вёдра, детские игрушки…
Молока отпив глоток
из забытой кем-то кружки,
смотришь — силишься понять,
вспомнить: что это за вещи —
кружка, зеркало, кровать,
молоток, стамеска, клещи,
гвозди, зеркало, комод,
стёкла, пыльные бутылки,
ломтик груши «бергамот»
и пластмассовые вилки.
Старый плащ затёрт до дыр…
Скажешь ты, дойдя до кромки:
— Боже, Боже! Сломан мир,
нас страшат его обломки…
Изогнувшийся подковой
месяц в небе — как ожог.
Сеет мелкий, бестолковый,
русский ласковый снежок.
Льнёт к устам, ладони греет,
землю белит не спеша…
Снег пойдёт — и присмиреет
неспокойная душа.
Ведь она за тьмой белесой,
за чредою горных гряд
и за снежною завесой
разглядит небесный град.
В облаке месяц — как турок в чалме.
Зреет пшеница на дальнем холме.
Лунного света напившись, зерно
стало уже тяжело и черно.
Скоро ли ангел с младенческим лбом
срежет колосья тяжёлым серпом?
Мельник глухой, помолившись сперва,
будет следить, как скрипят жернова.
Чёрная сыпаться будет мука,
а над холмом поплывут облака,
но не придётся, наверное, мне
ночью ходить по колючей стерне…
Над грешною землёй застынут облака,
чирикнет воробей и слабо скрипнет дверца…
Огонь, железо, соль, пшеничная мука,
три розы на столе и плач в глубинах сердца.
Но Кто нас призовёт и Кто утешит нас?
Сияет и манит воздушная дорога.
«Достаточно взглянуть на воробьиный глаз, —
сказал старик Вольтер, — чтобы увидеть Бога».
Достаточно понять, что над простым зерном
витает в облаках горячий запах хлебный —
и вот нездешний гость в проёме стал дверном,
как свет из облаков, как новый день целебный…
Если б мы взошли на холмы печали,
мы опять увидеть с тобой могли бы,
как в воде, кипящей семью ключами,
шевелят семью плавниками рыбы.
Стали сны длиннее, а дни короче,
а трава осока — острее бритвы,
и немые звери в мечети ночи
на коленях молча творят молитвы.
Как блестит в кринице вода святая!
Завернулся тополь в листву, как в тогу…
Помнишь, мы на Угольный холм в Китае
под покровом ночи нашли дорогу?
Но у них, китайцев, свои законы
и свои драконы в отрогах горных,
и они по-своему бьют поклоны
и встречают солнце в одеждах чёрных.
Ты себе прибавишь хоть локоть в росте?
или, может, каменной станешь глыбой?
Лучше вспомни, как дорогого Гостя
угостил апостол печёной рыбой…