А выдержать курс было действительно нелегко. Приходилось часто останавливаться и вглядываться в компас. Сани были снабжены стальными подполозками, среди багажа лежал карабин и другие предметы, которые могли оказать влияние на показание магнитной стрелки. Поэтому в каждом случае проверки курса надо было отойти от саней и осветить компас. Но так как никаких ориентиров вокруг не было, даже воздух как бы застыл, то все же в темноте мы незаметно могли свернуть с курса и зайти неизвестно куда. Уже через 10 минут после остановки нельзя было быть уверенным, что идешь по правильному направлению. Наконец мы нашли выход. В одну из очередных остановок я положил компас на снег и, осветив его, заметил, что стрелка остановилась под определенным углом к ближайшему застругу. Вот он, ориентир! Заструги — невысокие снежные борозды, почти сплошь покрывающие с середины зимы снежные поля. Господствующие ветры делают их строго направленными. Я заметил угол, под которым заструги лежали к направлению нашего пути, и после небольшой тренировки уже мог в полной темноте проверять этот угол с достаточной точностью, чтобы выдерживать наш курс. После этого не было необходимости в частых сверках с компасом, мы останавливались не чаще двух раз в течение часа и довольно быстро продвигались вперед.
А темнота продолжала сгущаться. К полудню надвинулся туман. Стало так темно, что, по меткому выражению моего спутника, отпала какая бы то ни было необходимость в глазах. К 14 часам одометр отсчитал 27 километров, пройденных нами после отдыха, и 72 — от дома.
Где-то очень близко лежала Северная Земля. Но где? Нам надо было найти не только Землю, но мыс Серпа и Молота, ведь на нем наш продовольственный склад, заложенный в октябре. Но как отыскать мыс в такой темноте? Хоть глаз коли — ничего не видно. Уж не отклонились ли мы от курса? Судя по пройденному расстоянию, мы должны были бы упереться в мыс Серпа и Молота. Хотя бы на минуту выглянула луна!..
Собаки сильно устали. Они заметно сбавили ход. Искать в непроглядной тьме мыс и склад означало только еще больше мучить их. Решили остановиться, как следует накормить собак и дать им настоящий отдых. Надежда на то, что за это время выглянет луна и осветит нам нашу цель, подкрепила решение.
Разбили лагерь. Собаки съели заслуженную ими двойную порцию пеммикана и быстро успокоились, свернувшись в ряд шерстяных клубков. В палатке было сравнительно тепло, так как с наступлением облачности вообще заметно потеплело. Термометр показывал только — 26°. Через час был готов суп, и мы поели. Что это было — завтрак, обед или ужин — мы и сами не знали. Часы показывали 16 часов. Судя по времени, мы обедали, но как-то думалось, что все-таки это был ужин. Так казалось потому, что нам очень хотелось спать и мы торопились поскорее забраться в спальные мешки.
К 23 часам мы уже свернули лагерь, увязали сани, запрягли собак и готовы были к дальнейшему пути. Туман рассеялся, стало как будто немного светлее, но все же вокруг не было ничего видно. Обсуждая дальнейший путь, мы уже совсем было поверили, что уклонились от курса, и решали только вопрос о том — насколько нам надо взять вправо или влево, чтобы попасть на мыс Серпа и Молота. В это время в облаках начали появляться просветы. Кое-где заблестели звезды. Это вселило надежду на появление луны. Не двигаясь с места, мы сидели на нагруженных санях и наблюдали за бегущими облаками. Прошло полчаса, час… Собаки сначала беспокойно крутились в лямках, потом, убедившись, что мы не собираемся двигаться с места, успокоились. Разрывы между облаками становились все шире. Наконец в один из просветов хлынул лунный свет, и мы прямо на своем прежнем курсе увидели на фоне неба знакомый силуэт мыса Серпа и Молота.
Отдохнувшие собаки бойко тронулись с места. Через час разыскали продовольственный склад. Продукты, оставленные здесь осенью, были в целости. Нетронутой осталась даже буханка хлеба, лежавшая поверх банок с пеммиканом. Сюда не заходил ни один медведь, не забегал ни один песец, не было видно ни одного следа.
К нашему выходу на мыс небо совершенно очистилось от туч. А ведь только 3 часа назад не было ни одного просвета, господствовала полная тьма. Сейчас не было и следа облачка. Ярко светила луна. Трепетали бесчисленные звезды. Пейзаж снова казался отлитым из серебра. Воздух был недвижим. Погода как-то совсем выправилась. Но частая и резкая смена облачности, трепетание звезд не обещали ничего хорошего. В атмосфере было неспокойно. Там что-то происходило. Это тревожило нас. Мы совсем не хотели, чтобы ветер, так быстро очистивший над нами небосвод, забушевал и в нижних слоях атмосферы. Это сулило бы жестокую метель. Беспокойство заставляло поторапливаться.
Не устанавливая палатки, мы разогрели консервы, позавтракали на вольном воздухе, угостили собак галетами и в 4 часа 30 минут (6 декабря) снялись в обратный путь. Предполагали, если удержится погода, пройти километров 25 к дому и тогда уже остановиться на настоящий отдых.
Через 20 километров, пройденных в юго-западном направлении, случайно попали на свой вчерашний след. Обычно собаки в таких случаях сразу прибавляют скорость и несутся по следу. Сейчас ничего похожего не случилось. Это являлось верным признаком утомления собак. Особенно заметно оно было на моей упряжке. Мои четвероногие помощники были меньше натренированы, чем у спутника, который последние полтора месяца часто гонял своих собак по островам Седова для осмотра расставленных там капканов на песцов. Его собаки уже втянулись в работу. Лапы их огрубели.
Возле самой Земли простиралась полоса льдов шириной около 10 километров, с которой ветры снесли снежный покров. Пройдя ее в двух направлениях, мои собаки изранили лапы о колючую поверхность льда, образовавшуюся еще летом. В общем все говорило за то, что нужно было остановиться на отдых. Но стоило лишь оглянуться назад, как отпадала всякая мысль о возможности остановки.
Часа через полтора-два после того, как мы оставили Северную Землю, в спину нам потянул ветерок. Он постепенно усиливался, свежел и делал чувствительным 28-градусный мороз. Попрежнему ярко светила луна. В ее свете на фоне неба мы долго видели силуэт мыса Серпа и Молота и заметили, как он закрылся белой пеленой. Нам не надо было рассказывать, что это такое. Мы знали, что там уже ревет метель. Остановимся на отдых — значит, дождемся метели; продолжим путь, — возможно, уйдем от нее.
Метель — самое мощное, захватывающее и самое опасное для путешественника проявление природы Арктики. Нередко метель продолжается беспрерывно несколько суток, неделю, а иногда и больше. Но и одних суток достаточно, чтобы погубить путника, если ему негде укрыться и переждать погоду или он не умеет этого сделать. При сильной встречной метели продвижение на собаках почти невозможно, но и попутная вьюга для неопытного человека не менее опасна. Сани и собаки в этом случае несутся вместе с ветром. Движение головокружительное, оно захватывает неискушенного ездока; ему кажется, что он не едет, а летит к своей цели. Он радуется и готов благодарить метель за помощь. Час за часом продолжается такая скачка, пока, совершенно неожиданно, не упадет мертвой одна из собак, а испуганный путник не убедится, что остальных должна постигнуть такая же участь. Сильный попутный ветер заворачивает шерсть собак и набивает снежную пыль вплотную к коже. Здесь снег начинает подтаивать, потом превращается во все более и более утолщающуюся ледяную корку на теле животного. Если вовремя не заметить этого и не остановиться, собака погибнет. Лучшее и самое верное средство против метели при любых условиях — переждать ее. Укрыться в палатке, сугробе или где бы то ни было и по возможности найти защиту для собак. Даже без всякого укрытия любая метель не так страшна собакам на свободе, как в лямке.
Сколько может продолжаться непогода — предугадать мы не могли, а чем она угрожает в темноте полярной ночи — хорошо знали. Если мы не сможем дождаться ее окончания и будем вынуждены продолжать путь, для собак это может быть хуже, чем пробежать сейчас последние 40 километров. Поэтому, несмотря на усталость, отказались от отдыха. Каждый час приближал нас к дому. Следом двигалась и росла в лунном свете сплошная белая стена.
До дому оставалось уже менее 20 километров, когда усиливающийся ветер начал соединять отдельные курящиеся ручейки поземки в сплошную несущуюся массу и поднимать ее над снежными полями.
Некоторые собаки начали отказываться от работы. Особенно плохо дело было у Гиены. Это была маленькая, трудолюбивая, но малосильная собака. Свою кличку она получила за постоянно ощетиненную, короткую и жесткую шерсть. Это было у нее совсем не от злости или трусости, свойственных гиене. Наоборот, она отличалась прекрасным характером, всегда была веселой, ласковой и добродушной. Ее маленькие глаза горели умом, а работала она с упоением. Ей всегда казалось, что другие бегут тихо, и время от времени она подзадоривала их визгом. Во время недолгих остановок в пути она редко ложилась: крутилась, рвала лямку, повизгивала и нетерпеливо ждала минуты подъема. Поэтому она и уставала раньше других. А сейчас, при такой работе, бедняга еще ободрала себе лапы. От усталости она начала падать. Я вытащил ее из лямки и посадил рядом с собой на сани. Пес прижался ко мне, и когда я гладил его, он лизал мне руки.
Мороз на ветру стал сильно чувствоваться. Снежная пыль то поднималась, то прижималась ко льду. Мы влезли в совики. Собаки выдыхались с каждым часом. На моих санях, рядом с Гиеной, уже сидел Штурман. Луна попрежнему лила свой свет. В его серебристом потоке мы, наконец, увидели впереди барьер Среднего острова. Бой был выигран. Отсюда мы могли выйти к нашему домику в любой метели. Это позволило нам, несмотря на усиливающуюся метель, сделать часовую остановку и скормить собакам остатки галет. После остановки связали общим ремнем обе упряжки, чтобы не потерять друг друга в поднявшейся снежной пыли, и, сделав последнее усилие, в 3 часа 30 минут (7 декабря) подошли к базе.