Но вернемся к его названию. Кроме приведенных выше вариантов есть и еще один — Дари-Салама. Так в 1886 г. называет город французский католический священник Лерой, проживший много лет в миссии «Святого духа и Святого сердца Марии» на Занзибаре и в Багамойо. Лерой интересно объясняет и все другие варианты названия города: «Сейид начал с того, что дал имя будущему городу: Дари-Салам, два слова арабского происхождения в языке суахили, которые можно перевести как «надежная крыша, безопасное убежище, где нечего больше опасаться…» Один старый танзаниец, у которого я учусь, рассказал недавно, что Дари-Салама является одним из названий Рая Небесного и должно употребляться только в этом значении. Такое кощунство не должно было остаться безнаказанным, и господь покарал богохульника.
Тем не менее город называется Дари-Салама, а европейцы, не желая произносить это слово, как «туземные дикари», переделали его в Дар-эс-Салам. Это название обозначено на картах, приводится в книгах, повторяется в газетах, вносится в дипломатические документы…
Как бы там ни было, камни быстро складывались и вырастали дома.
После смерти Сейида Маджида его преемник Сейид Баргаш немедленно заменил название Дари-Салам, «безопасная крыша», на Бандари-Салам, «гавань». Увы, название слишком правильное! Старые крыши уже рушатся, но гавань все еще на своем месте, такая же прекрасная, мирная, безопасная, но до сих пор не используемая!»
В наши дни название города продолжает привлекать внимание людей, среди которых находятся охотники сделать его еще более «правильным».
Как-то в газете «Стандард» в отделе писем появилась такая реплика читателя: Дар-эс-Салам — название, мол, иностранное, колониального происхождения. Почему бы не назвать его на суахили, скажем, «Мджи ва джото» — «Знойный город». Это отвечало бы климатическим условиям и имело бы определенный, так сказать, местный колорит.
Однако другой читатель в заметке, помещенной в той же газете, возразил первому: «Что за скучное название «Мджи ва джото»? Не следует менять названия ради того, чтобы только сменить их!» На этом дело и кончилось. Дискуссия нс получилась. Город остался Дар-эс-Саламом.
Загадка анонимного аскари
«Аскари» — солдат, слово, заимствованное суахили из арабского языка. На центральной площади Дар-эс-Салама, разделяющей авеню Независимости на два примерно равных отрезка, окруженный высокими современными зданиями стоит монумент, одна из наиболее известных достопримечательностей города. Называется он «аскари-монумент», иными словами, — памятник неизвестному солдату.
На небольшом прямоугольном гранитном постаменте, украшенном двумя батальными барельефами, — бронзовая фигура африканского стрелка в атакующей позе: в руках у пего винтовка со штыком наперевес. Аскари стоит в центре площади, движение здесь довольно интенсивное, и туристы обычно осматривают монумент с тротуара. Редко кто подходит ближе, чтобы прочитать табличку с надписью на постаменте. А она весьма своеобразна и, по-моему, заслуживает внимания:
«В память туземных африканских войск, которые сражались с врагом; носильщиков, которые были руками и ногами армии; и всех других, кто служил и погиб за своего короля и страну в Восточной Африке в великой войне 1914–1918 годов». Прочитав ее, я не сразу понял, в чем дело.
Кажется, ясно: это памятник воинам павшим во время первой мировой войны. Но каким воинам? О каком короле идет речь? Здесь начинаются загадки.
Во время первой мировой войны на территории Танганьики велись бои между немцами, владевшими тогда страной, и англичанами, базировавшимися в соседней Кении. У африканцев не было короля. Кто же имеется в виду: немецкий кайзер Вильгельм II или тогдашний английский король Георг V? И с той и с другой стороны «руки и ноги» армии были африканскими… Надпись на английском языке. Дублирована на арабском и суахили. Всматриваюсь пристальнее: сзади в самом низу едва заметные, потемневшие от времени буквы: «Лоь дон, 1927 год» и имя скульптора — Мирандер.
Значит памятник, по существу, поставлен завоевателям и к танганьикским аскари не имеет никакого отношения.
Позднее мне удалось выяснить еще кое-какие любопытные детали создания этого памятника. Они описаны английским путешественником Эриком Маспраттом в автобиографической повести «Огонь юности: история сорока пяти лет скитаний», вышедшей в Лондоне в 1948 году. Настоящее имя скульптора — Джеймс Стивенсон (1881–1937). Э. Маспратт утверждает, что Стивенсону позировал он сам и не только для африканского аскари, но и для барельефов на постаменте. Правда, при моделировании фигуры на пьедестале, а также фигур барельефов он пользовался и фотографиями африканцев. К моему телу приделали головы туземцев, — сообщает Маспратт. — Памятник в конце концов был поставлен в Дар-эс-Саламе. II из Африки кто-то привез историю о том, что одна пожилая местная женщина, потерявшая на войне сына, обвинила британское правительство в том, что его превратили в бронзу. Она клялась, что моя фигура на пьедестале — это и есть ее сын». До того, как статуя была привезена в Дар-эс-Салам, ее экспонировали на летней выставке Британской Королевской академии художеств в 1929 году, где она получила высокую оценку.
И еще одна, пожалуй, наиболее интересная деталь: текст надписи к памятнику составлен не кем иным, как Редьярдом Киплингом, неутомимым бардом английской колониальной политики и идеологии.
Я рассказал историю моих поисков одному из старожилов Дар-эс-Салама, в прошлом известному бизнесмену, Валли. Мы сидели на открытой веранде его особняка, выходящей прямо на берег Индийского океана. Был отлив, и в песчаной лагуне, обнажившейся на несколько сот метров, суетились и зычно кричали птицы, подбирая мелкую рыбешку. В синей, отступившей полосе океана играло солнце…
— Вы, наверное, помните, как открывали памятник аскари?
— Как же, великолепно помню, я в то время как раз начинал свой бизнес. Но знаете, есть еще одна деталь, о которой вам, видимо, неизвестно: на месте аскари раньше стоял другой памятник, не помню какой. Его снесли англичане сразу после прихода в Дар-эс-Салам, я был еще мальчишкой. Но там совершенно точно стоял другой памятник…
Старик оказался прав. До британской оккупации Дар-эс-Салама в 1916 г. на месте аскари стоял другой монумент-фигура Германа фон Виссмана, под руководством которого немецкие войска подавили восстание местного населения в 1888–1889 гг. Позднее Герман фон Виссман был губернатором Германской Восточной Африки.
Англичане убрали памятник Виссману и впоследствии заменили его абстрактным, анонимным аскари, который, если не читать надпись Киплинга, может иметь сейчас совсем иной, новый смысл. Это, конечно, ни больше ни меньше как случайное совпадение, но статую поставили так, что штык аскари направлен на юг, в сторону расистских режимов Родезии и ЮАР. Поэтому сейчас в столице государства, на территории которого находится Комитет освобождения ОАЕ и штаб-квартиры национально-освободительных движений юга континента, аскари можно рассматривать как символ борющейся Африки с острием штыка, направленным против колониализма и апартхейда[10].
А табличка, которую мало кто читает, может быть, со временем попадет в городской музей и представит некоторый интерес для тех, кто занимается творчеством Киплинга.
Город изнутри
Безусловно, у Дар-эс-Салама есть и более сложные загадки и проблемы, чем название города или происхождение и смысл отдельных исторических памятников. Вот одна из них, пожалуй, самая главная. По последней переписи, в 1967 г. в столице насчитывалось 272 515 жителей, а все население страны составляло 12 231 тыс. человек. Демографы подсчитали, что за последнее время общий прирост населения в Танзании в среднем составляет 2,7 %, в то время как в Дар-эс-Саламе количество жителей увеличивается на 10 % в год. Это представляет довольно значительную диспропорцию к общему росту населения страны, и если так будет продолжаться, то где-то в середине восьмидесятых годов каждый десятый танзаниец станет жителем Дар-эс-Салама.
Возможно ли это? Теоретически, видимо, да. Но как это будет выглядеть на практике, пока трудно себе представить. Прежде всего такой рост противоречит кур-. су правительства Ньерере, направленному в настоящее время на преимущественное развитие сельской общины на принципах деревень «уджамаа». Основные силы и средства брошены сейчас на преобразование натуральной африканской деревни в коллективное товарное хозяйство. Это понятно в условиях аграрной страны, которая пытается изыскать внутренние ресурсы и возможности для своего дальнейшего развития.
Однако происходит обратный процесс: какая-то часть населения деревни, главным образом молодежь, стихийно старается оторваться от земли, уйти на заработки в город. Именно за счет притока сельской неквалифицированной рабочей силы и создается высокий процент роста населения Дар-эс-Салама. В городе пока не ощущается острой проблемы безработицы. Тем не менее бурный приток деревенской молодежи уже начинает оформляться в определенную социальную проблему. Вместе со стихийным ростом столицы увеличивается, например, преступность, главным образом мелкое воровство, ограбления частных квартир, небольших лавчонок, магазинов и т. п. Инспектор уголовной полиции Акилималп сказал мне как-то, между прочим, что у него на расследовании скапливается по тридцать-сорок дел одновременно.
Кто же эти лица, охочие до чужого добра? В управлении уголовной полиции листаю толстые альбомы в потертых дерматиновых переплетах. На каждой странице шесть-восемь фотокарточек. Это разыскиваемые преступники или лица, имевшие неоднократные судимости. У каждого на груди белая табличка с именем и номером уголовного дела. Возраст можно не указывать: в основном молодежь…