– С этим фактом я слишком хорошо знаком! – прорычал Гарри.
Он тоже беспокоился за принца. Мальчик был вполне здоров, но вдруг утрата матери плохо на него повлияла?
Однако король еще даже не начал задумываться о том, чтобы сделать Эдуарду братика.
– Мы просим вашу милость во благо королевства настроить свой разум на четвертый брак, – безжалостно продолжил Кромвель.
Гарри сердито глянул на него:
– Честное слово, любезный, вас всех что, из камня вытесали?! Еще недели не прошло после похорон королевы!
– Сир, мы все вам сочувствуем. Но разумно будет обезопасить передачу престола. Я уже взял на себя смелость составить список подходящих иностранных принцесс.
– Можете его разорвать! – резко бросил Гарри, едва сдерживая слезы.
Как ему вынести другую женщину в постели, которую он делил с Джейн? Сможет ли он вообще совершить супружеский акт? Он чувствовал себя опустошенным.
– Сир, брак королей – дело государственное, а не сердечное. Это политическая необходимость!
– Клянусь Богом, клянусь, вы лишитесь головы! – закричал Гарри, сорвал с себя берет и стукнул им Кромвеля по макушке. – Убирайтесь, подлый сын кузнеца! Не вам судить о сердечных делах королей?
Гнев короля утих, как только Кромвель торопливо вышел из комнаты. Гарри понимал, что беспокойство его министра оправданно. Взять другую жену – разумный шаг. Только как настроить на это свой разум?
Но он должен. У него есть обязанности перед королевством.
– Я понимаю, что мне нужно снова жениться, – со вздохом произнес Гарри. – У меня есть один сын, и я должен обезопасить престолонаследие, зачав других.
Он ужинал с Кромвелем и Марией, за которой послал, сказав, что ему для поднятия настроения необходимо женское общество.
Кромвель оживился:
– Союз с иностранкой принесет вам большие выгоды, сир.
– Я еще не стар, – сказал Гарри. – Мне всего сорок шесть, и я, вероятно, самая желанная добыча во всем христианском мире.
– Так и есть, сир. Многие дамы обрадовались бы и почли для себя за честь предложение вашей руки, но я занимался этим делом, и проблема в том, что прямо сейчас есть очень мало подходящих невест. Некоторые – протестантки, а другие нежелательны с политической точки зрения.
Гарри небрежно махнул рукой:
– Ну, присмотритесь, присмотритесь. Я полагаюсь на ваше суждение, Пройдоха.
Зима выдалась унылая. Мария уехала в Хансдон и увезла с собой Елизавету. Гарри чувствовал себя покинутым. Он разрывался между скорбью по Джейн, раскаянием, что когда-то публично отчитал ее, эту бедную, нежную душу, страхом перед перспективой новой женитьбы и опасениями, что Эдуард может умереть. Лишь по весне король организовал в Хэмптон-Корте двор для сына под руководством достопочтенной леди Маргарет Брайан, которая раньше заботилась о Марии и Елизавете.
Гарри приказал обустроить для принца роскошные апартаменты. В зале для приемов стояла великолепная парадная колыбель, где наследника английского престола демонстрировали избранным гостям, приходившим посмотреть на него по парадной лестнице и через полный стражников караульный зал. Страх потерять своего драгоценного сына толкнул Гарри на установление строжайших правил с целью устранить любые возможные угрозы здоровью и безопасности принца. Король опасался не только болезней, но и отравления и кинжала убийцы. Даже высшие дворяне должны были получать у него письменное разрешение, прежде чем приблизиться к колыбели принца.
Гарри начал задумываться: хорошо ли, что Эдуард живет при дворе?
– Ни один из служителей принца не должен говорить ни с кем, кто хотя бы предположительно контактировал с чумой, – говорил король Кромвелю, когда они вместе составляли правила. – В летние месяцы им запрещается без разрешения посещать Лондон, чтобы не стать переносчиками болезни. Любой заболевший должен незамедлительно покинуть двор. – (Кромвель записал все это.) – Камергер принца обязан следить за его одеванием, ежедневным купанием, приготовлением для него еды и стиркой одежды. Всю пищу принца необходимо пробовать для проверки, не отравлена ли она. Стены и полы в комнатах, галереях, переходах и дворах внутри и вокруг его покоев следует обметать и мыть с мылом трижды в день. Все обязаны соблюдать высочайшие стандарты личной гигиены.
Кромвель приподнял брови:
– Это навряд ли. Уолси не раз пытался добиться этого, и все напрасно. Пришлось даже нарисовать кресты на стенах, чтобы люди не мочились у святых знаков.
Гарри с отвращением фыркнул:
– Тем не менее пусть в этом важнейшем деле все будет так, как я хочу! Позаботьтесь об этом, Пройдоха. Запишите еще: пусть все, что может попасть ребенку в руки, предварительно моют. И я хочу, чтобы при дворе принца не было пажей – мальчики легкомысленны и неловки. Клянусь святым Георгием, двор – место нечистое! Я начинаю склоняться к мысли, что свежий сельский воздух гораздо полезнее для малыша.
– Я согласен с вашей милостью, – мрачно произнес Кромвель.
Роскошные покои вскоре были заперты, двор Эдуарда переехал за город и размещался в разных детских дворцах у Темзы, где провели ранние годы сестры принца. Гарри часто присылали отчеты о том, как идут дела у его сына.
– Не было еще такого прекрасного для своего возраста ребенка, – сказал король в очередной раз приехавшей ко двору Марии, когда они состязались в стрельбе из лука по мишеням. – Он быстро растет и набирается сил. Леди Брайан считает, что Эдуард рано начнет стоять.
– Мне хотелось бы видеть его чаще. – Невыразительное лицо Марии приняло задумчивое выражение, и Гарри пришло на ум, что ей уже самое время заиметь собственное дитя, но пока не подворачивалось никакой партии, которую он счел бы подходящей.
Той весной, когда Гарри охотился в Ройстоне, к северу от Лондона, к нему привезли Эдуарда. Ребенку исполнилось уже семь месяцев, и он так походил на мать, что на него больно было смотреть. Малыш не испугался огромной блестящей фигуры отца, а протянул к нему ручонки, агукая и хохоча. Гарри поиграл с сыном, потряс перед ним золотой погремушкой, которую принес с собой, и покачал мальчика на колене, потом, взяв на руки, поднес к окну, чтобы собравшиеся внизу люди могли увидеть своего будущего короля. Неудивительно, что они радостно закричали, потому что их принц был одним из милейших малышей, каких только можно сыскать, – сильный, здоровый и бойкий, мальчик подавал большие надежды. Гарри впечатлило даже то, что ребенок громко выразил протест плачем, когда леди Брайан пришла, чтобы забрать его в детскую.
– У него определенно есть характер! – заметил король.
– Несомненно, сир! – Леди Брайан крепко обхватила руками брыкающегося Эдуарда и унесла его прочь.
Из поездки по стране Гарри вернулся полный планов. Он продумал, какое образование будет давать сыну, и составил самый авантюрный строительный проект из всех, за какие брался доселе.
– Я хочу иметь дворец, который мог бы соперничать с резиденцией французского короля в Шамборе, – однажды за ужином сказал Гарри Саффолку. – Его создание поможет мне отвлечься от своего горя и повысит мою репутацию.
Саффолк улыбнулся. Ему было уже пятьдесят четыре. Годы жизни в довольстве состарили его, он тоже изрядно растолстел. Давно миновали те времена, когда они с Гарри бились друг с другом на турнирах. Но и по сей день герцог оставался самым старинным и задушевным другом короля, а потому пользовался свободой открыто высказывать свое мнение.
– Гарри, когда вы уже перестанете строить? Неужели вам мало шестидесяти домов?
– Скорее уж семидесяти! – Король рассмеялся.
Он взял Саффолка с собой в Юэлл в Суррее, расположенный в самом сердце обширного охотничьего угодья Хэмптон-Корта. Неподалеку находилась деревушка Каддингтон, но Гарри приказал сровнять ее с землей.
– Здесь будет стоять мой дворец, – сказал он, указывая на заваленный грудами обломков пустырь. – Таких удивительных строений до сих пор не видывали, поэтому я назову его Нонсач – Не Такой.
Король вытащи из седельной сумки чертеж и подал его Саффолку. Герцог развернул свиток:
– Он не особенно велик. Всего два внутренних двора.
– Это будет охотничий дом и частный особняк для отдыха. Внешний двор будет напоминать другие мои дворцы, а внутренний устроят по образцу итальянской архитектуры. Там мастера очень продвинулись, и я надеюсь для этого проекта вызвать из Италии самых лучших каменщиков и художников.
– Да, могу себе представить, – сказал Саффолк. – А к моменту, когда его достроят, Гарри, у вас, вероятно, будет новая королева, с которой вы там поселитесь.
Гарри горько усмехнулся:
– Есть только одна женщина, с которой я хотел бы жить там, и она ушла от меня.
В мае планы строительства Нонсача пришлось задвинуть в дальний угол, так как язва на ноге Гарри затянулась и дурные жидкости, которые обычно сочились из нее, перестали выходить наружу. Таких мук ему еще не приходилось терпеть. Он почернел лицом и онемел от боли, а врачи явно не представляли, как облегчить страдания короля, только и могли, что утешать словами. На их лицах ясно читалось опасение, что он может умереть. Самому Гарри было уже все равно, боль терзала его двенадцать ужасных дней, в продолжение которых он понимал, что находится на краю пропасти.
Потом язва внезапно открылась, и из нее потоком вытекла какая-то отвратительная гадость. Через несколько часов Гарри уже сидел в постели и с аппетитом ел.
– Твоя жизнь висела на волоске, Хэл, – заметил Уилл, перебирая струны расстроенной лютни. – Твои придворные ожидали, что ты покинешь нас, и спорили, кто будет твоим преемником: младенец или взрослая женщина. Лучше дай-ка мне малыша! – Он хохотнул.
Гарри было не до смеха. Его привела в ужас мысль, что после смерти никого уже не будет интересовать, чего хотел он.
– Они должны хранить верность принцу, и никому другому. Боже, дай мне дожить до того времени, когда он вырастет!
Через несколько дней Гарри уже был на ногах. Мир должен видеть, что он все-таки еще жив!