Какая-то довольно значительная часть крестьянства стремится уйти в города. Могло ли это случиться, если бы деревня имела преимущества перед городом? Скорее наоборот.
С отменой всяких форм эксплуатации ТАНУ стремится создать равные социально-политические условия для рабочего и крестьянина. Проводятся мероприятия по поднятию жизненного уровня танзанийского рабочего. С 31 июля 1972 г. специальным декретом правительства минимальная зарплата городского рабочего установлена в 240 шиллингов. За период после независимости она увеличилась почти в пять раз!
По тому же декрету минимум зарплаты сельскохозяйственных рабочих составил всего 140 шиллингов в месяц, а молодежи в возрасте 15–18 лет— 106 шиллингов. Могут возразить, что условия жизни в сельской местности определяются не только зарплатой. По выше мы отмечали, что и городской рабочий, как правило, имеет свое небольшое подсобное хозяйство. У некоторых семьи или хотя бы дети живут у родственников в деревне. Разница в условиях жизни между городским и сельскохозяйственным рабочим резко проявилась сразу же после принятия нового декрета о минимуме заработной платы. В начале августа 1972 г. 1200 рабочих плантаций в районе Моши потребовали, чтобы их приравняли по зарплате к городским рабочим.
Возвращаясь к крестьянину-единоличнику, работающему в условиях натурального хозяйства, мы не можем сравнить его быт даже с условиями жизни сельскохозяйственного рабочего. В хижине такого крестьянина порой не бывает и шиллинга.
Поэтому город притягивает молодежь и не только деньгами, но и электричеством, и «духовным светом», и смутными, часто не сбывающимися надеждами. Причем, как показывает опыт организации специальных поселков для безработных в сельской местности, бывшие крестьяне в своих иллюзиях настолько упорны, что, даже дойдя до отчаянного положения, не имея средств к существованию, они все же не хотят покидать город. «Этого не случилось бы, будь в сельской местности достаточно развито товарное хозяйство», — замечает Г. Магоме, делая вывод о том, что только развитие денежных отношений сможет удержать крестьян в деревне.
Соль земли
Часто можно услышать такое мнение: Африка — «континент деревень». Это безусловно верно в том смысле, что подавляющее большинство африканцев живет в сельской местности. Верно еще и потому, что экономика Африки основывается главным образом на производстве сельскохозяйственных продуктов.
И то и другое может быть с полным основанием отнесено к Танзании. Однако ее нельзя назвать страной деревень. Было бы правильнее сказать, что Танзания только стремится к созданию деревень или поселков, которые объединили бы мелкие, разрозненные полунатуральные или натуральные крестьянские хозяйства на новой основе — на общественной собственности.
Нужно оговориться, что речь дальше пойдет о крестьянском единоличном хозяйстве, а не о крупных плантациях по выращиванию товарных экспортных культур. Эти плантации некогда принадлежали колонизаторам, а теперь передаются в собственность государственным корпорациям. На плантациях заняты сельскохозяйственные рабочие, которые получают ежемесячную зарплату. Такие хозяйства скорее похожи на поселки совхозного типа, нежели на привычную африканскую деревню.
Своеобразие обстановки в Танзании заключается в том, что в отдельных ее районах, не охваченных товарным производством, как в Додоме, преобладают небольшие хуторские хозяйства, где все виды работ осуществляются силами одной семьи. Таких хуторян можно было бы назвать единоличниками поневоле.
Интересно отметить, что и в плодородных районах страны танзанийская деревня, по существу, представляет собой конгломерат хуторов. В округе Мванза, например, в районах, прилегающих к озеру Виктория, крестьяне племени сукума живут деревнями. У крестьян сукума нет общинных земель, каждый работает на своем участке, и обобществить эти хозяйства труднее, чем отдельные разбросанные хутора. В округе Мванза выращивают высококачественный длинноволокнистый хлопок, который еще в колониальные времена перевел сомкнувшиеся хутора сукума в сферу товарного хозяйства.
Такое же явление наблюдается у племени букоба, на границе с Угандой, где крестьяне издавна выращивают кофе.
Совершенно иначе выглядят хуторские хозяйства в центральных районах Танзании. Здесь на возвышенном плато ощущается постоянный недостаток воды, нередки засухи и суховеи. Поэтому даже на небольших участках без искусственного обводнения и применения современных агротехнических средств земля дает скудный урожай, которого едва хватает на пропитание семьи и минимального количества скота.
В горной местности, в частности в районах, прилегающих к Морогоро, расчистка лесистых склонов и обработка земли тоже встречала большие трудности.
Танзанийские крестьяне-единоличники, эти в буквальном смысле горемыки с их скудным полунатуральным хозяйством, являются как бы носителями особого, патриархального индивидуализма, который резко, отличается от другого вида индивидуализма, распространенного в Танзании, — кулацкого, возникшего в колониальные времена на задворках крупных плантаций по выращиванию экспортных культур.
Это явление достаточно наглядно описано танзанийским журналистом Дж. Улимвенгу в статье «Высокая производительность — в упорном труде и расширенной кооперации».
В качестве примера автор взял одну из провинций страны — Принту, где, как и в районах вокруг горы Килиманджаро, в колониальные времена капиталистические отношения получили наиболее сильное развитие. Кстати, как раз в этой провинции был убит региональный комиссар У. Клерру, активно выступавший за кооперирование местных крестьян на принципах «уджамаа».
«Округ Иринга, — пишет Дж. Улимвенгу, — состоит из. трех районов: Нджомбе, Муфинди и собственно Иринги. Эти три района представляют лучшую часть того, что; некогда (до независимости. — В. С.) было известно как «провинция Южного нагорья». Эта местность, отличающаяся прохладным климатом, оказалась неоценимой находкой для белого человека, которому хотелось бы: видеть Танганьику местом своих поселений.
Эти районы, видимо, можно сравнить с тем, что раньше называлось «Белым нагорьем» в Кении, занятым: под фермы невероятных размеров… Для белых поселенцев (а позднее — азиатов) ведение столь огромного фермерского хозяйства стало возможным потому, что у них были необходимые капиталы для использования самой современной техники.
У них было и достаточно наглости, чтобы «выжимать» дешевую рабочую силу из отсталых и забитых, местных жителей. Больше того, они пользовались самой широкой поддержкой со стороны колониальных властей, для которых эксплуатация африканцев была делом естественным и которые прибыли в Танганьику совсем: не для того, чтобы заботиться о развитии коренного населения.
Присутствие белого человека в этом районе стало привычным. Одно время даже считалось, что черному человеку не под силу сравниться с ним в ведении сельского хозяйства и управлении фермами в широком масштабе.
Но время шло вперед, и в особенности после провозглашения Ухуру (независимости. — В. С.) некоторые африканцы поднялись на ноги и сами влезли в одежку белого человека.
Стало это возможным для отдельных индивидуумов по различным причинам. Прежде всего речь идет о тех африканцах, которые, так сказать, питались объедками со стола колониальных хозяев. Эти африканские «пай-мальчики» могли рассчитывать на определенные подачки, такие как займы или некоторое техническое оборудование. Они обманным путем стали жить за счет труда других африканцев».
Таков взгляд танзанийца на зарождение капиталистических отношений внутри африканской общины в наиболее плодородных районах страны. В Танзании никогда не ощущалось недостатка в земле, а после независимости земля стала национальным достоянием. Какие-либо феодальные отношения, основывающиеся на частном землевладении, на отработке «барщины», выплате оброка, не являются для нее характерными.
Лозунг «уджамаа» возник еще до 1967 г. — года принятия Арушской декларации. В сентябре того же года вышел подготовленный президентом страны Джулиусом Ньерере отдельный документ «Социализм и развитие деревни», в котором давалось теоретическое обоснование необходимости построения по всей стране новых коллективных деревень «уджамаа».
При переходе к политике кооперирования на принципах «уджамаа» правительство Танзании в основном сталкивается с двумя различными по своей сущности проявлениями индивидуализма: патриархальным, с одной стороны, и сельскобуржуазным, кулацким — с другой. Отсюда вытекают две основные задачи, от правильного решения которых зависит успех проведения политики «уджамаа»: борьба против отсталых общественных отношений и борьба против эксплуатации в крестьянской общине.
«Первый порок, с которым жизнь в «уджамаа» заставляет расстаться;,—это индивидуализм, понуждающий человека прежде думать о себе, а потом уже о других», — отмечала газета «Дейли ньюс».
Характер работы в различных деревнях «уджамаа» отличается в зависимости от местных условий, степени кооперирования, налаженного учета и контроля и т. д. Так, например, в деревне «уджамаа» Кипенгере выходят на работу в восемь часов утра, и рабочий день на коллективных участках заканчивается в 12 часов 30 минут дня. Остальное время крестьяне занимаются личным хозяйством. В другой деревне — Ихангана — продолжительность рабочего дня с шести утра до двух часов дня.
В деревнях «уджамаа» создаются свои местные комитеты, которые на общих сходках обсуждают планы предстоящих работ, а затем дают задания каждому крестьянину в отдельности. Время на выполнение того или иного задания также устанавливается конкретно: о г одного дня до недели в зависимости от характера работы.
Как-то в июле 1971 г. министерство информации и радиовещания Танзании сообщило о том, что президент Джулиус Ньерере собирается провести пресс-конференцию для местных и иностранных журналистов в Чамвино, одной из строящихся коллективных деревень «уджамаа», район Додомы, в пятистах километрах от Дар-эс-Салама. В то время я находился в стране всего несколько месяцев и не успел еще ничего увидеть, кроме столицы. Мысль поехать в Додому на машине показалась мне заманчивой. Итак решено — я еду.