Потом вытер слезы и обиженно взглянул на Женю.
— Ну, тебе-то уж лучше знать. А я думала, ты верный муж, блюдешь честь, как говориться…
— Ну что ты болтаешь? — возмутился верзила. — Не жена она мне вовсе!
— Мама твоя уверена в обратном. Сидела, бедная, сокрушалась: сирота, мол, я, при живой невестке. Внуков нет, сына нет, невестка в астрале. Мне предлагала…
— Так! Спокойно! Без фанатизма! — скулы Игоря затвердели, взгляд обрел блеск эльбарской стали. — Все это просто распрекрасно. Мне и одной-то жены многовато будет. А если вы с Шеннон объединитесь — точно пушистый придет!
— О! Ее зовут Шеннон? Она что, эльф?
— Да…
— Поэтому за тобой те франты на летающих лошадках по Степи шарятся?
— Да…
— Ну ты, брат, даешь! — искренне восхитилась Женя.
— И не говори…
— Сынок! — раскрасневшаяся Алия возникла словно джинн из бутылки. Росточком она была в аккурат с сидящего на скамейке великовозрастного сыночка. — Ты поел? Мужчины идут готовить кудилим! Завтра выступаем. Отец велел тебе скакать к Ыджасу за шкурой…
— Хорошо, мама… Ладно, Жень, потом… — послушный сынок оставил блюдо с недоеденной пахлавой и, громко свистнув собаку, ушел.
— А кудилим — это что? — переключилась на допрос вероятной свекрови Женя. — И куда вы отправляетесь завтра?
— Мы отправляемся, — поправила Алия. Уселась на скамеечку, налила в чашку Игоря чайку и взяла с подноса кусочек пахлавы. — Кудилим — большой праздник. Много мяса, много вина, песни, танцы… весь вечер, всю ночь… А завтра в путь. Поклонение могилам предков.
Все семьи там будут. И мы собрались. Игоря ждали. Теперь пойдем!
А он мне ничего не сказал… — задумчиво пробормотала Женя, отхлебывая из чашки остывший чай. Она могла поручиться, что верзила никуда и не собирался! Сам удивился, не меньше Жени, когда шатры в степи увидел!
— Ничего, скажет еще, — улыбнулась Алия. — У меня тут много дел! — спохватилась она. — Угощение готовить, в Дорогу собираться. Ты ходи, где хочешь, а если понадоблюсь — во-он наш шатер.
— Откуда вы узнали, что встретите его здесь? — выпалила Женя результат своих размышлений.
— Отец сказал! Отец все знает!
— В смысле, ваш муж? — переспросила женя.
— В смысле, мой муж, — покорно согласилась Алия и принялась собирать на поднос блюда и чайные чашки.
Женя не стала навязываться с помощью, а то еще подумает, что в невестки захотелось.
Весь лагерь Проводников охватила предпраздничная суета. Мужчины разделывали и мариновали мясо, женщины и дети носились туда-сюда с блюдами, пакетами, свертками. Из шатра в шатер, через вытоптанную площадку в центре… Игоря не было видно. Где-то по-за шатрами слышалось лошадиное ржание. Женя пошла на звук. Лошади давно были ее страстью.
Просто держать их в городских условиях не представлялось возможным. Мама не соглашалась даже на пони…
Целый табун лошадей! Женя обрадовалась, словно встретила старых знакомых. Дикими лошадки не выглядели. Напротив, окружили Женю со всех сторон, обнюхивали, тянулись мягкими губами.
— Лошадок любишь? — Женя обернулась.
Старик. Высокий, худой. Кожа темная, словно старое дерево, изрезанная острыми морщинами. Под мохнатыми бровями смеются живые карие глаза, аккуратные усы и бородка обнимают неожиданно полные красиво очерченные губы. Одет старик во все белое: белая свободная рубаха, штаны, схваченные на щиколотках золотыми браслетами, босиком… На фоне окружающей пестроты: шатров, живописных одеяний соплеменников, подобная белизна кажется противоестественной. Старик выглядит очень древним, но не дряхлым. Сочетание несочетаемого. Красивые ухоженные руки, черные пряди сквозят в волосах, усах и бороде.
Заинтересованный, изучающий взгляд, ироничная улыбка.
— Да, — кивнула Женя и похлопала по шее особо настырную кобылку, пытающуюся проникнуть в нагрудный карман джинсовой рубахи. А вдруг Женя припрятала там что-то вкусное?
— Это хорошо, это правильно, — произносит старик, словно песню поет, протяжно, с определенным ритмом… — В Степи без лошадок никуда… Говоришь, ты Проводник?
— Не говорю, — помотала головой Женя. — Это Игорь говорит, а что?
Он в таких делах не ошибается, — старик умолк, но продолжал смотреть на Женю внимательным, впитывающим взглядом.
— Вы — Игорев… папа? — ясно, что это так. Старик в белом не мог быть никем иным.
— Да. Мой сын сказал мне, что ты гостья нашего шатра. Вот, пришел на тебя посмотреть.
— Ну и как? — осведомилась Женя тоном девочки-паиньки, первой ученицы в классе.
— Толк из тебя выйдет, — утвердительно кивнул головой старик. — Выйдет… а бестолочь останется! — заключил он. — Зачем тебе все это? Женские дела — детишки, муж, дом…
— А я не хочу, чтобы все так просто, — все тем же примерным тоном ответила Женя. — Я хочу с осложнениями: мужа — на спину, детей — на шею, кастрюли — на голову и по мирам шляться! — этакая оптимистка-идиотка.
Престарелого отца верзилы Женя не стеснялась абсолютно. Ей здесь вообще было вольготно и привольно. Ну и что с того, что патриархат?! Катались мы по нему на саночках!
Патриарх расхохотался. Весело, со вкусом.
— Ай, молодец! Говорить умеешь… Иди ко мне в невестки!
— Спасибо, — Женя потупила очи. — Обязательно! Вот ваш младшенький подрастет — и я тут как тут.
— Не забудь… Сегодня — кудилим. Это большой праздник. Иди к любому шатру, ешь, пей вволю. Только словами не разбрасывайся. Слова в Степи, как вода… — закончил он совершенно серьезно и не спеша пошел прочь.
— Мораль сей басни такова, — Женя почесала настырную лошадку за ухом, — храни за зубками слова…Чего дед хотел, зачем приходил? Неужели у них тут с невестами такой напряг?
— Лошадь, понятное дело, не ответила.
Вернулся Игорь. Его встречали с шумом и гамом. Все выбегали из шатров, бросали свои дела. Женя тоже пришла на общий шум. Парни притащили высокий шест с перекладиной на одном конце. Его вкопали в центре вытоптанной площадки между шатрами. Так, это уже становится интересным. В руках верзилы — объемистый сверток. Ладный поджарый конек приплясывал у шеста. Игорь соскользнул с него на пыльную мятую траву, расстегнул ремни, стягивающие сверток… Вот показался край — белый, пушистый. Шкура! Овечья шкура.
Белоснежная. Руно тонкое, отмытое, вычесанное. Все обитатели лагеря с шумом и гомоном принялись нанизывать на шерсть золотые побрякушки: серьги, кольца, цепочки. Каждый, от мала до велика, вносил свою лепту. Скоро шкура засверкала в лучах заходящего солнца.
— Золотое руно! — ахнула Женя. Как знать, может, именно это имелось в виду в древнегреческом мифе. — Зачем это, Игорь? — она тронула верзилу за плечо.
— Рахш-э-барш, подношение, — пояснил он. — Ыджас готовит шкуру не один месяц…
— Кому подношение? Могилам предков?
— Кто тебе сказал про могилы? — фыркнул Игорь. — У Детей Степи нет могил.
— Твоя мама сказала… Ну как-то же они хоронят своих покойников?
— Они все время в Пути. Как ты себе представляешь такое кладбище? Если умирает Проводник — его сжигают на костре, а пепел развеивают по ветру. «Вышедший из праха — вернется в прах».
— Какой кошмар, — Женю передернуло. — Теперь я уж точно за тебя замуж не пойду! Хоть весь клан на колени становись!
— Хоть один плюс в этом мрачном обычае, — пожал плечами Игорь.
— Сильно не радуйся, а то ведь я могу и передумать, — сочла нужным предупредить Женя.
— Если не на могилки, то куда идем?
— Там увидишь, — отмахнулся он. — Это описывать бесполезно. Я сполоснусь пойду, а ты погуляй пока. Или нет, стой! Польешь мне на спину.
— Пожалуйста, — холодно заявила Женя.
— Чего?
— Ты забыл сказать — пожалуйста!
Отойдя за шатер, Игорь долго и с наслаждением плескался, смывал пыль. Женя безропотно поливала его водой из ковшика.
Гулянье у Проводников действительно устраивалось на славу. Тренькали гитары. То тут, то там вспыхивали песенные переговоры. Аромат шашлыка дразнил ноздри. Молодые парни затеяли скачки на лошадях. Игорь приоделся — вышитая рубаха, черные штаны, сапоги, тюбетейка. Эх! Парень на выданье! Чуть поодаль от шатров запалили костер до небес. Все пестрое население лагеря собралось вокруг него. Танцы, смех, оживленные лица. Женя сразу же потеряла Игоря из виду. Его увлекли за собой танцующие девушки. Целый водоворот обнаженных смуглых плеч, белозубых улыбок, черных, змеистых кос… Все это ревности не вызывало. Насколько Женя понимала местную ситуацию, молодежи разрешалось многое, но за нравственностью следили с особой жестокостью. У каждой незамужней симпатяги — целый табун родственников мужского пола. Посягнувший на девичью честь будет втоптан в пыль копытами. Для своих исключений не делают.
Женя не умела танцевать так, как это делали местные. Она пошла на звук гитары.
Гитары выступали целым оркестром. У них тут шатер — не шатер, если на самом видном месте не висит гитара. Любой уважающий себя Проводник может что-нибудь этакое на инструменте изобразить. Женя приблизилась к живописной пятерке: два молодых парня, чем-то неуловимо похожие, наверное, братья, красавец-мачо — вылитый Бандерас их к\ф «Отчаянный», тоненькая девушка с кастаньетами в огненно-алом платье, перехваченном в талии черной шалью и седоусый патриарх в широкополой шляпе. Парни слаженно наяривали на гитарах, «Бандерас» пел, девушка кружилась в самозабвенном танце, задавая ритм кастаньетами.
Зрелище пришлось Жене по вкусу. Резкое щелканье кастаньет, струнный рокот гитар будоражили кровь. Едва дождавшись, когда музыканты умолкнут, чтобы перевести дух, Женя просительно протянула руки, не надеясь, что ей доверят инструмент. «Бандерас» с непередаваемой улыбкой снял через голову узорчатый кожаный ремень и вручил Жене свою красавицу. Гитара была теплой и пахла волнующей смесью ароматов: табак, мужской парфюм, дым от костра, что-то еще… Женя бережно обняла инструмент. Под обжигающим взглядом «Бандераса» в этом было что-то интимное. Пальцы, волнуясь, ласкали гриф и струны. Что бы такое сыграть? Ай, ромалэ!