– Мы просто пытаемся помочь.
– Ну так помогите. – Ули снял очки и зажмурился; на него нахлынуло такое отчаяние, что не осталось сил ссориться. – Пап, Лиза беременна. Я борюсь не только за нее, но и за нашего ребенка. Помогите мне перетащить ее на нашу сторону. Помогите ее спасти.
Отец нахмурился, и Ули морально приготовился к новому витку спора: сейчас папа скажет, что дело слишком опасное и безрассудное, что риск слишком велик, а Штази слишком страшна…
Однако отец неожиданно кивнул и спросил:
– Что надо делать?
Глава 13
25 декабря 1961 года
Из колонок Пауля по квартире лилась негромкая, чуть дребезжащая мелодия, и Лиза силилась расслышать песню Хартмута Эйхлера и его группы сквозь гул голосов гостей, которые толпились под голубой блестящей мишурой, петлями свисающей с потолка. Сама Лиза предпочла бы бархатный тембр Элвиса Пресли, но поостереглась доставать из-под матраса его пластинку: пусть припеву «Зациклился на тебе» могли бы подпеть все присутствующие, в ГДР запретили короля рок-н-ролла и многих других западных артистов, которых она любила.
Она взяла пустой поднос из-под закусок и понесла его на кухню, радуясь, что подвернулся удачный предлог улизнуть. Отец каждое Рождество устраивал сборище, и Лиза спокойно принимала эту традицию, однако сегодня друзья семьи слишком уж навязчиво лезли в ее личную жизнь: «Надо же, малыш! Какая радость! А когда рожать?..», «Ой, как жаль, что ты бросила учебу, но тебе и с ребенком возиться понравится…», «Как здорово, что у нас появится своя портниха! Будешь нам подолы юбок подшивать».
Лиза открыла холодильник и достала оттуда пластиковый контейнер с нарезанной колбасой, слыша, как на фоне общего шума хохочет Пауль. Брат весь вечер развлекал гостей возле елки. Вокруг него стайкой вились женщины с пышными прическами и мужчины в самых нарядных костюмах – ради праздника гости приоделись – и выпивали за будущих молодоженов. Через раздаточное окно между кухней и гостиной Лиза смотрела, как брат переплетает пальцы с пальцами Анны, а у той на руке поблескивает помолвочное кольцо. Выглядел Пауль счастливее некуда.
Но почему Лиза не могла разделить его радость?
Она открыла контейнер, чтобы переложить колбасу на поднос, и желудок скрутило от запаха специй и горчицы – и от невыносимого чувства, что она проводит Рождество словно по ту сторону кривого зеркала. У всех собравшихся были друзья и родственники в Западном Берлине – люди, с которыми им, как и Лизе, пришлось разлучиться. Как они могут улыбаться и наслаждаться жизнью, будто это самое обычное Рождество?
В кухню вкатился отец: на коленях у него лежал еще один пустой поднос, а вокруг шеи была намотана голубая елочная мишура, напоминающая боа из перьев.
– В этом году прямо аншлаг, – добродушно заметил он; щеки у него раскраснелись от выпитого. Он поставил поднос на разделочный стол, удовлетворенно вздохнув, и начал перекладывать туда колбасу из контейнера. – Ты не могла бы достать еще баночку маринованной моркови, liebchen?
– Думаю, все дело в новой квартире, – заметила Лиза, открывая дверь кладовой, где рядами стояли банки с консервированными овощами из дачного урожая. – Каждому хочется на нее посмотреть. И, конечно, на невесту Пауля.
– И на тебя тоже, – возразил отец, когда она вернулась к столу с банкой моркови.
– Ага, убедиться, что я и правда залетела от весси, – фыркнула девушка, но осеклась, увидев выражение папиного лица.
– Вот только не надо себя унижать, – мягко произнес он. – Любой из наших гостей желает тебе счастья.
Она оперлась руками о столешницу и промолчала, а отец подъехал поближе, и его коляска тихонько скрипнула.
– Знаю, ты надеешься однажды воссоединиться с Ули, и не прошу тебя отказаться от своей мечты. Но еще я хорошо понимаю, каково это, когда ставишь жизнь на паузу, и не хочу, чтобы ты теряла время в пустом ожидании, дорогая.
Лиза молчала, вспоминая, как несколько недель назад встретилась с Инге и передала ей ключи от старой квартиры на Рейнсбергерштрассе. Если все пойдет по плану, ждать осталось совсем недолго, однако Лиза не могла рассказать об этом отцу.
– Где бы ты ни оказалась – в Берлине, в Германии, да где угодно, – тебе самой выстраивать свою жизнь, – напутствовал он и накрыл ее руку широкой ладонью. – Так что, пожалуйста, солнышко, в этом году поставь себе цель обрести счастье.
Через пару часов Лиза выскользнула на балкон, где морозный вечерний воздух слегка остудил ее пылающие щеки. Она обвела взглядом город: в нескольких кварталах от нее призрачно сияли огни улиц Западного Берлина.
Девушка улыбнулась доносящимся до нее обрывкам музыки: где-то неподалеку какой-то смельчак слушал музыкальное радио Западной Германии у раскрытого окна.
«Власти, наверное, локти кусают, что, несмотря на политическую повестку, радиоволны не поддаются цензуре», – подумала Лиза.
Болит ли твое сердце?
Может, мне вернуться?
Скажи, дорогая, тебе одиноко?..
Музыка стихла, и Лиза догадалась, что неведомый слушатель образумился; тем не менее этот неожиданный подарок пришелся ей по душе.
Она зябко потерла голые руки, чувствуя, что все ее хладнокровие держится на тоненьком волоске. Она так увлеклась планами сбежать из Восточного Берлина, что совсем не подумала, чем это обернется для ее семьи и как папа через месяц-другой однажды проснется утром и обнаружит, что ее нигде нет. Если все получится, то сейчас Лиза встречает Рождество с отцом и братом в последний раз на долгие годы, а то и навсегда. Разве стоит портить праздник плохим настроением?
– Огоньку не найдется?
Лиза обернулась и увидела, что на балкон вышел Хорст. Короткий ежик волос, очки в роговой оправе – он даже в сшитом на заказ костюме выглядел так, будто заступил на дежурство. Молодой человек достал пачку сигарет – в темноте трехцветная этикетка была почти неразличима – и предложил Лизе, но она отказалась.
– Знаешь, исследования говорят, что курить очень вредно для здоровья, – наставительно изрекла она и оперлась локтями на перила.
Он повертел в массивной ладони пачку и зашвырнул ее далеко вперед.
– Тогда и я брошу.
– Серьезно? – изогнула бровь Лиза.
– Мне вообще особо и не нравилось курить. Тебе не холодно? – спросил он и, не дожидаясь ответа, снял с себя пиджак и накинул девушке на плечи.
– Спасибо, – поблагодарила она, удивленная его неожиданной галантностью. Хорст был тот еще здоровяк, поэтому хрупкая Лиза утонула в его пиджаке, однако жест ее тронул.
– Скучаешь?
– По чему?
– По Западу, – Хорст кивнул в сторону далеких желтых фонарей.
Лиза не сразу нашлась с ответом. Хоть они и были знакомы всю жизнь, но приятель брата служил в народной полиции и, как и Пауль, ревностно защищал идеи социалистического рая, которым, по его мнению, являлась ГДР.
– Иногда, – наконец призналась Лиза. – Скучаю по кинотеатрам. По магазинам.
– Вообще-то, они и у нас есть. – Хорст повернулся к ней с полуулыбкой, и в стеклах его очков блеснули огни ночного города. – Наверное, ты слишком много времени проводила на той стороне, чтобы это осознать.
Лиза промолчала, и он вздохнул.
– Я понимаю, что дело не в кино и магазинах. Совсем не в них. Ты тоскуешь по друзьям. По жениху. Пауль мне рассказал. Тебе сейчас тяжело. – Он замялся, но потом продолжил: – Просто знай, что у тебя и здесь есть друзья.
Он практически повторил слова отца.
Пожалуй, теперь Лиза и сама начинала в них верить.
Она выскользнула из пиджака Хорста и отдала хозяину, чтобы вернуться в квартиру.
– С Рождеством, Хорст.
– С Рождеством, Лиза.
Глава 14
25 декабря 1961 года
Ули включил радио, и по холодному подвалу пивной разлился звучный голос Элвиса. Сверху, из зала, слышалось, как гуляки подпевают рождественским гимнам. Так поздно ночью в сочельник завсегдатаи были уже слишком пьяны, чтобы различить музыку в подполе. Ули закрыл глаза, наслаждаясь мелодиями, и покрепче сжал в руках черенок лопаты.
Элвис был любимым певцом Лизы. В их паре именно музыка служила этаким яблоком раздора: Ули всячески старался приобщить Лизу к новым альбомам, а она предпочитала подпевать давно известным, но обожаемым хитам. Сколько раз они отпихивали друг друга от проигрывателя в пивном зале, а потом Лиза победоносно улыбалась, когда из динамиков лился мотивчик «Синих замшевых туфель» [18]?
Это Рождество они с Лизой должны были встречать вместе, в первый раз как жених и невеста. Ули представил, как мог бы проходить праздник: как они танцевали бы возле маленькой елочки у себя в квартире и целовались бы под омелой. А что в итоге? Он стоит в холодном – настолько холодном, что изо рта вырываются клубы пара, – подвале и слушает любимого певца Лизы.
Наконец голос Элвиса постепенно стих, и в микрофон заговорил диджей:
– На РИАС [19] Элвис Пресли с песней «Тебе сегодня одиноко?» [20].
Ули склонил голову над черенком лопаты, надеясь, что, несмотря на жесткую цензуру, Лиза тоже слышала эту композицию. Он не знал наверняка, ловило ли ее радио нужную волну, но все равно заказал песню Пресли – наудачу. Ули с удовольствием бы подарил Лизе на Рождество что-то посерьезнее какой-то мелодии, но ничего другого он отправить на ту сторону границы не мог, поэтому сгодилась и она.
Тут ему на плечо легла чья-то рука; Ули торопливо вытер со щек слезы и повернулся к Юргену.
– Не нужно держать все в себе, дружище. – Юрген сунул лопату под мышку, порылся в кармане куртки и достал оттуда фляжку. – Уж с нами-то можешь расслабиться.