А вот Стивен Гардинер королю не нравился. Епископ Винчестерский был еще одним человеком, на котором Гарри время от времени срывал гнев. Несмотря на то что Гардинер признал верховенство короля над Церковью, он оставался религиозным консерватором. Они с Кромвелем терпеть не могли друг друга, и Гардинер решительно порицал проводимые его соперником реформы, равно как и вмешательство Кромвеля в церковные дела. Это была не просто профессиональная вражда, но острый личный конфликт, и каждый из противников выжидал момент, чтобы повергнуть другого во прах.
Именно Гарри и Кромвель заложили основы новой доктрины Англиканской церкви, выбрав срединный путь между учениями католиков и более радикальными воззрениями реформистов.
Однажды Гарри попытался объяснить их Джейн, когда они вместе рыбачили у пруда в Хэмптон-Корте. Она посмотрела на него с сомнением:
– Гарри, мне непонятны эти перемены.
Он знал, что в сердце своем Джейн держится старой религии.
– Дорогая, этот новый акт утверждает, что основой истинной веры является Писание и что тело и кровь Христовы действительно присутствуют на мессе. Он говорит, что христиан можно судить по вере и добрым делам, а не по одной только вере, как считают еретики.
Бледное, напряженное лицо Джейн немного просветлело.
– Но что будет с образами? Святыми?
– Образа можно использовать как напоминания, но не как объекты поклонения, иначе это будет идолопоклонством. А святых следует почитать как образцы святости и как посредников для передачи наших молитв. Вы можете взывать к их заступничеству и отмечать дни их памяти, как обычно. Видите, дорогая, ничто на самом деле не изменилось, только прощения и индульгенции из Рима поставлены под запрет.
С любым другим человеком Гарри не проявил бы столько терпения и мог даже обвинить такого собеседника в том, что тот подвергает сомнению его мудрость. Но с Джейн он становился другим – образцовым монархом. Под ее мягким влиянием он старался быть добрее, меньше раздражаться. Да, временами он вел себя как старый медведь и знал это, но не мог совладать с собой. Он был таким, какой есть.
Джейн неуверенно улыбнулась. Гарри оставил этот разговор и занялся ловлей рыбы. Наконец они вернулись во дворец, и король проводил супругу в ее покои, чтобы провести там время на досуге. Вокруг них собрались придворные, музыканты начали играть, достали карты. Гарри сдавал, и тут с поклоном вошел Кромвель:
– Ваша милость, вам будет приятно узнать, что распоряжение отдано.
Король кивнул, очень довольный. Джейн вопросительно взглянула на него.
– Мадам, милорд Кромвель организовал закрытие мелких монастырей, – пояснил Гарри.
Стоявшие вокруг джентльмены стали одобрительно переговариваться. Джейн ужаснулась, но ничего не сказала.
Гарри удалился в свой кабинет с Кромвелем, чтобы обсудить размер пенсий, которые будут назначать монахам и монахиням из упраздненных обителей, когда обширные владения аббатств и получаемая ими рента попадут в казну, удвоят доходы короля и увеличат его власть. Эти средства можно будет использовать для финансирования строительных проектов и приобретения новой собственности. Кроме того, в сокровищницу Гарри уже свозили драгоценные камни, снятые с распятий, украшения, изъятые из святилищ и алтарей, дорогую церковную утварь.
– Пройдоха, – сказал Гарри, – я намерен раздать часть монастырских земель, чтобы заручиться поддержкой и верностью влиятельных людей и тех, кто колеблется. Я создаю новый Суд приумножения под вашим началом, чтобы реализовать это. Отдавайте предпочтение важным придворным, затем лордам мирским и духовным, после них рыцарям, джентльменам и служителям двора. Остальное можно передать тем торговцам, законникам, врачам и йоменам, которые стремятся стать землевладельцами.
– Должны ли все они платить за эти привилегии, сир?
– Большинство, Пройдоха. Это будет зависеть от того, кого следует хорошо вознаградить.
Глаза Кромвеля заблестели.
– Посмотрим, сколько деловых людей готовы поступиться своими принципами ради выгоды.
– Я не предвижу особых протестов, – ответил Гарри. – Насколько я могу судить, мои дворяне с ног собьются, лишь бы купить монастырские земли и использовать строительные материалы, которые попадут им в руки, для возведения своих новых великолепных особняков. Уолси гордился бы мной. Он всегда говорил, что для короля лучший способ держать под контролем военную аристократию – это заставить их состязаться в подражании своему величию.
– И по ходу дела доводить себя до краха! – со смехом добавил Кромвель.
– Это отвлечет их от посягательств на трон. – Гарри хмыкнул и прищурился, поняв, что оппозиция его реформам все-таки возможна. Он рассчитывал противопоставить ей алчность своих лордов.
Ричмонд умер. Эту горькую новость принес королю Норфолк, тесть мальчика. Он явился к нему, когда жарким июльским днем Гарри сидел в саду в одной рубашке и читал последние отчеты о закрытии монастырей.
– Что случилось, милорд? – спросил он, видя, что на Норфолке лица нет.
Герцог встал на колени:
– Ваша милость, ваш дорогой сын отправился к Господу. – Голос Норфолка звучал необычайно мягко.
– Нет! – воскликнул Гарри, не в силах осознать услышанное. – Только не мой сын, мой прекрасный мальчик!
– Мне очень жаль. Моя бедная дочь в отчаянии.
– Он был моей надеждой, моим сердцем. – Гарри раскачивался вперед-назад от горя. – Что случилось? Он всего лишь слегка подкашливал, когда я навещал его в последний раз.
Гарри разместил Ричмонда в апартаментах нового Сент-Джеймсского дворца, и вечером они славно поохотились в парке, как обычные отец и сын. Король ценил такие моменты, лелеял в душе память о них, но больше они не повторятся.
– Мой мальчик, мой мальчик! – стенал он. – Ему было всего семнадцать лет. Вся жизнь впереди. Его ждала великая судьба. А теперь…
Гарри почувствовал на своем плече чью-то руку. Норфолк, этот грубый вояка, неуклюже пытался утешить его.
С невероятным усилием Гарри собрался и сжал руку герцога:
– Никому не говорите об этом. Я не желаю, чтобы люди считали, будто я способен зачинать только слабых сыновей. Пока у меня нет законного наследника, я хочу избежать спекуляций на тему престолонаследия. При отсутствии у меня детей от королевы Джейн я намеревался сделать Ричмонда своим наследником и приказал бы парламенту объявить его таковым. Но теперь… – Слезы полились из его глаз; Норфолк кивнул. – Оберните тело свинцом и тайно отвезите в Тетфордский монастырь, где покоятся ваши предки. Пусть его похоронят там, – распорядился Гарри, заставляя себя собраться и понимая, как трудно ему будет скрывать горе.
Его сын, его храбрый, жизнерадостный сын ушел навеки…
Но рядом была Джейн. Ей он мог излить печаль своего измученного сердца. На ее нежной груди он мог плакать до изнеможения.
Разумеется, новость утаить не удалось. Вскоре весь двор судачил о смерти Ричмонда, его спешных похоронах и косо смотрел на Гарри: какой скорбящий отец распорядился бы организовать такие скромные похороны своему сыну.
Раз необходимость сохранять тайну отпала, Гарри захотел оправдаться перед миром. На заседании Совета он обрушился на Норфолка.
– Почему вы не похоронили моего сына с подобающими ему почестями? – прокричал король, а лорды, все до единого, возмущенно уставились на герцога.
Норфолк встал и с багровым от ярости лицом протопал к двери.
– По-моему, его милость нужно отправить в Тауэр за такое пренебрежение своим долгом, – громко сказал Кромвель.
Герцог обернулся:
– Когда я удостоюсь заключения в Тауэр, пусть Тоттенхэм станет французским![24]
Гарри не смел встретиться с ним взглядом. Он знал, что не прав.
– Я погорячился, – сказал король. – Вероятно, герцог неправильно понял мое распоряжение. Милорд, простите вспыльчивость обезумевшего от горя отца. – Он замолчал, а Норфолк кивнул и вернулся на место. – Когда Тетфордский монастырь будет упразднен, а это случится, пусть тело моего сына перевезут в церковь Фрамлингема, где покоятся многие Говарды. И пусть погребение сопровождается всеми положенными почестями.
– Я позабочусь об этом, сир, – сказал умиротворенный Норфолк.
На следующий день Гарри поехал с Джейн в Дувр осматривать оборонительные укрепления. Путешествие через Кент с ночными остановками в Рочестере, Ситтингборне и Кентербери, которое обычно доставляло королю удовольствие, на этот раз ничуть не подняло ему настроение.
Оставшуюся часть лета они провели на охоте, много занимались спортом – в постели и вне ее. Гарри чувствовал себя помолодевшим, и все благодаря Джейн, но ему не давала покоя мысль, что она до сих пор не понесла снова. Неужели Господь хмуро смотрит и на этот брак? Или сам он в сорок пять лет уже вышел из возраста, в котором мужчины становятся отцами? Эта мысль ужаснула Гарри.
– Я чувствую, что старею, – поделился он с Шапюи, когда они прогуливались по пустому ристалищу в Уайтхолле. – Не уверен, будут ли у меня дети от королевы.
Шапюи затряс головой:
– Еще рано судить об этом, ваше величество, к тому же вы мужчина в расцвете сил. Нет причин, почему бы Господь не даровал вам сына и наследника.
– Тогда я молюсь о том, чтобы Бог не откладывал свою милость надолго! – с жаром произнес Гарри.
Он продолжил исполнять супружеский долг и получать удовольствие – живо и с радостью.
Пора было планировать коронацию Джейн.
– Я намерен совершить чудеса! – Гарри оторвался от книги с образцами итальянской и французской мебели. – Я выбрал самую роскошную обстановку для вашего пребывания в Тауэре перед торжественным въездом в Лондон, и плотники по моему приказу уже вовсю трудятся в Вестминстер-холле, готовят его к коронационному банкету. Полагаю, моя дорогая, вам пора заказывать мантию. Я пришлю своего портного, чтобы вы выбрали материал.
Джейн мило улыбнулась ему, но Гарри почуял неладное. Она напоминала пугливую птичку – везде видела опасность.