— Пожалуй, — согласился Хьюи.
— Я сейчас спрошу у мистера Ледбиттера, не разрешит ли он еще немножко угоститься его бренди.
Ледбиттер молча передал ей бутылку и стакан.
— Ну а теперь ты, может быть, выпьешь из одного стакана со мной? — осведомилась Констанция, неверной рукой наливая бренди.
— Да простится тебе пьянство твое, — сказал Хьюи и вдруг икнул. — Прошу меня извинить. Но тебе сегодня пить хватит.
— Еще глоточек — давай выпьем за наше здоровье.
Они взглянули на стакан, и их взгляды встретились.
— Хьюи, — сказала Констанция.
— Констанция, — сказал Хьюи одновременно с ней.
— Снова вместе, — сказала Констанция.
— На веки вечные, — закончил Хьюи и в два приема осушил стакан.
— Противный! — сказала Констанция. — Я хотела предложить еще один тост. Может быть, мистер Ледбиттер позволит нам налить по последнему глотку?
— Разумеется, мадам, — отозвался Ледбиттер, — если там что-то осталось.
— Конечно, осталось. Разве может быть иначе. Это волшебная бутылка — она никогда не пустеет. — С этими словами она налила полный стакан.
— За кого же ты хочешь выпить теперь? — спросил Хьюи.
— Угадай!
— По-моему, я догадался.
— Правда, это неплохая идея, а? Давай выпьем за нее!
— Нет, пожалуй, я воздержусь, — решительно проговорил Хьюи. — Боюсь поперхнуться. В конце концов, у нее и так есть все на свете. Что ей наши добрые пожелания? Лучше я выпью просто так, — объявил он и тут же осуществил задуманное. — Ну вот, бренди и кончилось.
— Жадина! — сказала Констанция. — Давай подумаем о ней, а потом перевернем стакан.
— Сказано — сделано. Затем Констанция взглянула на перегородку. Стекло было задвинуто.
— Как ты думаешь, он нас не слышит? — забеспокоилась она.
— Вряд ли, хотя он обожает совать нос в чужие дела, — отозвался Хьюи. — Я еще с ним разберусь.
— Нет, нет, оставь его в покое. Теперь ведь он нам больше не понадобится!
— Да, но я все-таки хочу знать... — Он отодвинул стекло. — Ледбиттер, мы опять передумали. Мы возвращаемся в Ричмонд.
— Хорошо, сэр, — ответил Ледбиттер, но разворачиваться не стал, а ехал вперед. На этот раз он оставил перегородку открытой.
Некоторое время Констанция и Хьюи сидели молча, борясь с тихо подкрадывающимся — словно туман — сомнением.
— Мы действительно едем в Ричмонд? — наконец спросила Констанция. — Он разве поворачивал обратно?
— Не знаю, — лениво отозвался Хьюи. — Пока ты тут пировала, могло случиться все, что угодно.
В его голосе появилась теплота.
Через некоторое время Констанция сказала:
— Ты бы все-таки узнал, куда он нас везет.
Хьюи откашлялся и спросил:
— Послушайте, Ледбиттер, мы едем в Ричмонд?
— Это ричмондское шоссе.
— Но мы едем в правильном направлении?
— Вам лучше знать, — сказал Ледбиттер, — вы тут командуете.
— Но постойте...
— Здесь стоянка воспрещена.
Хьюи откинулся на подушки, чтобы собраться с мыслями.
— Ну что, все в порядке? — шепотом спросила Констанция.
— Вроде бы. Только он ведет себя как-то странно.
— То же самое он мог бы сказать и о нас с тобой, — радостно улыбнулась она.
Внезапно машина свернула налево и, взмыв вверх, оказалась на мосту. Они ехали через Темзу — справа и слева в воде отражались береговые огоньки.
— По-моему, он повез нас не туда, — сказал Хьюи.
— Но, милый, не все ли равно? Если даже не туда, это еще интереснее.
— Да, но... Ледбиттер, где мы сейчас?
— Переезжаем через реку, сэр.
— Но разве мы это делали раньше?
— Случалось...
Дорога была пустынна, и Ледбиттер заметно прибавил скорость.
— Мы не очень быстро едем? — спросила Констанция. — Нет, нет, я просто так...
Ледбиттер промолчал. Они и правда ехали слишком быстро — с опасностью для двигателя, с опасностью для них самих. Но какое это имело значение! И что вообще имело теперь значение?
— Вы все-таки не сказали нам одну важную вещь, — начал Хьюи, — откуда вам известно, что моя спутница не посылала письма?
— Оставь его в покое, — перебила Констанция. — Ты что, следователь, что ли? Главное, что я тут ни при чем. Вне подозрений. Стало быть, вопрос исчерпан. Но конечно, если ты по-прежнему меня подозреваешь...
— Нет, не подозреваю, — сказал Хьюи. — И все же мне очень хотелось бы знать... Прошу вас, не гоните так, Ледбиттер... Кто все-таки послал письмо? Кто мог знать о наших планах? Я ведь никого в них не посвящал.
— И я тоже, — сказала Констанция.
— Серьезно? — произнес Ледбиттер, и в голосе его зазвучала злоба. — Вы в этом уверены? Попробуйте вспомнить!
Наступила пауза.
— У меня что-то плохо с памятью, — заговорила Констанция. — Но я не говорю во сне, а если б и говорила, то все равно меня некому подслушать.
— Это какая-то мистика! — сказал Хьюи. — Мы не говорили об этом никому, но тем не менее кто-то узнал.
— Не говорили никому, но тем не менее кто-то узнал, — повторил не без издевки Ледбиттер. — Чудеса, да и только! Нет, кое-кому вы все-таки проболтались.
— Кому же? — недоверчиво протянул Хьюи.
— Мне — вот кому! — вдруг закричал Ледбиттер. — Вы думаете, я глухой? Или, черт возьми, часть машины, автомат? По-вашему, я сижу и не слышу вашу идиотскую болтовню, так, что ли?
— Но послушайте, — начал Хьюи.
— Нет уж, увольте. Я уже наслушался. И рад бы не слушать, да никак не получается — вот беда.
— Не надо говорить со мной таким тоном, — сказал Хьюи, пытаясь сохранить достоинство, — и не надо так гнать машину. Вы понимаете, что причинили мне страшный вред? Или просто у вас такая привычка — посылать анонимки?
— У меня нет привычки возить типов, которые зарабатывают свой хлеб насущный в постели по ночам, как самые обыкновенные шлюхи, — сказал Ледбиттер.
— С чем вас и поздравляю. Но при чем тут я? Я же не сделал вам ничего плохого. И между прочим, исправно платил вам...
— Это вы-то платили? — засмеялся Ледбиттер. — Вот умора. Мне-то вы можете не рассказывать, откуда у вас деньги.
— Прошу тебя, не приставай к человеку, — взмолилась Констанция. — Ты разве не видишь, в каком он состоянии. В конце концов, он сам признался нам, что послал письмо, — его ведь никто за язык не тянул. Он вполне мог бы оставить тебя в убеждении, что это сделала я; представляешь, какая у меня была бы веселенькая жизнь, — да и тебе было бы не намного веселее. Теперь же нам обоим хорошо — мне во всяком случае. Чего же еще надо?
— Удивительные вы люди, — размышлял тем временем вслух Ледбиттер. — Думаете только о других! Битый час я сижу и слушаю вашу болтовню, но что вас волнует? Сначала Хьюи хнычет — рухнула его женитьба, потом хнычете вы — он во всем обвиняет вас — такие оба несчастные, такие страдальцы! Но стоит мне сказать, что письмо посылали не вы, как опять все становится на свои места — тишь да гладь да Божья благодать. «Главное, что я тут ни при чем», — тут Ледбиттер очень похоже передразнил Констанцию. — Вам и в голову не пришло хоть словом обмолвиться о ком-то, кроме вас. Все это время я хочу услышать одно имя, но черта с два! И все-таки я услышу его от вас... — В голосе Ледбиттера послышалась угроза.
— О ком это он, Хьюи? — прошептала Констанция. — Про кого он хочет от нас услышать?
— Ну хватит, мне надоело ждать, — снова заговорил Ледбиттер. — Не такое уж это частое имя, и вам оно прекрасно известно. Но если у вас отшибло память, я придумал кое-что, чтобы прочистить вам мозги.
— Наверное, он имеет в виду Эрнестину, — прошептала вконец растерянная и перепуганная Констанция.
Ледбиттер помолчал и сказал:
— Вы так полагаете? Но при чем же здесь она? Кто она для вас? Пустое место. Стоит ли обращать внимание на эту глупую куклу, послушную марионетку? Вам нужны были ее деньги, чтобы жить-поживать в свое удовольствие. Кому дело до того, что она сейчас испытывает, потеряв жениха, — не важно, что он был редкой дрянью и скатертью ему дорога! Вам наплевать на ее чувства. Вам наплевать, жива она или умерла. Она, кстати, не умерла? — неожиданно спросил он.
— Нет, нет, — поспешно отозвался Хьюи. — Леди Франклин жива и здорова. С чего это вы вдруг?
— Стало быть, жива и здорова? Но как она себя чувствует? Вы об этом и словом не обмолвились. Вы болтали о себе и своих переживаниях, но как она? Что было с ней, когда вы от нее уходили? Может ей стало дурно? Или она заплакала, села, встала, легла? Что было с ней — если вы, конечно, обратили внимание на такой пустяк?
— Она заплакала, — сказал Хьюи.
— Заплакала? Она нуждалась в помощи? Вы пытались ей помочь? Что вы сделали?
— Я оставил ее одну, — сказал Хьюи. — Что мне было делать? Она не хотела со мной разговаривать.
— Итак, она заплакала, а вы ушли? Сбежали, даже не спросив, не надо ли ей помочь? Удалились в гордом молчании? Или сказали: «Виноват, но мне пора к моей драгоценной Констанции»?
Хьюи промолчал, но зато заговорила, всхлипывая, Констанция:
— Он совершенно прав, Хьюи. Почему мы не подумали об Эрнестине? Даже не знаю, как мы про нее забыли... Она... Я надеюсь, она не очень переживет?
— Какое там переживает — она в восторге, — сказал Ледбиттер. — Она прямиком побежала в гости — поет, танцует, веселится напропалую. Как и мы с вами. Мы ведь тоже в восторге — у нас все в полном порядке. Но я знаю одного человека, которому сейчас не до веселья. Вы, правда, в жизни не догадаетесь, кто это.
Он сидел, сгорбившись за рулем, и говорил, глядя в пространство перед собой.
— Не надо напоминать, кому сейчас плохо, мистер Ледбиттер, — попросила Констанция. — Мне это очень тяжело слушать, уверяю вас.
— Не волнуйтесь, — сказал Ледбиттер. — Этот человек не заслуживает таких эмоций, с ним можно не церемониться. Но если она когда-нибудь обо всем узнает... нет, не то... в общем, вы расскажете ей, что письмо послал я?