гарри планировал устроить для нее роскошную коронацию, которая должна была состояться в октябре. Собирались построить огромную барку по образцу буцентавра венецианских дожей; на ней Джейн доставят из Гринвича в Лондон, где ее встретят великолепными живыми картинами и музыкой.