огие другие, вдруг оказался без работы. Некоторое время он оставался без всяких средств к существованию. И вот тут-то его осенила шальная мысль: попробовать писать картины маслом, писать то, что приходит в голову. Так на улице у магазинов торгового центра появилась первая экспозиция его картин.
Именно так объяснял свою новую профессию сам Тингатинга: стало необходимо, вот и начал писать. «Я почувствовал себя в мире нужды, страха, забот и темноты, когда узнал, что хозяин навсегда уезжает в Европу, — говорил Тингатинга. — Тогда-то я вспомнил о своем старом увлечении, которому раньше я не придавал особого значения. Я решил серьезно заняться живописью».
18 июня 1971 г. в танзанийской Национальной галерее искусств были впервые выставлены работы Тинга-тинги. «Это начало долгой и успешной карьеры художника», — писала в то время танзанийская газета «Нэшнелист». Но, к. сожалению, она ошиблась. Ее в общем-то № вполне обоснованное пророчество не сбылось или, вернее, — не полностью сбылось. Картины Тингатинги живут. Но его жизнь оказалась недолгой. В мае следующего года он погиб при каких-то таинственных, необъяснимых обстоятельствах. Говорят, это было убийство, — возможно с целью ограбления… Через два месяца, 10 июля 1972 г., его работы экспонировались на художественной выставке в Национальном музее Дар-эс-Салама.
«Рисуя по наитию и основываясь на реальной натуре, Тингатинга сделал множество эскизов животных, людей, птиц. Его форте заключается в преувеличении: массивные носы, чрезмерно длинные клювы, большие уши; даже жираф у него с преувеличенно длинной шеей, не говоря уж о его льве с суперафриканской густейшей гривой, — так писала о манере Тингатинги танзанийская газета «Дейли ньюс» после открытия выставки его работ в Национальном музее. — Тингатинге присущи дерзость и оригинальность, которые возвышают его до уровня наиболее выдающихся представителей народного искусства.
Выраженные им мысли, а также оттенки красок дают возможность получить глубокое представление об африканской культуре, о сочетании печали и радости с мимолетными «мазками» деревенского юмора».
Газета назвала Тингатингу «пионером фольклорной живописи в Танзании». В этом направлении он был первым и остается наиболее выдающимся его представителем. Конечно, в Танзании были и есть другие художники, хотя их немного. Можно назвать имена Сэма Т. Нтиро, Элиаса Тенго и Э. Чалли. Их картины полны социальных идей и выполнены в реалистической манере. С. Нтиро и Э. Тенго известны советскому зрителю по выставке их произведений, состоявшейся в Москве в конце 1971 г. Э. Чалли — молодой художник, выпускник Дар-эс-Саламского университета. Первая выставка его работ была устроена в 1971 г. Одни названия картин говорят сами за себя: «Борьба продолжается», «Колонизатор», «Неоколониализм», «Народная милиция» и т. д. Но картины Эдуардо Тингатинги занимают совершенно особое место. Они как бы уходят своими корнями в мир представлений племени маконде, прирожденно талантливых резчиков по дереву. Под прикосновением Тингатинги традиционная скульптура маконде пережила интересную трансформацию: объемная пластика как бы сплющилась, остались только два измерения; зато появились яркие, сочные краски, которые дали традиционным образам новую жизнь.
Тропинка из деревни Мсасани к торговому центру на Ойстер-Бэй не зарастает. На тротуаре у продуктовой лавки по-прежнему каждое утро можно увидеть с десяток новых картин. Это работы учеников Тингатинги. Как и Эдуардо, они начинают на тротуаре, но и их картины уже находят дорогу в Национальную галерею искусств. Среди лучших его последователей можно назвать Аджаба Абдалу, Тедо, Мпату, Линду, Мруту, Адеуси, Амонде… Впрочем, этот список постоянно растет. И завтра на тротуаре обязательно появятся новые имена.
Большие трудности испытывает страна в подготовке своих научно-технических кадров. Поэтому в ряде отраслей она до сих пор вынуждена прибегать к помощи иностранных специалистов. Кадровую проблему развивающихся стран хорошо сформулировал известный ганский экономист, исполнительный секретарь Экономической комиссии ООН для Африки Роберт Гардинер в интервью газете «Таймс оф Индия». Его слова в полной мере относятся и к Танзании: «Парадокс положения в Африке, который применим и к другим частям развивающегося мира, заключается в том, что там имеется большое количество нуждающихся людей, труд которых не используется полностью или совсем не используется. Они лишены покупательной способности и с экономической точки зрения могли бы вовсе не существовать. В то же время есть тысячи вакансий, которые ожидают подготовленной, квалифицированной рабочей силы». Итак, с одной стороны, колоссальный резерв рабочей силы, с другой — огромная нехватка кадров.
В сегодняшней Танзании на повестку дня ставится вопрос о необходимости решительной борьбы против остатков колониализма и любых происков неоколониализма, а также против вековой отсталости и пережитков всех оттенков докапиталистических формаций.
В центральной части Танзании, в районах, расположенных между областями Сингида и Аруша, проживает племя вадзабе. Оно насчитывает всего от восьмисот до тысячи человек. «Сомнительно, чтобы вадзабе как-нибудь непосредственно пострадали от колониального грабежа: ни их достояние, ни их рабочая сила не были затронуты в связи с тем, что эта народность остается на первобытном уровне развития, — писал известный танзанийский журналист Ф. Очиенг. — С незапамятных времен они жили охотой на диких животных, сбором фруктов, меда, кореньев, весь их труд уходил на пропитание».
Ф. Очиенг посетил одну из трех деревень «уджамаа», созданных у вадзабе. Вот что он пишет: «Мы пробирались через лес и неожиданно вышли на открытую поляну с какими-то небольшими возвышениями, похожими на муравейники, среди которых находилось продолговатое здание капитальной постройки.
Заметив около него небольшую футбольную площадку и детей в форме, я понял, что это школа. И только приблизившись к «муравейникам», окружавшим школу, мы увидели, что это и есть жилища крестьян деревни «уджамаа» Мунгули. Они строятся из тонких жердей и покрываются соломой от основания до самой «крыши», которая возвышается примерно на метр от земли. Дверей нет…
Вадзабе спят на высушенных шкурах животных, накрываясь неизвестно чем, в самых убогих условиях, которые только можно представить себе. Их общинные привычки заключаются в том, что все члены семьи едят из одной посудины…
Как мне показалось, их так называемая «деревня уджамаа», которая должна бы перестроить жизнь вадзабе на социалистический лад, послужила лишь тому, что эти люди «покончили» с бродяжничеством в лесу и теперь живут все вместе.
Я не заметил у них каких-либо существенных изменений ни в материальном, ни в моральном отношении. Правда, по крайней мере мне так сказали, они посеяли кукурузу и просо на общественных землях в 60 акров, с тем чтобы изменить рацион своей пищи, которая раньше состояла в основном из мяса диких животных.
Но из-за климатических условий и отсутствия навыков в выращивании урожайных культур эта попытка, видимо, не удалась. Во всяком случае, во время моего посещения деревни там не было ни зернышка.
К сожалению, эти люди уже привыкли ожидать от правительства поставок риса, кукурузы, проса, бобов, и все это привозится им за сто километров, из областного центра Сингиды».
Проявления непроизвольного, наивного иждивенчества подобного рода у вадзабе наталкивают Ф. Очиенга на мысль о том, что речь здесь идет не о развитии, а скорее о деградации. Как отмечает журналист, многие вадзабе снова возвращаются к «лесной жизни».
Где же выход? Может быть, в самом деле, лучше оставить вадзабе «в покое», не трогать и не ломать их традиционный уклад жизни?
Ф. Очиепг возражает против такой постановки вопроса. Он совершенно справедливо считает, что этот уклад можно и обязательно нужно ломать, только для этого требуется терпение и время, свой особый подход, оправданная затрата капиталовложений и квалифицированные, преданные этому делу кадры.
Таковы лишь некоторые трудности и проблемы, с которыми приходится сталкиваться Танзании на пути современного развития. За годы, прошедшие со времени провозглашения Арушской декларации, ее положения шаг за шагом проводятся в жизнь. В статье «1973 год: нам нужен только социализм» один из ведущих танзанийских обозревателей Дж. Улимвенгу писал: «Мы действовали быстро, национализировав банки и образовав один гигантский Национальный коммерческий банк. Мы создали государственную торговую корпорацию, монополизировавшую оптовую торговлю в интересах народа. Мы укрепили национальную корпорацию развития, чтобы ускорить рост экономики страны, делая основной упор на создание промышленности.
Кроме того, мы создали различные компании или перестроили деятельность тех, которые раньше существовали, в целях ускорения промышленного развития. Больше того, мы взяли в свои руки управление концернами, ранее принадлежавшими иностранным капиталистам, и провозгласили, что отныне они будут служить интересам широких масс танзанийских рабочих и крестьян.
Это лишь немногие практические мероприятия, предпринятые нами для изменения характера экономики страны…
И, однако, не все в нашей стране проходит гладко. Где-то и в чем-то есть изъяны».
Какие же вопросы, возникающие в ходе практического строительства, больше всего беспокоят сейчас танзанийцев? «Начать хотя бы с того, — пишет Дж. Улимвенгу, — что те компании и корпорации, которые, как мы уже сказали, были переданы в руки народа, оказались в руках кого угодно, только не народа.
Они управляются группой бюрократов, деятельность которых не оставляет у здравомыслящего танзанийца надежды на то, что эти корпорации помогут строить социализм…»
Здесь нужно оговориться, что статья Дж. Улимвенгу рассчитана на местного читателя, поэтому отдельные обобщения, может быть, несколько гиперболически заострены, преподносятся с полемическим пафосом и задором, свойственными манере этого журналиста. Цитируемая статья была помещена в правительственном органе — газете «Дейли ньюс», что, видимо, свидетельствует о важности, которую правительство придает кадровым вопросам недавно созданных государственных компаний и корпораций. «Эти технократы, — продолжает Дж. Улимвенгу, — получили такое образование,