Однако Анна определенно обладала некоторыми приятными личными качествами. Держалась она с королевским достоинством. Гарри довольно скоро приметил, что эта женщина добра и не лишена чувства юмора, дружелюбна без излишней фамильярности и трогательно старается ему угодить. Ее хорошо научили, как выполнять свой скромный долг супруги, хотя король подозревал, что в плотских делах она может оказаться совершенно невинной и малоприятная обязанность просветить ее ляжет на него. Он провел бессонную ночь, представляя себе, во что это выльется.
На следующий день Гарри покинул Рочестер, как только это позволили приличия, отдав привезенные меха сэру Энтони Брауну, чтобы тот преподнес их Анне. Позже, когда они сели в лодку и отправились назад, в Уайтхолл, король не сдержался и обратился к сэру Энтони:
– Я не вижу в этой женщине ничего из того, что мне о ней говорили, и удивляюсь, как могли умные люди давать такие лестные отзывы?
Браун смешался:
– Мне очень жаль, что ваша милость оказались в таком затруднительном положении.
– Кое-кому придется пожалеть еще больше! – прорычал Гарри.
Кромвель топтался в галерее, которая вела от причала к королевским апартаментам.
– Понравилась ли вашей милости принцесса? – с улыбкой спросил он.
– Нисколько, она совсем не такая, какой мне ее описали! – резко ответил Гарри. – Если бы я знал столько, сколько мне известно теперь, она вовсе не появилась бы в моем королевстве.
Он вспомнил паштет из кабана, который неожиданно прислал ему в подарок на Рождество король Франциск, – явный знак его желания возобновить дружбу с Англией, а это делало союз с Клеве совершенно ненужным. Если бы он тогда понял намек! Но его ослепила страстная увлеченность Анной, и всего-то по ее портрету, бог мой! Разве найдется кто-нибудь глупее старого дурака!
Кромвель будто весь съежился под своим меховым одеянием. На лбу у него выступил пот, несмотря на январский холод.
– Мне грустно слышать это, – прохрипел он. – Она вела себя неподобающим образом?
– Нет, но она мне не понравилась! – Гарри затопал прочь, оставив Кромвеля изнемогать от беспокойства.
Во всем виноват он, ему и отвечать.
После обеда двор отправился в Гринвич, где должна была состояться свадьба. Назавтра в полдень под звуки труб, в сопровождении Норфолка, Саффолка и Кранмера Гарри верхом проехал через Гринвичский парк навстречу огромной толпе народа, собравшегося на Блэкхите для официальной встречи Анны. Король восседал на коне, покрытом золотой парчой с жемчугом, и был одет в расшитый золотом пурпурный бархатный плащ с крупными пуговицами из бриллиантов, рубинов и восточных жемчужин, а на голове у него красовался яркий берет, украшенный драгоценными камнями. Гарри едва не поперхнулся при мысли, что заказал всю эту одежду для события, которое считал счастливейшим в жизни. Он не предполагал, что ему придется через силу натягивать на лицо улыбку, изображая радость.
Наконец король увидел процессию Анны, приближавшуюся со стороны Стрелкового холма. Когда невеста подъехала к нему на жеребце в великолепной упряжи, он увидел, что она одета в нелепое платье из золотой парчи, скроенное по голландской моде и без шлейфа. Гарри приподнял с головы берет и двинулся к ней с самым любезным, как он надеялся, выражением на лице, поприветствовал и обнял принцессу под громкие крики толпы.
– Миледи Анна, добро пожаловать в Лондон! – во всеуслышание провозгласил король и поклонился ей с седла.
– Ваше величество, для меня большая честь и радость быть здесь, – ответила Анна и тоже поклонилась.
Среди ликующего народа они вместе проехали к устроенным для них павильонам. Грея озябшие руки над жаровней, Гарри приказал подать им обоим вина со специями, потом немного поклевал еды на приготовленном для них банкете и представил Анне своих советников. После этого король со своей невестой снова оседлали коней и в сопровождении своих свит направились во дворец Гринвич. Когда они спешились во внешнем дворе, Гарри обнял и поцеловал ее.
– Добро пожаловать домой, – сказал он, взял Анну за руку и повел через главный зал, затем вверх по лестнице в отведенные ей покои, где радостно распрощался с ней.
Торопливо шагая по своей личной галерее, Гарри слышал оглушительные залпы паливших в честь такого торжества пушек.
Он вел себя безупречно, но в нем росло напряжение.
– Я не могу жениться на ней! – заявил он на следующее утро своим советникам. – Нужно как-то выпутаться из этого.
Кромвель покачал головой:
– Сир, боюсь, брачный контракт не допускает двойных толкований.
Норфолк и Гардинер глядели на Кромвеля с плохо скрываемым удовлетворением, их явно радовало, что он сел в лужу.
– Мне служат дураки?! – рявкнул Гарри. – Просмотрите его еще раз! Найдите способ! И отложите свадьбу, пока делаете это.
Главный секретарь собрал свои бумаги и суетливо вышел из зала Совета. Гарри провожал его безжалостным взглядом.
– Я просидел всю ночь, просматривая контракт и изучая законные прецеденты, – доложил Кромвель на следующий день вновь собравшимся лордам; лицо у него осунулось, он даже не переоделся, шапка криво сидела на голове. – Простите, сир, но нет никаких оснований!
– Тогда разорвите союз! – прошипел Гарри.
– Ваша милость, уже слишком поздно делать это. Разрывом мы нанесем великую обиду герцогу Клевскому и можем спровоцировать враждебную реакцию. Боюсь, брак необходимо заключить.
Гарри посмотрел на Кромвеля таким взглядом, который сразил бы наповал и менее выдержанного человека.
– Хорошо, – ледяным голосом произнес он. – Я покорюсь судьбе, на которую вы обрекли меня. Джентльмены, иногда быть королем весьма печально. Монархам приходится брать то, что приносят им другие. Только у бедняков есть выбор. В данный момент я хочу быть бедняком, и благодарите за это милорда Кромвеля.
Три дня спустя Гарри неохотно вытащил себя из постели, чтобы готовиться к свадьбе. Он стоял и весь кипел внутри, едва не плача от досады, пока джентльмены облачали его в отороченный мехом гаун из золотой парчи с огромными, нашитыми сверху серебряными цветами. На плечи ему накинули темно-красную атласную мантию, расшитую крупными бриллиантами, и надели дорогое шейное украшение.
Прежде чем выйти из своих покоев, король вызвал Кромвеля:
– Милорд, если бы не долг перед миром и моим королевством, я бы ни за что на свете не сделал того, что вынужден делать сегодня.
Его мало утешило то, что Кромвель сильно побледнел.
– Ваша милость…
– Если вы не отыскали какой-нибудь выход, Пройдоха, лучше молчите.
Повернувшись спиной к министру, король подозвал к себе лордов и по галерее отправился к часовне. Оказавшись на месте, Гарри послал нескольких из них за леди Анной. Она пришла, одетая еще в одно голландское платье из золотой парчи с узором в виде вышитых жемчугом крупных цветов, волосы ее были распущены под золотой короной, усыпанной драгоценными камнями. Анна сделала перед Гарри три глубоких реверанса, после чего он повел ее в молельню королевы, где их ждал архиепископ Кранмер. У Гарри было ощущение, будто он идет на казнь.
Исполненный страха и отвращения, он надел на палец Анны кольцо, на котором был начертан ее девиз: «Господь, дай сил держаться».
О, ей эта мольба понадобится! – со злостью подумал Гарри.
И вот они стали мужем и женой. Ощущая тошноту, он не мог притронуться ни к гипокрасу, ни к специям, которые подали участникам свадебных торжеств. Он пошел в свои личные покои переодеться, а Норфолк и Саффолк проводили Анну в ее апартаменты. Она все еще была в свадебном платье, когда Гарри пришел к ней, чтобы с процессией идти в Королевскую часовню на мессу. После этого они вместе обедали, Анна надела платье наподобие мужского, отороченное соболями, и немецкий головной убор, расшитый самоцветами и жемчугом. Она сопровождала Гарри на вечерню, а после ужинала с ним. Затем был устроен банкет и представления масок, гости пировали.
Момент церемониального укладывания жениха и невесты в постель настал слишком быстро. Пока Гарри еще был пылким женихом, он заказал для этого случая новую кровать. Тогда ему казалось хорошей идеей украсить ее инициалами «Г» и «А», а также резьбой эротического содержания, однако теперь при взгляде на херувима с большим пенисом и беременную женщину, которых изобразили, чтобы стимулировать желание и способствовать зачатию детей, короля передернуло. В отороченном мехом ночном халате и шапочке, Гарри в сопровождении джентльменов, под возгласы церемониймейстеров «Дорогу его милости королю!» стоически дошел до покоев Анны. Она была в постели и напоминала испуганного кролика. Когда Гарри лег рядом с ней, в комнату набились придворные. Молодожены лежали рядом, не прикасаясь друг к другу. Кранмер благословил брачное ложе, окропил его святой водой и помолился о том, чтобы их союз принес плоды. Гарри коротко кивнул, и все удалились.
Он повернулся к Анне.
– Хотите вина, сир? – спросила она.
– Думаю, мне уже достаточно, – ответил он. – Может быть, мы выпьем немного позже.
Задержав дыхание – вдруг Анна забыла о совете блюсти чистоту, – Гарри неохотно придвинул ее одеревенелое тело к себе, собираясь с духом, как бывалый вояка перед штурмом крепости.
– Не бойтесь меня, – пробормотал он. – Я знаю, как подобает джентльмену порадовать даму.
Он удивился, неожиданно ощутив в себе желание. А потом его осенило: ему не нужно завершать этот брак. Если он не сможет овладеть Анной, появятся основания для расторжения этого неприятного союза. Когда Гарри осознал это, у него от облегчения закружилась голова.
Однако надо изобразить, что он пытался, имел желание. Гарри засунул руку под одеяло, задрал на Анне ночную рубашку, положил ладонь на одну из ее грудей… И резко втянул ноздрями воздух. Грудь была не такая упругая, как обычно у девушек, – ему-то, честное слово, немало их пришлось перещупать в свое время, – а вялая и дряблая, как у женщин, кормивших детей.
Гарри потрогал другую грудь Анны. То же самое. Затем рука двинулась к ее животу. Он был мягкий и обвисший – такой же, как у него теперь. И на нем имелись какие-то волнистые полосы – следы растяжек, Бог свидетель! – с каждой стороны. Подозрения короля усилились. Ему подсунули шлюху! Эта женщина не девственница. Он мог поклясться, что она рожала!