Гоар блистала в изысканных компаниях, иногда находясь в центре самых громких европейских событий. Но постоянно чувствовалось внутреннее напряжение – только бы чем-нибудь себя не выдать. Об этом она думала и тогда, когда однажды ее в полубессознательном состоянии привезли в больницу.
Вспоминает Гоар Вартанян:«У меня были очень сильные приступы, и мне пришлось делать операцию там. Мы уже не могли приехать, чтобы у нас сделали. И это беспокоило, все время думали: как же быть, а вдруг я заговорю, что-то скажу?.. Но Георгий Андреевич стоял до последней минуты около меня, пока меня везли в хирургическое отделение. А он за дверью стоял. Операция длилась четыре с половиной часа. Сто девяносто пять камушков в желчном пузыре и семь – в протоках нашли. Представляете? Ну… после наркоза, когда меня привезли уже в палату, он все время рядом был. Только я прихожу в себя и открываю глаза, он говорит: «Ты только сказала «ну как»…»
Рассказывает Геворк Вартанян:«Она вопросительно так глазами на меня. Я говорю: «Все в порядке», – и она тут же опять провалилась в сон и спала потом спокойно. Ну, значит, в подсознании где-то работает все-таки, что нельзя говорить».
Говорит Гоар Вартанян:«Все время думаешь об этом. Уже не об операции, а чтобы не сказать. Ну, я не знала, что так долго будет длиться. Но пришла в сознание уже в палате. Это хорошо, что он рядом со мной был».
Модные дефиле, дорогие бутики, светские рауты – все это было неотъемлемой частью жизни нелегалов. Общество, в котором они вращались, не допускало одежды от неизвестных модельеров или отсутствия модной прически. Однажды именно в парикмахерской произошел курьезный инцидент, который мог бы привести разведчиков к провалу.
Вспоминает Гоар Вартанян:«Это в самом начале было. Я пошла в парикмахерскую, Георгий Андреевич говорит: «Я пока погуляю и подожду тебя». Ну, я пришла, завивку сделали, сижу, волосы сушу. И вдруг Георгий Андреевич проходит. Я на русском языке ему говорю: «Жора, Жора, сейчас, скоро кончаем». Он на меня посмотрел, и я на него. И он исчез, а я… окаменела. И боюсь смотреть по сторонам. Думаю: что ж я сказала, как же это… Ну, потихонечку оборачиваюсь, смотрю по сторонам – никто на меня не обращает внимания. Все под касками сидят, никто не слышит… Но, конечно, это было ужасно… В общем, это больше не повторилось».
Радиосеансы проходили несколько раз в месяц. Анри и Анита получали задания и рекомендации. В Москву шли шифрограммы с информацией, которую нелегалам удавалось получить от своих многочисленных источников. Однажды из Центра пришла шифровка с весьма необычным текстом.
Из воспоминаний Геворка Вартаняна:«1984 год. Обычно Гоар Левоновна занималась радиоделом – принимать, расшифровывать. Но в этот день она немного закопошилась по домашним делам. Я принял. А телеграмма была очень-очень короткая. А когда телеграмма короткая, это всегда нас настораживало. Это значит – или опасность какая-нибудь и нам велят быть осторожными, или куда-то подальше уезжать. Или же какой-то несчастный случай у родных или друзей, потому что мы всегда Центр просили честно нам сообщать».
А вот как вспоминал этот случай Юрий Дроздов:«Я хорошо помню этот день, это был самый обычный рабочий день. Мы рано утром получили почту, и на стол лег правительственный пакет, при вскрытии которого внутри оказалось решение нашего руководства, руководства нашего государства, о присвоении звания Героя Советского Союза нелегалу российской разведки Анри. Аните – орден Красного Знамени. Мы сидели и думали, как нам поступить, что написать. А поскольку знали, что это люди, которые занимаются делом и у которых каждая минута очень дорога, решили написать очень кратко. И написали: «За достигнутые… – по-моему, так было написано, – положительные результаты в работе вам присваивается звание Героя Советского Союза. Анита награждена орденом Красного Знамени». Поставили точку и подписались: «Центр».
Рассказывает Геворк Вартанян:«И вот когда такую короткую телеграмму получили, я быстренько расшифровал, а Гоар все время смотрит на меня – в чем дело. Ну, когда я расшифровал – она мне потом рассказала, что я побледнел. А я как-то остановился, раз прочитал, второй раз прочитал, глазам не поверил, потому что такая высокая награда, она не присуждалась после войны… Глазам не поверил, что так вот оценили нашу работу».
Юрий Дроздов уверен: «Деятельность этих людей подтверждала поговорку «И один в поле воин». Когда материалы на них представили в Центральный комитет, то там с недоверием и с огромнейшим удивлением подняли глаза на докладчика: «Неужели это было под силу одному человеку?» – была реакция руководителя Центрального комитета. Да, это было под силу».
Вспоминает Геворк Вартанян:«Я Гоар даю телеграмму: «Читай, что там». «Нет-нет, – говорит, – там плохое, не буду я читать». Я говорю: «Читай, все хорошо». Она не хотела, но я ее заставил – громко же я не могу сказать, что я стал Героем… Она прочла, мы сразу все собрали, сожгли и в ресторан – и как следует отметили это дело, как положено».
Рассказывает Гоар Вартанян:«А когда приехали, я Юрию Ивановичу говорю: «Почему вы так коротко написали?» Он говорит: «А что я должен был лучше этого писать? Что, – говорит, – плохого?» Коротко, но зато хорошее».
Их командировка закончилась только в конце 80-х. Через несколько промежуточных стран супруги добрались до Москвы. И когда обычный самолет «Аэрофлота» приземлился в Шереметьево, Анита закрыла глаза и прошептала только одну фразу: «Мы дома…» Спустя несколько дней председатель КГБ Виктор Чебриков вручил Геворку Андреевичу звезду Героя, а Гоар Левоновне – орден Боевого Красного Знамени. Вручил уже на их фамилии – Вартанян, – а не на вымышленные, как это было в той памятной шифровке.
И по сей день в истории нашей внешней разведки всего лишь два разведчика-нелегала удостоены звания Героя – Николай Кузнецов и Геворк Вартанян.
Глава 6Загадки Третьего рейха: Отто Скорцени
Двойной агент
Отто Скорцени – одна из самых известных и самых загадочных фигур в истории Второй мировой войны. Офицер для особых поручений Адольфа Гитлера, главный диверсант Третьего рейха, человек, выкравший Муссолини, руководитель спецподразделения СС, который разрабатывал и руководил крупнейшими военно-диверсионными операциями в Южном Иране, во Франции, Италии, Югославии и, конечно, в СССР. Его называли немецким террористом номер один.
Никто и подумать не мог, что этот человек со шрамами на лице – следами студенческих дуэлей на рапирах – работал на израильскую разведку «Моссад». Эти сенсационные факты представил его вербовщик Рафи Эйтан, бывший сотрудник израильской службы «Моссад»:«Я не удивился, когда в первые же полчаса разговора он согласился с нами сотрудничать».
Отто Скорцени – двойной агент?
Отто Скорцени родился в 1908 году в Вене в семье инженера: дом Скорцени стоит там и поныне. В годы депрессии семья жила небогато. Когда мальчик спросил однажды отца, почему они никогда не ели хлеба с маслом, тот ответил, что отсутствие роскоши будет полезно ему в будущем.
Отто закончил технический университет в Вене, работал в фирме по изготовлению строительных лесов и впоследствии создал свою. Незадолго до войны получил патент летчика-любителя, но в люфтваффе с началом Второй мировой его не взяли по возрасту – ему было уже за 30.
Достоверно известно, что на Восточном фронте Скорцени чаще всего преследовали неудачи. Он оказался в России уже в самом начале блицкрига. В своих воспоминаниях он пишет, что участвовал в осаде и штурме Брестской крепости.
Осенью 1941 года Скорцени оказался поблизости от Москвы. Здесь он получил ранение шрапнелью в спину, Железный крест за воссоединение потерянной в бою связи, а также жестокую дизентерию. Отправленный на лечение в Германию, он, по его словам, полтора года прозябал в тыловых частях офицером запаса, и лишь в 1943-м его неожиданно назначили руководителем диверсионной группы. Известно, что Скорцени придавал очень высокое значение отработке действий в горах. По своему опыту он знал, что хорошо подготовленные диверсанты в условиях горного рельефа могут эффективно действовать даже относительно небольшими силами.
Отто Скорцени был образцовым нацистом. Еще в Австрии во время Хрустальной ночи он честно исполнил свой долг, приняв участие в поджоге синагог. Более того, утверждают, что он получил в свое владение дом пропавшего еврея, в котором и проживал впоследствии со своей семьей.
Вот что утверждает Эфраим Зурофф, сотрудник Фонда Визенталя: «Скорцени, без сомнения, военный преступник, который избежал наказания».
Удивительно, но охотники за нацистами, в первую очередь Симон Визенталь, Скорцени особо не преследовали. Более того, создается впечатление, что израильский «Моссад», известный своими успехами в послевоенном розыске и поимке нацистских преступников, вообще не занимался этим делом. Однако это впечатление обманчиво: «Моссад» просто завербовал Скорцени. В 2006 году газета «Маариф» опубликовала статью за авторством Михаила Хейфеца, где были изложены все детали.
Михаил Хейфец, журналист: «На Египет работали немецкие специалисты. Он делали для Египта ракеты, они делали для Египта современное оружие. Это были прекрасные специалисты, и евреям надо было как-то туда подобраться».
Утверждают, что Скорцени в послевоенные годы активно работал на Египет, в частности, «сосватал» египетскому руководству большую партию военных и гражданских специалистов. Поговаривают, что он лично руководил подготовкой египетских коммандос и что среди арабов, прошедших через Центр специальной подготовки, был будто бы и сам Ясир Арафат, надолго сохранивший со Скорцени дружеские отношения. Так это или не так в деталях, не так уж важно: в любом случае проблема создания египетской армии и современного вооружения сильно беспокоила Израиль.